Выбери любимый жанр

Жила ли Дева Мария? - Румянцев Н. В. - Страница 12


Изменить размер шрифта:

12

Дальше у Луки идет рассказ о том, что по повелению римского императора Августа была назначена народная перепись «по всей земле», каковую в Палестине проводил наместник Квириний и по правилам каковой каждый гражданин обязан был являться в свой родной город, почему Иосифу с беременной Марией пришлось из северного Назарета путешествовать в южный Вифлеем, т. е. за многие десятки километров. Эта историческая справка или указание евангелиста представляет собою сплошную нелепицу. Прежде всего, известно, что при Августе никакой общегосударственной, общенародной переписи не производилось. Далее, Иосифу незачем было путешествовать так далеко — так как по римским законам каждый гражданин мог давать о себе сведения для переписи прямо властям того города, где он жил, а не откуда происходил родом. Женщин же и совсем не привлекали к ней: за них давали сведения мужья или отцы, братья.

В непримиримое противоречие с Матфеем попал здесь Лука из-за своего наместника Квириния: по словам первого евангелиста, Иисус полился при царе Ироде; по Луке — при названном наместнике. Лица эти хронологически несовместимы, ибо Ирод умер за десять лет до наместничества Квириния, а последний был назначен в Сирию и Палестину губернатором десять лет спустя смерти Ирода, когда Иудея потеряла свою политическую самостоятельность. Вся эта путаница объясняется тем, что Луке во что бы то ни стало хотелось подвести мнимо-историческую подкладку под вычитанный им из ветхого завета мотив переписи, каковой он усмотрел в качестве намека на отношение к мессии-христу в словах псалма: «Господь в переписи народов напишет: такой то родился там» (86,6). В таком использовании мнимых ветхозаветных намеков на события из жизни грядущего мессии Лука пошел еще дальше.

Так, из слов Исайи о яслях (1,3) Лука смастерил сцену положения новорожденного Иисуса Марией в ясли, за неимением, якобы, места в гостинице, куда он присоединил мотив пеленания младенца богоматерью, усмотрев его в словах книги Премудрости Соломона (7,4–5). Идя дальше, в связи с яслями и, значит, хлевом для скота, он был вынужден вывести на сцену и пастухов, как первых свидетелей рождения чудесного младенца и первых поклонников его.

Две последние сцены у Луки: о приветствии младенца Иисуса в храме престарелыми Симеоном и Анной и о выступлении его двенадцатилетним в храме пред учителями-книжниками, — навеяны ему и в некоторой своей части написаны в подражание отдельным рассказам о детстве мифического ветхозаветного пророка Самуила, — сына престарелой Анны. С последней евангелист списал образ и заимствовал имя для своей престарелой Анны; мотив же двенадцатилетнего Иисуса с его выступлением в храме он взял из иудейского предания, что первое пророческое выступление Самуила в храме произошло тогда, когда ему было двенадцать лет; предание это сохранилось в трудах Иосифа Флавия.

На этом мы заканчиваем свой краткий разбор благовещенских и рождественских сказаний Матфея и Луки об Иисусе и деве Марии. Разбор это показал нам, что во второй половине II в. евангельская история названных мифических героев пополняется, по сравнению с евангелием Марка, целым рядом новых мотивов, сцен, вращающихся вокруг идей зачатия и рождения мессии-христа и рисующих его мнимоземное происхождение. В связи с развитием этих идей и необходимостью выразить их, наглядно изобразить в соответствующих картинах, выдвигается на сцену, кроме самого Иисуса, также его мать Мария, начинает создаваться, хотя еще в небольшой, отрывочной степени, и ее мнимоземная история. Эта история, неразрывно связанная там с занимающей главное место историей Иисуса, вместе с ней создается в отношении материала, мифологического содержания в большинстве случаев путем использования, переработки или обработки отдельных ветхозаветных мест, сцен и отрывочных фраз, выражений.

Это имело свои причины. Одной из них было то, что, в силу мифичности главных героев и необходимости рисовать, все же, их земную жизнь, евангелистам-евреям в поисках необходимого материала приходилось прибегать к помощи им лучше известных литературных произведений — ветхозаветных писаний. С другой стороны, они обязаны были делать это, потому что Иисус стал считаться уже приходившим на землю мессией-христом, о котором имелись в ветхом завете многочисленные предсказания, пророческие вещания, заранее рисовавшие его образ и земную историю. Надо было только выбрать эти мессианские места, а содержавшиеся в них мотивы, намеки, идеи и образы разработать в связное и цельное повествование, как о, якобы, уже совершившихся, осуществившихся фактах.

Как евангелисты справились с этой композиционной работой, мы наблюдали выше на многих примерах, показывавших, что без вопиющих натяжек здесь над текстом, выхватывания отдельных фраз и превращения их в целые сцены и т. п. дело не обошлось. Видели мы и то, что они в силу не установившейся еще схемы, остова земной истории мессии-Иисуса, набрасывали противоречивые, непримиримые картины. Так, Матфей обстоятельства рождения и детства спасителя рисует в мрачных красках: козни Ирода, массовое умерщвление им детей, бегство в Египет, а на ряду с этим — дорогие подарки и поклонение со стороны пришельцев-мудрецов с Востока. У Луки — идиллическая картина: мирное путешествие родителей в Вифлеем, рождение в каком-то хлеву, скромная колыбель — ясли, явление и ликующие хоры ангелов, поклонение со стороны простых пастухов, последующее принесение младенца в храм и пр. Полная противоположность.

И, однако, при всей это противоположности мы видим там один общий, основной мотив, объединяющий эти картины: девственное, непорочное зачатие, образ девственной богоматери, непорочно, без участия мужчины зачинающей своего божественного сына. Образ этот нам уже хорошо знаком, мы знаем его происхождение из мифологий многоименной древневосточной богини, каковая выступает здесь в лице и под именем богоматери — девы Марии. Спрашивается теперь, как же обстоит в евангелиях дело с чертами ее, как «матери скорбящей», сетующей по мученической смерти своего растительного сына?

в. Евангельская матерь скорбящая

В поисках ответа на этот вопрос обратимся к рассмотрению евангельских рассказов, где фигурируют женщины вместе с мотивами смерти и погребения Иисуса.

Одна группа этих рассказов рисует нам сцену умащения спасителя женщиной во время, так называемой, вифанской вечери. По Матфею, дело происходило так: за несколько дней до своей мученической смерти Иисус однажды был в местечке Вифании, в доме некоего Симона. Во время вечери там «приступила к нему женщина с алавастровым сосудом мира (душистого масла) драгоценного, и возливала ему, возлежащему на голову. Увидев эго, ученики его вознегодовали и говорили: к чему такая трата? Ибо можно было бы продать это миро за большую цену и дать нищим. Но Иисус, уразумев сие, сказал им: что смущаете женщину? Она доброе дело сделала для меня. Ибо нищих всегда имеете с собою, а меня не всегда имеете. Возлив миро сие на тело мое, она приготовила меня к погребению» (26,6—13).

Древнейший евангелист Марк (12, 1–9) сцену эту рисует так же и тоже не приводит имени этой женщины, умастившей Иисуса еще при жизни последнего к погребению. Иначе изображает все это четвертый евангелист — Иоанн. У него вифанская вечеря происходит в доме дружественной Иисусу семьи из воскрешенного им Лазаря и двух сестер последнего — домовитой, хозяйственной Марфы и неравнодушной к гостю — Марии, причем именно последняя умащает Иисуса.

Новый вариант этой сцены мы имеем у Луки, который относит ее к началу общественной деятельности Иисуса в Галилее, а не к местечку под Иерусалимом, причем у него здесь умащает спасителя, омывает слезами и отирает своими волосами безымянная грешница блудница (7, 36–50).

Несмотря на всю кажущуюся разнохарактерность этих евангельских сцен, на различие в месте, времени, обстановке и главных действующих лицах их, несомненно, что все они являются, в сущности, сценой одной с одним главным мотивом и с одной героиней. Сцена эта сводится к тому, что Мария блудница-проститутка, любящая Иисуса, умащает его на предмет погребения драгоценным миром и омывает своими слезами, отирая при этом своими волосами, причем последняя деталь — волосы — здесь резко подчеркивается. Запомним все это и продолжим дальнейшее рассмотрение интересующих вас евангельских рассказов.

12
Перейти на страницу:
Мир литературы