Нечистая, или сестры Медузы (СИ) - "Мидари Гром" - Страница 19

Сфено махнула головой в сторону Эвриалы. Они приблизились к ней, встав рядом, полубоком к двери, за которой таилась нечисть.

Сфено медленным шагом приблизилась к двери. Остальные последовали за ней.

— Ну и как она…мой двойник? — Эвриала взяла его за локоть. Теперь он видел — у неё серые глаза, но чем дольше он в них смотрел, тем больше ему казалось, что в них появляется синеватые налет. Удивительно, но сущность смогла сымитировать даже такую мелочь.

— Такая же вредная как ты.

Она довольно улыбнулась.

— Надеюсь, ты настоящая, а не двойник.

— Разве двойник сделал бы так? — Эвриала надавила на желобок в его локте. Только усилие воли помогло ему сдержаться и не завыть от боли в передавленных нервах.

— Именно так бы он и сделал. — Ульрих потер руку. — Ты ещё хуже, чем ножка стула, о которую стукаешься ночью по пути в туалет.

— Спасибо.

Сфено шикнула. Она посчитала до трех и выбила дверь ногой. Яркий свет по-прежнему заливал комнату, ясно давая понять — внутри никого нет, по крайней мере, видимого человеческому глазу. На столике стояла кружка и валялись скрученные использованные бинты. На них больше не было крови. Розовые тапочки исчезли.

— Ах ты ж гадина. Она забрала тапки! — возмутился Ульрих, но поддержки среди слушателей не нашел. Даже Эвриала как-то померкла во всех смыслах. Её и без того белая кожа стала отливать нездоровой серостью.

Они осмотрели комнату от и до, не преминув заглянуть даже под подушки. Ульрих сказал, что если она обрела вид птицы, то вполне могла спрятаться и под ними. Это было бы нелепо, но логично.

— Логично? Послушайте, пока мы не знаем, с кем имеем дело, очень сложно разработать план действий. — возразила менторша.

— И то верно. — буркнула Эвриала.

— Поэтому… Или предоставь нам больше данных или накинь пару сотен.

— Или… — Эвриала резко открыла дверцу шкафа, придерживая трубку у губ, такую же, как он недавно видел у блондинки. Внутри висела одежда. Копаться руками в вещах было опасно. Если кто-то в них и затаился, то он только этого и ждет. Выставленная вперед конечность — отличный повод за неё схватиться.

Она приставила к губам трубку и дунула что было сил. Звук, сначала глухой, внезапно стал резким и пронхительным. Он резанул по ушам и растворился в тишине. Ничего не произошло, если не считать того, что все, кроме любительницы подудеть, согнулись, прикрыв уши руками. На неё тут же посыпались упрёки, на что Эвриала только пожала плечами.

— Или… — продолжила она, вспомнив о том, что собиралась сказать. — Пару тысяч.

— Ну спасибо. — нахмурился Ульрих. — Сначала хотела затащить нас на кладбище. Теперь решила обчистить меня под чистую.

— Нет-нет. Вот смотри. Это устройство, похожее на флейту, действует только на несколько типов сущностей-вредителей, которые чаще всего захаживают в наше измерение. Если бы в шкафу сидело одна из них, это обезвредило бы её на некоторое время. А если нет? Я бы и глазом не моргнула, как она что-нибудь со мной да сотворила. Особенно, если у нее слуховой аппарат сходный с нашим, но агрессии в несколько раз больше. Если знаешь, на кого охотишься, сможешь правильно подобрать оружие и расставить капканы. Мы же, как охотники, выслеживающие медведя с рыболовной сетью. Поэтому раскрывай свои секретики или деньги на бочку.

— Начнём с того, почему эта фотография покрыта миррой. — В одной руке Сфено держала покрытую пятнами фотографию девушки, а в другой — застекленную рамку.

— Потому что… — Он поставил руки на бедра и громко вздохнул. — Я уже рассказывал свою версию. Оно использует мои болезненные воспоминания. Давит на больное место. Зачем — не знаю.

— Или же твоя бывшая все-таки замешана в этом. И ещё… — Эвриала принюхалась и переглянулась со Сфено. Её глаза расширились, как у человека, который вспомнил, что забыл выключить утюг.

— Что-то горит!

В воздухе действительно пахло гарью. Он заметил это, ещё когда они вышли из комнаты, чтобы поговорить, но решил не придавать этому значения. Ульрих снова остался один. Девушки будто растворились. Повинуясь инстинкту самосохранения, он со всех ног побежал за ними.

Дёрнул за ручку. Она не поддалась. По телу пробежала легкая дрожь, как от дуновения неприятного ветра, и в сознании снова промелькнула мысль о свитере с красными сердцем, хотя никакая одежда не защитит от тысячи мелких иголок, которые страх достает из холодильника, чтобы пройтись ими по всему его телу.

Задержав дыхание, он повернул дверную ручку. Снова толкнул. Дверь открылась, и в комнату повалил запах дыма. Он откашлялся и выбежал в коридор. Из зала доносились похлопывания и недовольное бормотание.

Бежать на запах, стук подошв или голос — не вариант. Озлобленная сущность прекрасно все это имитирует. Но выхода у него не было. Стоило ему прижаться к стене, планируя осторожно пробраться и заглянуть в гостиную, как он тут же отпрянул.

«Нельзя прижиматься к стенам. Нельзя долго стоять на одном месте».

Толстая полоса света падала в коридор, искажаясь неровными тенями, которые ни секунды не стояли на месте. До него снова донеслось приглушенное ворчание кого-то из его «группы поддержки». Его то и дело перекрывал шум множества падающих капель.

Он наступил на тени, ожидая увидеть все, что угодно, кроме своего ковра — подарка его прабабушки, который…горел.

Вверх поднимались клубы дыма. В лицо вдруг ударил порыв ветра — кто-то открыл нараспашку окно. Как по заказу темное пятно за ним растворилось во вспышке света. Дом содрогнулся от раската грома. Лампочка в комнате быстро замигала. Интервалы между миганиями начали удлиняться — лампа выключалась и снова загоралась.

Ульрих зажмурился от пугающего предчувствия — нечисть частенько выбирала такие моменты для эффектного появления. Его давно волновал вопрос: она выжидает, когда в его доме снова начнутся проблемы с электричеством или предпочитает создавать эти проблемы сама?

К едкому запаху дыма примешалась свежесть полуночного дождя.

Рядом с чёрными пятнами обгоревшего ворса то разгорались, то сжимались огоньки. Сверху на них приземлились ладони Эвриалы и на месте пламени остались только мокрые черные пятна. К потолку поднимались тонкие струйки дыма.

Раскаты грома, подобно аккомпонимирующему барабанщику, расставляли в музыке дождя недостающие акценты. Ливень за окном усилился. Ему даже показалось, что они втроем стоят на сцене. Он в дверном проеме — у входа мир декораций, и его компания на эту ночь — на коленях перед семейной реликвией, а за окном — полный зал рукоплещущих зрителей.

Сфено одарила напарницу взглядом, полным недовольства. У обеих на руках не было перчаток. Они валялись на диване, рядом с его свитером. Но если руки Эвриалы были совершенно обычными руками молодой женщины, без намеков на запустившийся механизм старения, то у Сфено кожу покрывало множество шрамов.

— Вот что бывает, когда играешь не со своей стихией. — произнесла она, рассматривая то, что осталось от ковра.

Обрывки ковра были свернуты и поставлены в угол. Пара квадратов размером с альбомный лист уцелели, и он намерен был сохранить их для будущих потомков или для дальних родственников, которым достанется его имущество, если одну из таких ночей он не переживет. Если сбудется второй вариант событий, то его усилия будут напрасны — вряд ли они поймут ценность обуглившегося куска ковра. Понять сможет лишь тот, кто уже её имеет. Память.

Память о дальних родственниках. О прабабушке и прадедушке, живших в такое нелёгкое время начала 21 века. Но когда оно было легким? Только закончится одна война, как мир встречает другую с распростертыми объятьями. Люди только делают вид, что им не нравится играть в войнушки. Если бы это было действительно так, мир покончил бы с этим порождением варварства ещё сотни, а то и тысячи лет назад.

Единственное, чем недовольны люди, начинающие войну, так это тем, что вскоре после начала новой шахматной партии, им придется вдоволь настрадаться и покинуть поле боя в расцвете сил или же остаться в живых с ранами на теле и в душе. Каждый раз они делают вид, будто бы не ожидали этого, будто бы надеялись, что такой исход затронет только вражескую сторону, отказываясь принять простую идею — в войне не бывает победителей, чей бы флаг не водрузили на поле среди сваленных в кучу трупов. А они, не зависимо от нашивок и форм не чураются лежать плечом к плечу, ведь у них больше нет повода для вражды — теперь они все одинаково мертвы. Даже если бы мертвые могли продолжать вести войну вне своих тел, Ульрих был уверен, как бы сильно они ненавидели друг друга при жизни, мертвыми позабудут это, обретя единение в одинаковости.