Закон подлости гласит... (СИ) - Юраш Кристина - Страница 31

— Подождите немного, — успокоила я зрителей, пытаясь подтянуться на руках и закинуть ногу обратно. — Возникли непредвиденные трудности… в переговорах. Одну минутку. Я сейчас. Никуда не расходимся! Сохраняем спокойствие. Я сейчас!

Мне удалось подтянуться и отцепить юбку от водостока. Я, решительно хрустя черепицей, двинулась к окну. И тут же в мою сторону полетела какая-то книга. Я чуть не потеряла равновесие, пытаясь увернуться от следующей книги.

— Ноги твоей больше здесь не будет! — орала бабка, швыряя мои вещи в окно. Вслед за книгами полетели мои записи, альбом, ботинки.

— Не переживайте, у меня не так много вещей! — крикнула я вниз. — Но лучше отойдите подальше! Во избежание прицельного попадания.

Инквизиция держалась из последних сил. Я представляю, что творилось под масками.

— Чего ржете! — возмутилась я, понимая, что выход только один — ломать дверь.

— Слезай, — раздался голос. Я перелезла на дерево глядя на разбросанные вокруг книги и одежду. Мой старый ботинок висел на дереве, зацепившись шнурками за ветки. Моя подушка валялась в сухой листве. Я попыталась снять ботинок с ветки и чуть сама не упала, потеряв равновесие и точку опоры. Если в задачи инквизиции входит снимание котят с деревьев, то будьте так любезны, снимите меня! Хотя… Одну минуту. Все! Слезла. Сама!

— Выламывайте! — раздался голос. Дверь распахнулась.

— Извините, у меня не прибрано! — заметила я, глядя на остатки меловых кругов. Тишина. Никого. Дом, словно вымер. На кухне из старого крана капала вода и валялась посуда. Половицы скрипели на все лады. Я почувствовала себя сумасшедшей.

— Где призрак? — спросил кто-то из инквизиции, оглядываясь по сторонам. Мы обошли все комнаты. Тишина.

— Мне кажется, или здесь никого нет? — заметил кто-то из отряда.

Тишина. Бабки нигде не было. Спряталась, зараза!

— Выйдете все, — тихо произнес канцлер, снимая маску, и давая знак все убраться вон. Инквизиция молча покинула дом. Я стояла и ждала, когда бабка наконец-то себя проявит, поглядывая на пыльные фамильные портреты и облезлую люстру с лианами пыли.

— Бабушка! — заметила я елейно. — Ты где? Чего спряталась? Мы тут навестить тебя с братиком пришли? Чего ты стесняешься? А? Давай, выходи? Ты что? Внукам не рада?

Тишина. Да что ж такое! Ладно, сыграем ва-банк. Сейчас меня либо бабка убьет, либо…

— Бабушка! — сладенько заметила я, опасливо косясь в сторону «внука». — А у нас для тебя есть новость. Хорошая для нас. И очень плохая для тебя! Ты скоро станешь прабабу….

Люстра оборвалась, а я еле успела прижаться к стене и закрыть лицо руками. Из стены вылетела разъяренная бабка с огромным кухонным ножом в руках, устремляясь ко мне.

— Опозорила семью! Проклинаю! Проклинаю! А ты что здесь забыл? Я тебя сюда не звала! Альберт Краммер! Ты — позор нашей семьи! Я сказала твоей матери, что стоит ей выйти замуж за этого проклятого Краммера, ноги ее и ее детей не будет в моем доме! Да как ты посмел вообще войти сюда!

Никогда я не видела еще более радостной встречи родственников. Я почувствовала, как меня резко отдергивают в сторону. Через секунду я увидела, как бабку отшвыривает подальше. Меня толкнули в сторону двери. Я стояла на улице, заметно нервничая. Прошло пару минут, и я увидела силуэт на пороге, вытирающего кровь со своей ладони.

— Как-то так. Дверь с кровавым отпечатком не открывать под страхом смерти! Ты меня поняла? — заметил Альберт, натягивая на окровавленную руку перчатку.

«Как-то так» меня пугало еще со времен брака. «Я у мамы — инженер!» — вот название всех попыток моего бывшего самостоятельно наладить совместный быт. В его арсенал входили декоративные гвоздики, моточек верёвочки, клей и сопли. Причем, у меня складывалось впечатление, что все три позиции, кроме соплей, экономились со страшной силой. Все начиналось с соплей. Ими же и заканчивалось. «Я простыл!» — возмущался он, хрюкая носом и усиленно давя из себя в платок все содержимое носоглотки, ради того, чтобы не вкручивать лампочку. Если же от починки было не отвертеться, то в ход шла веревочка. Если веревочкой было не обойтись, то на очереди был вонючий клей! И пока мой бывший приклеивал ножку к стулу, со словами: «Все! На стул больше не садиться!», где — то плакал его трудовик, дрожащей рукой нарисовавший ему тройку в аттестате. Так что мужское «как-то так» пугает меня, как впечатлительного ребенка рассказы о том, что День Рождения пройдет без вожделенного смартфона.

Итак, призрак заперт. Хоть бы не в туалете! Хоть бы не в ванной! Я ведь много не прошу! Не хочу я в туалет по соседям бегать или с утра орошать землю содержимым ночного горшка с криками: «Па-а-аберегись!». Соседи будут рады видеть меня, мнущуюся на пороге их дома с криками: «Быстрей, пжпст, очень надо! Держаться нету больше сил!».

— Спасибо, что проводила меня домой, — заметил инквизитор, удаляясь в сторону соседской цитадели. — Это было так мило с твоей стороны.

Мне показалось, что все, что произошло за последние двенадцать часов — это кошмар зараженного малярией священника. Я молча прикрыла за собой выбитую дверь, дошла до запертой кухни, на двери которой красовалось алая печать.

— Анабель, внученька, открой дверь, пожалуйста… — проскулил за дверью знакомый голос. — Открой, я прошу тебя! Я же твоя бабушка! Разве можно так со старшими? Старших надо уважать!

— Нифига! — злорадно заметила я, возвращаясь за вещами на улицу и затаскивая их в дом.

— Анабель, радость моя, открой дверь бабушке! — скулил голос за дверью с кровавой печатью, пока я шла мимо, неся в комнату подушку и книги. — Анабель, бабушке плохо! Бабушка умирает! Бабушка плохо себя чувствует! У бабушки сердце слабое! Я сказала! Бабушке плохо! Открывай дверь!

— Зато мне хорошо, — ответила я, наслаждаясь мучениями домомучительницы. Я занесла все вещи, разложила по полочкам, починила дверь, чтобы она худо-бедно закрывалась. Перебирая вещи, я застыла на месте. Альбом пропал.

Лучший способ до кого-то достучаться — стучать по голове.

Я обыскала все. Даже придомовыми кустами шуршала несколько раз, пытаясь разглядеть в пожухлой листве потрепанный коричневый переплет. Но, увы. «Нас обнесла инквизиция!» — заметил демон. — «Кому жаловаться?». «Ну зачем так плохо говорить о людях!» — возмутился ангел. — «Альбом — то не наш? Из нашего здесь только ботинки — сникерсы!». «Так или иначе, альбомчик у него! Он наверняка сейчас сидит, листает и офигевает!» — радостно потер ручки демон, — «Думаю, что бежевое!». «Ну почему сразу бежевое?» — удивился ангел. — «Белое, как символ чистоты и непорочности!». «Ну мы же не в первый раз?» — заметил демон, подводя калькуляцию. «Ребята! Вы о чем?» — возмутилась я. «О своем, приземленном!» — усмехнулся демон, задумчиво клацая калькулятором. «О своем, возвышенном!» — вздохнул немеркантильный ангел с очень низкой планкой симпатичности и очень высоким порогом терпимости, доказанной первым эпическим походом замуж.

В полдень два мастера вставили мне новое стекло, которое обошлось мне в двадцать эрлингов, а я задумалась о новом замке и генеральной уборке. С ведром и тряпкой я ползала по полу в своей комнате, сметая паутину и выгребая залежи пыли из-под кровати. Судя по найденному клоку волос, у кого-то был активный период линьки. Среди пыли я нашла две бусинки сомнительно ценности, огрызок карандаша, эрлинг и несколько смятых бумажек. Бумаги я никогда не выбрасываю, ибо опыт погружения в картофельные очистки и прочие отходы жизнедеятельности по плечо, ради поиска квитанции, в которую один ленивец завернул шелуху от семечек, уже был. Мокрыми руками я развернула листок и почувствовала непреодолимое искушение завернуть его обратно. Я дернулась и осмотрелась по сторонам так, словно случайно кликнула на баннер, а теперь у меня настоятельно интересуются, есть ли мне восемнадцать и не хочу ли я оформить платную подписку, а позади меня беззвучно, как шпион подкрался суровый и беспощадный начальник с журналом учета рабочего времени.