Красноармеец Краснофлотец № 21-22
((ноябрь 1937)) - авторов Коллектив - Страница 12

Дверь, у которой они дежурили, отворилась. Тот самый смуглый, черноусый человек, которого Рышка видел в коридоре, выходил из комнаты.

За ним быстро шел другой, небольшого роста, с необычно высоким лбом и живыми глазами. Он крепко тряхнул руку уходящего товарища и, прищурясь, посмотрел на красногвардейцев. Фигура у него была крепкая, движения легкие, быстрые, точно их обладателю хотелось все скорее сделать.

Рышка, всматриваясь в лицо человека, вдруг задрожал, обмер. Лицо было знакомое, он видел его на портретах. А Семенов поклонился и сказал:

— Здравствуйте, Владимир Ильич!

Ленин легко повернулся к нему и протянул руку.

— Здравствуйте, товарищ, — сказал он и повернулся к Рышке.

— Здравствуйте, — сказал он ему и тоже протянул руку. Рышка быстро переложил винтовку в левую руку и крепко сжал руку Ленина. Он волновался ужасно, сам не зная, почему. Близко перед ним было простое, чуть скуластое лицо, поросшее рыжеватой бородкой, с морщинками у губ и под глазами. Небольшие, запавшие глаза смотрели на Рышку дружелюбно и весело. Рышка еще раз пожал руку Ленина и сказал:

— Товарищ Ленин, Владимир Ильич! Я вот читал писание ваше о земле.

И думая, что Ленин, может быть, не помнит, о чем он говорит, поспешно объяснил:

— А это вы о земле говорите, что надо ее от помещиков отобрать.

Ленин кивнул головой.

— Знаю, знаю, — сказал он, — вы крестьянин?

— Так точно, крестьянин, — поспешно ответил Рышка, не спуская глаз с Ленина и внимательно изучая его всего — костюм, лицо, глаза, манеру держаться. Употребляя старое рышкино выражение — можно было сказать, что Рышка примеривал к себе Ленина. Ленин был совсем простой. На нем был старенький пиджачный костюм, галстук сгорбился, вылезая из жилета, брюки морщились на коленках. Лицо было бледное от усталости, но глаза теплые, живые. Рышка видел и чувствовал, что Ленину не было скучно с ним разговаривать, он с явным интересом смотрел на Рышку и слушал его.

— Владимир Ильич, — торопливо спросил Рышка. — Вы меня простите, но я от вас желал бы услышать — окончательная теперь борьба идет с буржуазией и помещиками?

— Окончательная, — серьезно ответил Ленин, — мы боремся за нашу народную, советскую власть.

— А земля к крестьянам отойдет?

— Земля отойдет к крестьянам без всякого выкупа, — сказал Ленин, — землей будет владеть тот, кто ее обрабатывает.

Рышка все не спускал глаз с Ленина. Губы у него дрожали. Дрожала и рука, которой он сжимал винтовку.

— Простите, Владимир Ильич, что время у вас отнял, — глухо сказал Рышка, — а только спасибо вам за вашу простоту. Уж так мне повидать вас надо было…

— Вот и повидали, — улыбаясь, сказал Ленин, — и я был рад поговорить с вами. Если понадобится, приходите ко мне.

Он ушел, дверь закрылась за ним. Рышка стоял, охваченный странным, глубоким волнением. Семенов что-то говорил ему, но он не слышал. Он не был в силах овладеть своими мыслями и чувствами. До сих пор он знал Ленина, как высшего начальника революции, как автора зажигательных и понятных ему воззваний, и в нем создался особый образ Ленина — большой, величавый, но немного расплывчатый. Теперь он увидел живого Ленина, простого человека (этот Ленин стал ему по-особому близок), и он старался объединить в своем сознании два эти образа — прежнего и теперешнего Ленина.

Пришла смена, он ушел вниз, сидел в столовой и пил чай из огромного медного чайника, ел черный, круто посоленный хлеб. На столе перед ним лежала свежая газета «Рабочий путь». Он начал читать передовицу, озаглавленную «Что нам нужно»:

«…Настал момент, когда дальнейшее промедление грозит гибелью всему делу революции. Нужно нынешнее правительство помещиков и капиталистов заменить правительством рабочих и крестьян… Нужно правительство Кишкина-Коновалова заменить правительством советов рабочих, крестьянских и солдатских депутатов. То, что не было сделано в феврале, должно быть сделано теперь. Таким и только таким путем могут быть завоеваны мир, хлеб, земля, свобода»[2].

Он с глубоким удовлетворением прочел эти слова. Повторил вслух, наслаждаясь тем, что большевистская газета выражала самые заветные его мысли:

— «Таким и только таким путем могут быть завоеваны мир, хлеб, земля, свобода».

Он отыскал Мазурина, показал ему передовую и спросил, кто написал ее.

— А тебе зачем? — хмуро (он был очень занят) спросил Мазурин.

— Да уж правильно написано, — объяснил Рышка. — Не Ленин писал?

Мазурин улыбнулся. Как раз эту передовую было ему поручено использовать в качество тезисов для сегодняшних выступлений, и он знал, что передовую написал Сталин. Он сказал об этом Рышке, пояснив ему, что Сталин стоит во главе Военно-Революционного центра, выделенного Центральным комитетом большевиков для руководства вооруженным восстанием.

Рышка кивнул ему головой. Он запомнил это имя.

Напряжение понемногу оставляло его, и он чувствовал себя хорошо и спокойно. На дворе гудели автомобили, разъезжаясь во все концы города. Прибежал Мазурин, как всегда спокойный, и велел собираться. Пока ехали, трясясь на. старом грузовике, Мазурин тихо рассказывал Рышке, что часть гарнизона оставила Зимний дворец и сейчас должен начаться его окончательный штурм.

Проходил короткий октябрьский день, холодный ветер дул со взморья. Выстрелы доносились с окраин города, гулко отдавались над Невой. Серый корпус «Авроры» виднелся на Неве, почти против дворца. Матросские десанты продолжали высаживаться недалеко от Николаевского моста. Вместе с матросами прибывали и кронштадтские рабочие, вооруженные винтовками, с патронными сумками на поясах. Прибывали и солдаты из частей, расположенных под Петроградом: из Царского, Петергофа, Гатчины. Кольцо революционных войск все туже стягивалось вокруг Зимнего. У Александровского сада стоял броневой дивизион, трехдюймовые орудия глядели на дворец из-под арки Главного штаба, ревельский матросский отряд занимал Троицкий мост, павловцы грозили со стороны Мойки (они стояли и перед домом, где умер Пушкин), а красногвардейские отряды были повсюду.

Матросы в засаде. С карт. худ. Богородского.

Со стен Петропавловской крепости орудия были направлены на дворец. Дворец был последним островком, где, как мыши, спасающиеся от наводнения, сидели члены Временного правительства, покинутые своим председателем, который еще днем сбежал из Петрограда. Воинские части покидали дворец. Ушли самокатчики, за ними казаки. Юнкера засели на баррикадах перед дворцом и постреливали, если видели кого-нибудь на пустынной Дворцовой площади. Без выстрела сдался штаб округа, и министр Кишкин, вместе с новым главнокомандующим генерал-майором Багратуни, в полной растерянности пробрались в Зимний доложить правительству об этом.

Был уже вечер. Рышка находился вместе с красногвардейцами против дворца, со стороны Главного штаба. Прожекторы освещали площадь, одиночные фигурки поспешно перебегали ее. Вдруг со стороны дворца послышался грохот. Несколько орудий рысью выехали из ворот и пересекли площадь. Юнкера сидели на передках, растерянно посматривая на красногвардейцев. Они уже сворачивали на Невский, когда навстречу им попался Павловский полк. Произошло смятение. Несколько человек соскочили с передков и скрылись в толпе. Высокий юнкер метался перед орудиями и истерически кричал:

— Господа, нас предали, не было никакого приказа Временного правительства выступать нам из дворца!

Орудия уже поворачивали и везли обратно под арку, где их устанавливали против Зимнего. Кто-то громко рассказывал, что батарею хитростью выманили из дворца и что там не осталось ни одного орудия.

Пулеметы затрещали с баррикад, сложенных против дворца. В стороне Эрмитажа происходило движение. Там вспыхивали огоньки выстрелов. Позади себя Рышка услышал шум. Он оглянулся. Подходил новый красногвардейский отряд со стороны Морской. Красногвардейцы шли стройно, равняясь в рядах не хуже солдат. Красногвардейцы бросились на площадь. Вдруг со стороны Невы донесся тяжелый грохот.