Принцесса для императора (СИ) - Замосковная Анна - Страница 26

***

«Ингвар!» — всякое воспоминание о нём — точно удар. Ненавижу. Ненавижу собственную глупость: как я не догадался, что за всем стоит этот предатель?! Конь подо мной хрипит от напряжения, рядом сбрасывает пену конь Фероуза. Мы скачем по сельской дороге, и если в доме не будет Мун, Октазии лучше бежать из страны. Мимо проносятся изящные оливковые деревья. Сквозь бешеный перестук копыт доносится возглас Фероуза: — Дом! Я ещё ничего не вижу, но магическому чутью друга доверяю больше, чем своим глазам. Через пару минут он добавляет: — С магической защитой! Как и говорила Октазия. Надеюсь, в остальном она тоже честна, иначе… Иначе я могу делать роковую ошибку, уезжая из Викара и оставив раненого сына там на попечении младшего придворного мага. Наконец вижу белёные стены и крышу особняка над ними. Даже я чувствую, что с домом что-то не то. Сейчас не до маскировки, я позволяю ногтям превратиться в когти. Выпущенная магия вихрем проносится по телу, укрепляя мышцы и кости, удлиняя зубы. На загривке прорастает шерсть, окружающее обесцвечивается, всё становится почти болезненно-чётким в мире оттенков серого цвета. Теперь я вижу, что по верхней плоскости стены горит пламя защитных чар, а вся территория накрыта туго свитой белёсой сетью. Не сговариваясь, мы с Фероузом одновременно осаживаем коней и дальше двигаемся шагом. — Похоже, под ним какой-то древний алтарь, — Фероуз поглаживает курчавую бороду. — Защита непропорциональна зданию. — Или источник. Или дух. — Оглядываю стены, через которые прорастают чёрные отростки, невидимые обычным зрением. — Настоящая крепость. — Думаешь, она там? Ощущаю пристальный взгляд Фероуза. Признаюсь: — Надеюсь. Хотел бы я быть сейчас таким же спокойным, как накануне моих самых грандиозных штурмов, но вынужден признать: никогда в жизни (даже когда трясся под крыльцом, пережидая бурю и соскребая острым камнем рабское клеймо) я не чувствовал себя таким беспомощным и неуверенным. Такое ощущение, что вместе с Мун из меня вытащили какой-то стержень. Словно у меня забрали моё бесстрашное сердце. Глупость. Мотнув головой, сосредотачиваюсь на деле. Судя по тому, как чётко мне удаётся просмотреть конструкцию особняка и защитные чары, магия этого места основывается на магии духов. Мы останавливаемся в трёхстах метрах от дома. — Свежие чары. Местные. — Фероуз сплёвывает в пыль. — Ненавижу их. Кошусь на него: хмурится, нервно подёргивает бороду. Уточняю без особой надежды: — Сможешь аккуратно от них избавиться? Он отрицательно качает головой: — Почти наверняка разрушу дом до основания. Мало песка, даже в глубинных слоях. И слишком много воды. Не удержу. Стискиваю зубы и острее ощущаю клыки. — Прикроешь меня, — говорю глухо. — Надо было взять отряд, — с сожалением отзывается Фероуз. — А если бы среди них оказались предатели? — Поворачиваю голову к нему, стискиваю поводья. Конь хрипит подо мной, вряд ли он переживёт сегодняшнюю ночь. — Это Ингвар. Человек, которого я принял в свою семью. Губы Фероуза вздрагивают в полуулыбке: — Не принял. — В любом случае его связи с местными могут оказаться шире и прочнее, чем мои. Лучше действовать вдвоём. — Как в старые добрые времена. Ухмыляюсь и спрыгиваю на землю. Моего коня шатает. Фероуз спешивается чуть медленнее — возраст — и кладёт ладонь на рукоять висящего на поясе меча. Слова родной речи согревают сердце, Фероуз считает по-нашему: — Пять, четыре, три, два, один. Нас окутывает мерцающим песком. Для меня он серый, точно зола. В этом облаке мы шагаем к зачарованным стенам, и спрятанные в них щупальца чар спокойно лежат внутри, не подозревая о приближении врагов. Высота стены — семь метров, слишком даже для моей ипостаси. Фероузу даже приказа не надо, он сцепляет ладони, я отталкиваюсь и прыгаю наверх. Вживлённые в верхушку магические щиты не успевают сработать — я ныряю в отверстие сети и приземляюсь на каменную дорожку. В меня летит пламя. Перекатываюсь, срываясь на рык: Борн стоит неподалёку. Его губа разбита. Когда? В столице его не били, а рана свежая. Мун? Она могла. Он что, прикасался к ней? Ярость охватывает разум алой пеленой, мир оттенков серого окрашивается багрянцем безумия. Мышцы взрываются болью молниеносного увеличения, я скачками несусь на ошалевшего Борна, прыгаю, ломая лезвия боевых заклятий, и мы катимся по траве. Мои когти вспарывают плоть. Крик. Мы катимся по земле, мимо просвистывает стрела. Рывком загораживаюсь от лучника Борном, того прошивает сразу двумя стрелами. Два лучника. Всё пульсирует в красном свете гнева. Моя одежда трещит, выпуская изменённый торс. Снова мчусь — на всех четырёх лапах, запах крови пьянит, клыки жаждут плоти. Улавливаю запах Мун. Она здесь. Её здесь обижали. С разбега вгрызаюсь в лучника, скачу к следующему. «Мун-Мун-Мун», — стучит в полузверином мозгу в такт колыханию гривы. На дорожку выскакивает солдат, замахивается мечом — ныряю под лезвие, кусаю, рву. Убью. Всех. Всё уничтожу. Запах Мун здесь. Оглашаю окрестности рыком. Ещё человек. Ещё враг. На нём запах Мун. Ослеплённый, я мечусь между вооружёнными фигурами, между лезвиями защитных чар, между невидимыми простым людям сетями. Чувствую, как соскальзываю в бездну звериного безумия. Здесь Мун. Она здесь. И я должен её защитить. Мчусь в особняк, сшибая людей, перегрызая глотки, руки, ноги, сшибая, убивая, разрывая. Мокрые лапы скользят по плитам пола, но я бегу дальше — на усиливающийся запах Мун. Она там. Иду к ней. Вокруг всё звенит и кричит. Поднята тревога, обереги тянутся ко мне смертоносными удавками, но среди комнат я уже нахожу ту, где одуряюще пахнет Мун и кровью. Нахожу дверь. Ступени вниз. Ингвар выскакивает из боковой комнаты, затягивая на ходу шаровары. Мгновение я смотрю на исцарапанное лицо, осознаю — и всё затопляет ярость, я падаю в алые сполохи гнева, я едва слышу мольбу, предсмертные крики, едва ощущаю удары по торсу. Моя ярость и боль безграничны: он прикасался к Мун. Тело подо мной обмякает, но я не могу остановиться, мой разум полон ужасных видений, и я терзаю труп. Больше всего мне хочется плакать. Я её не уберёг. Не спас Мун. Это осознание придавливает меня многотонной каменной плитой. Останавливаюсь. Я весь в красном и липком. Ингвара никто не сможет опознать. Но что в этом толку, если я не успел защитить Мун? Лёгкие сковывает стальными обручами. С силой втягиваю воздух. Глаза наполняются слезами, солёная влага срывается с ресниц и устремляется вниз. Сквозь сероватую муть я вижу свои человеческие окровавленные руки. Обычно мне требовалось несколько часов для возвращения в человеческий облик, но почему-то сейчас это заняло считанные мгновения. Это даже не было больно — всё заполнило чувство вины. Я не уберёг Мун. Принял её в семью, а защитить не смог. Не досмотрел. Как я мог? С трудом поднимаюсь. Дышать тяжело, думать не хочется. Набравшись смелости, заглядываю в комнатку. Мун сидит в углу, обхватив сея руками, и безмолвно плачет. Застываю. Нет сил смотреть ей в глаза. Опускаю взгляд. Мои ноги облеплены чудом удержавшимися на мне шароварами, сменившими цвет с синего на багряный. — Ты… как? — сипло шепчу я. И ужасно боюсь услышать ответ, хотя понимаю, что Мун скажет что-нибудь в духе «я в порядке». Она всхлипывает. А в следующее мгновение поднимается на дрожащих ногах и бросается ко мне. Мун повисает у меня на шее. У меня — залитого кровью, злого и страшного, и начинает тихонечко плакать. Обнимаю её тонкую талию, глажу дрожащие плечи. — Всё будет хорошо, — шепчу я, охрипнув от захлестнувших меня чувств. — Всё будет хорошо. Мун… Она прижимается ко мне, и сердце рвётся из груди. Кажется, я схожу с ума… — Всё уже хорошо, — шепчет она. — Вы живы, ты жив… они… они хотели… Она захлёбывается рыданиями. — Мун. — Больше всего на свете мне хочется забрать её из этого кошмара. Подхватываю её на руки. — Мун, закрой глаза. Она зажмуривается, и я несу её через останки Ингвара. Он никогда больше не причинит ей боль. Никто не причинит, я не позволю.

ГЛАВА 20. Под крылом Императора Никогда ещё не дралась так отчаянно, как с Ингваром. А за победу я вознаграждена не только спасением чести, но и появлением Императора, тем, что теперь нахожусь в его надёжных, сильных руках. Сердце сходит с ума: Император пришёл за мной, он рядом, он выносит меня из ужасного подземелья. — Только не открывай глаза, — сипло шепчет он. Подчиняюсь. Что угодно — только бы продолжал нести, только бы ощущать жар его обнажённой кожи, чувствовать под пальцами его застарелые шрамы (как их много, о скольких битвах напоминают они? о скольких победах над смертью?). Как мне хорошо. После пережитых кошмаров я неприлично счастлива, и голова кружится, и снова в неё накатывает туман, но теперь это приятно. Из-за близости Императора разрастающаяся в голове муть не кажется ужасной. Сквозь веки просвечивает солнце, на коже чувствую ветер. — Не открывай глаза, — снова просит Император. — Не буду, — шепчу я странно заплетающимся языком. Кажется, я проваливаюсь, но куда? Непонятно, но мне становится всё лучше…