Кошки-мышки (сборник) - Каспари Вера - Страница 14

Мелодия струилась меж пыльных белых перекладин шпалеры, среди ветвей искусственной сирени. Раньше я никогда не говорил вслух и не писал о мечтах, переполнявших меня с того самого вечера с Лорой, тем не менее я безо всякой опаски поделился ими с человеком, тоскующим о женщине, которую он никогда не встречал.

Песня закончилась. Освободившись от печальных воспоминаний, я осушил бокал и вернулся к менее тягостной теме – убийству. К этому времени я уже овладел собой и мог спокойно обсудить сцену, которую мы наблюдали в гостиной Лоры, и то, как побледнел Шелби при виде бутылки бурбона. Марк сказал, что пока нашлись только косвенные улики и их недостаточно, чтобы предъявить обвинение жениху.

– Скажите, Макферсон, по-вашему, он виновен?

Я был с ним откровенен и ожидал в ответ искренности, но он лишь дерзко улыбнулся. Тогда я воззвал к его чувствам.

– Бедная Лора, – вздохнул я. – Какова ирония судьбы, если убийца Шелби! Так щедро дарить любовь, а взамен получить предательство! Представляю, что она испытала в последние минуты жизни!

– Она умерла почти мгновенно. Потеряла сознание через несколько секунд.

– Вас это радует, Марк, не так ли? Вам приятно сознавать, что у нее не было времени на сожаления о подаренной любви?

– Я этого не говорил, – возразил он ледяным тоном.

– Не смущайтесь. Ваше сердце не мягче, чем у любого другого шотландца. Сэр Уолтер и сэр Джеймс были бы от вас в восторге. Характер, непоколебимый как скала или могильный камень среди вереска…

– А вы, американцы, суровы только с виду, а на самом деле мягкотелы, как черви. – Его костлявые руки сжали край стола. – Давайте лучше еще выпьем.

Я предложил коньяк «Курвуазье».

– Заказывайте сами. Я не выговорю.

Немного помолчав, Марк продолжил:

– Послушайте, мистер Лайдекер, есть одна вещь, которую я хотел бы знать. Почему Лора откладывала свадьбу? Она же любила Шелби, в квартире полно его фотографий, тем не менее она все время откладывала бракосочетание. Почему?

– Общеизвестное проклятие золота.

Он покачал головой.

– Мы с Карпентером говорили об этом. Он ведет себя довольно порядочно, если только можно назвать порядочным человека, который берет деньги у женщины. Но мне вот что не дает покоя: они вместе бог знает сколько времени и наконец решают пожениться. Она собирается в отпуск, планирует медовый месяц, и вдруг ни с того ни с сего перед самой свадьбой ей нужна неделя одиночества. С чего бы?

– Лора устала. Хотела отдохнуть.

– Вы прекрасно знаете, что когда все повторяют одно и то же, причем самое простое, это, как правило, полная чушь.

– А вы считаете, Лора искала предлог, чтобы отложить свадьбу? И не ждала в трепетном предвкушении этого великого дня, как ждут его счастливые невесты?

– Возможно.

– Странно, – вздохнул я. – До чего же странно и трагично, что мы сидим за тем же столиком, под той же потрепанной сиренью, слушаем ее любимую мелодию и страдаем от собственной ревности. Лора мертва, поймите же, мертва!

Марк нервно крутил в руках коньячный бокал. Затем, проникая взглядом темных глаз сквозь эфемерную паутину моей защиты, спросил:

– Если она была вам так дорога, почему вы не разобрались с Шелби?

Я встретил его испытующий взгляд великолепным презрением.

– Лора была взрослой женщиной. Она дорожила своей свободой и ревностно ее оберегала. Она знала, чего хочет ее сердце. Или думала, что знает.

– Если бы мы с ней были знакомы… – начал Марк с ноткой мужского всемогущества в голосе, однако умолк, так и не договорив.

– Да вы противоречивы, Макферсон!

– Противоречив! – громко повторил он, словно бросив слово в середину сада. Несколько человек удивленно посмотрели в нашу сторону. – Хорошо, я противоречив. А остальные? А сама Лора? Куда ни посмотри, везде противоречия.

– Именно из-за них вам кажется, что Лора жива. Сама жизнь состоит из противоречий. Лишь смерть неизменна и постоянна.

Марк тяжело вздохнул, решив освободиться еще от одного мучительного вопроса.

– Она когда-нибудь говорила с вами о «Гулливере»?

Я сразу понял, куда он клонит.

– Одна из ваших любимых книг, так ведь?

– Откуда вы знаете? – спросил он с вызовом.

– Мой дорогой друг, ваша хваленая наблюдательность ничего не стоит, если вы не заметили, что я посмотрел, какую книгу вы так внимательно изучали в квартире Лоры в воскресенье. Я хорошо знаю эту книгу. Она рассыпалась от старости, и ее переплели в сафьян по моей просьбе.

Марк застенчиво улыбнулся.

– Я не сомневался, что вы за мной следите.

– Но ничего не сказали, видимо, хотели, чтобы я думал, что вы ищете ключ к разгадке убийства среди лилипутов. Что ж, если вам это приятно, молодой человек, я могу подтвердить, что ваши с ней литературные вкусы были похожи.

Он принял мои слова с очаровательно благодарным видом. Я посчитал, сколько дней прошло с тех пор, когда Марк говорил о Лоре как о ветреной дамочке. Если бы я ему сейчас об этом напомнил, он накинулся бы на меня с кулаками.

Великолепное сочетание хорошей еды, вина, музыки, коньяка и сочувствия пробили брешь в его замкнутости. Марк заговорил с трогательным чистосердечием:

– Более трех лет мы жили в полумиле друг от друга. Наверное, ездили в одном и том же автобусе, садились в один и тот же вагон метро, сотни раз проходили мимо друг друга. Она тоже покупала лекарства в аптеке Шварца.

– Поразительное совпадение!

Марк не заметил иронии. Он поддался чувствам.

– Должно быть, мы часто сталкивались друг с другом на улице.

Похоже, эта мысль приносила ему слабое утешение на фоне всех мрачных фактов. Тогда-то я и решил написать об этом несостоявшемся романе, таком хрупком и таком типичном для Нью-Йорка. История в духе О’Генри. Я почти услышал, как, работая над ней, старина Сидни Портер заходится в кашле.

– Потрясающие ноги, – пробормотал Марк. – Первым делом я всегда смотрю на ноги. Изумительные щиколотки.

Музыку выключили, и почти все посетители покинули сад. Какая-то парочка прошла мимо нашего столика. У девушки были великолепные ноги, но Марк даже не глянул в ее сторону. Он предавался фантазиям о встрече в аптеке Шварца. Он, Марк, покупал трубочный табак, а Лора бросила десятицентовую монетку в автомат, продающий почтовые марки. Она могла бы уронить кошелек. Или в ее глаз попала бы соринка. Лора поблагодарила бы его одним-единственным «спасибо», но это слово прозвучало бы для него как музыка с небес. Взгляд на ее ножки, обмен взглядами – и все сразу бы стало ясно, как у героев Шарля Буайе и Маргарет Саллаван в фильме «Переулок».

– Вы читали мой рассказ о Конраде?[27] – спросил я.

Вопрос прервал юношеские фантазии Марка. Он уставился на меня несчастным взглядом.

– Эту легенду лет сорок пять назад рассказывали в Филадельфии за портвейном и сигарами; за вышиванием и макраме ее тоже обсуждали, но в основном шепотом. Позже авторство приписали мне, хотя я не имею к этому никакого отношения. Просто пересказываю историю, достоверность которой подтверждается тем, что в нее до сих пор верят упорные и невозмутимые люди, славящиеся честностью и отсутствием воображения. Я имею в виду общину амишей[28] из Пенсильвании.

Конрад был одним из них. Крепкий, грубоватый парень, больше приспособленный выращивать брюкву, чем предаваться необузданным фантазиям. Однажды он работал в поле, как вдруг со стороны дороги послышался грохот. Конрад с мотыгой в руках побежал на шум. Груженная овощами телега столкнулась с элегантной каретой. К своему огромному удивлению, Конрад обнаружил, что вместо мотыги держит женщину.

У амишей, которые хвалятся своей простотой и скромностью, даже пуговицы считаются богопротивным украшением. До той минуты Конрад видел только девушек, одетых в полинялые хлопчатобумажные платья на крючках, и с волосами, заплетенными в жидкие косицы. Сам Конрад носил синюю рабочую блузу, застегнутую до самого горла, а его лицо украшали реденькие, похожие на обезьяний мех бакенбарды, столь ценимые его сородичами как признак благочестия.