Все рассказы и повести Роберта Шекли в одной книге - Шекли Роберт - Страница 25

Внезапно его отвлек непонятный звук. Оллин задрал голову. Гараж семья Оллинов использовала как склад: на стропилах лежали лыжи, брезент, пылились старые инструменты и мебель — в общем, все, чему отец не мог найти применение в доме. По непонятной причине стул провалился в промежуток между стропилами, и подросток завороженно следил, как этот предмет мебели падает…

В последний момент он успел отскочить в сторону, и металлический стул рухнул на пробирки с аккумулятором. Раствор расплескался, залив и наскоро составленные записи.

Злобно выругавшись, юноша хлопнул себя по губам.

«Нет, — сказал он себе, — это неспроста! Отнюдь неспроста».

Схватив чистый лист бумаги, он по памяти записал результаты опыта.

Так родились первые уравнения для путешествия в другие эпохи.

Двадцатилетний Бернард Оллин особой популярностью среди однокурсников не пользовался. Все свободное время он проводил в лаборатории, проверяя бредовые идеи. Преподаватель физики терпел его, позволяя бить пробирки и разливать препараты, — до тех пор, пока Оллин платил за ущерб.

Правда, сегодня физик не был настроен столь же терпимо: жена за завтраком наградила его саркастичным замечанием, декан прошел мимо, не удостоив даже обычным сдержанным кивком, а входя в лабораторию, преподаватель ударился ногой и рассадил лодыжку.

Он с отвращением взглянул на оборудование Оллина, захламляющее практически все свободное пространство.

— Приберись-ка здесь, — раздраженно велел он студенту, задаваясь про себя вопросом: почему же декан не кивнул ему? Может, из-за какой-то ошибки? Проступка?

— Я почти закончил одну стадию опыта, — не выпуская из руки паяльника, ответил Оллин. Он как раз припаивал к непонятной машине какие-то провода.

— Не знаю, зачем ты… — Преподаватель взвыл от боли: Оллин уронил разогретый паяльник прямо ему на руку.

— Выметайся из моей лаборатории! — заорал он. — И свой хлам забирай, пока все не взорвалось!

— Но, сэр… — начал было Оллин. Как объяснить, что паяльник выдернули у него из руки? Как рассказать о невидимых существах, преследующих Оллина? О Них?

— Убирай всю эту дрянь, — приказал преподаватель твердым голосом, каким должен был ответить час назад своей жене.

— А сейчас, — комментировал гид, — Оллин переместился в собственное настоящее. Все попытки остановить себя в прошлом потерпели неудачу, и вот он пытается столкнуть электронную лампу со стола. Это последний шанс. Он вырвал провод из пульта машины и хочет замкнуть его с другим проводом.

— Разве он еще ничего не понял? — спросил кто-то из гостей.

— Он не дал себе шанса, — ответил гид. — Оллин слишком сильно увлечен насущной задачей. Правда, скоро он поймет ошибочность своего устремления. Тогда и обретет понимание.

На глазах у публики человек из прошлого вновь материализовался на платформе.

— Он устал, — заметила Ган.

— Правда, — согласился Веерд. — Взгляни на его лицо!

В этот момент все видели в Оллине первобытную версию самих себя, карикатуру на истинного человека.

— В прошлом все так выглядели, — напомнил Веерд жене, и та снова взяла его за руку.

— Мы вновь можем видеть его мысли, — сказал экскурсовод. — Смотрите. Они обретают связность.

По экрану проносились слова: «Я сам… все это время… сам… замкнул… не изменить…»

— Гляди, — сказал Веерд супруге. — Настал решающий момент: он догадался, что сам себя преследовал, и теперь абсолютно убежден в этом.

— Вообще-то, я умею читать, — напомнила Ган и тут же стиснула руку мужа, как бы извиняясь за резкость.

Окруженный серой дымкой будущего, Оллин понял: не было никаких невидимых преследователей. Это он сам пытался остановить свои эксперименты. Не пускал себя в будущее.

Но чем все закончится? Неужели он навечно заперт в бескрайней серой пустоте?

Нет. Кое-что он упустил.

— Я пытался попасть в будущее, — вслух произнес Оллин, — и встретил на пути сопротивление. Что это за сила?

Через секунду он сам же и ответил:

— Это я сам. Я — в попытке вытащить себя из будущего — сводил на нет собственные усилия попасть туда. Сейчас сила бездействует.

Гм, как сложно. Оллин попытался представить ситуацию в виде диаграммы: было три неудачные попытки попасть в будущее. Представим три параллельных вектора. Дальше: навстречу, останавливая их, идут другие три вектора — три случая, когда Оллин пытался из будущего вернуться в прошлое.

— Эти три вектора уравновешивают друг друга, — понял он. — На каждое действие в прошлом находит противодействие в будущем. И наоборот.

Оллин почесал в затылке. Все это, конечно, хорошо и правильно, но как он здесь очутился?

— Проведем четвертый вектор, которому ничто не препятствует. Он идет вокруг трех противопоставленных векторов и замыкается на первом, направленном в будущее. Это я — в тот момент, когда первый раз пытаюсь вернуться в прошлое.

Точно!

— В четвертом случае я сам себе не препятствую — ни в будущем, ни в прошлом. Четвертый вектор и приведет меня домой!

Засмеявшись, Оллин нажал на кнопку.

Человек из прошлого исчез.

— Бедняга, — сказала Ган.

— Пока мы здесь, давай осмотрим остальные экспонаты, — предложил Веерд. — Есть неплохие экземпляры: катамаро, три-в-трех…

— Ну конечно, — ответила Ган, — я так и думала.

— Ну вот и все, уважаемые, — произнес гид. — Полное объяснение этого феномена вы можете найти в путеводителе. Плюс детальный анализ теории времени Оллина. А в общем…

— Обещаю, будем танцевать ночь напролет, — сказал жене Веерд. — Отправимся в турне по Солнечной системе. Если только ты…

— Я с радостью взгляну на три-в-трех, — ответила Ган, хотя даже понятия не имела, о чем речь.

— …а в общем, — договорил гид, — на ваших глазах замкнулась неизменяемая петля времени. Кто знает, когда этот человек из нее освободится. Пожалуй, раньше износится сама ткань времени!

Ган взглянула на Веерда и позволила себе роскошь — мысль сексуального содержания. Приятную, но недолгую. О сексе можно подумать после, а сейчас нужно сосредоточиться на трех-в-трех.

За спиной у молодой четы экскурсовод вещал:

— Человек из прошлого вернется через два часа шестнадцать минут. Эта экспозиция открыта все дни, кроме воскресенья. В субботу — до двух часов дня.

Полчаса электронная лампа спокойно лежала на столе и вот теперь покатилась. Бернард Оллин успел поймать ее у самого края. Задумчиво взвесил в руке и убрал в ящик стола. Фигушки, на этот раз его не остановят!

— Простите меня, пожалуйста, — сказал мистер Арчер, и его губы снова растянулись в улыбке. — Я не должен улыбаться… тем более смеяться. — Он громко расхохотался. — Сейчас это пройдет. Я просто не ожидал… даже на смертном одре…

— Ничего страшного. — Человек за столом ободряюще кивнул. В огромном зале были только мистер Арчер, стол, перед которым он стоял, и мужчина, сидевший за столом. Сводчатый потолок уходил далеко ввысь — так же далеко, как голубое небо, которое Арчер видел при жизни. Стены терялись во мгле. И в центре всего этого он — Эдвард Моран Арчер.

— Самая обычная реакция, уверяю вас. — Человек за столом разглядывал лацканы своего пиджака, давая Арчеру время справиться с эмоциями. — Мы делаем скидку на текущие обстоятельства. В вашем просвещенном мире не осталось места ангелам и бесам. Люди больше не верят в рай и ад, для вас это выдумки проповедников и поэтов. Естественно, когда люди умирают и оказываются здесь — или там, — у них начинается истерика. Одни рыдают. Другие смеются.

— Ясно. — Мистер Арчер уже взял себя в руки, но усмешка все еще подергивала уголки его широкого рта. — Что ж, меня не назовешь хорошим человеком. Я нарушил некоторые из десяти заповедей, в том числе самые важные. Ну и где ваши огонь и сера? — Он поджал губы: усмешка грозила вырваться в любой момент. Подумать только! Его поджарят в старом добром аду! Дедушка любил описывать это в мельчайших подробностях. И все же Арчер не мог принимать происходящее всерьез. Ситуация была не только причудлива, но и комична.