Морские люди (СИ) - Григорьев Юрий Гаврилович - Страница 2

Карнаухов и Иванов, те могли сидеть за экраном сколько понадобится. Конечно, и у них глаза через полтора-два часа становятся красными от напряжения. И они тоже не двужильные. Но вот есть у этих ребят этакий хороший морской кураж, их от поиска подводных лодок надо оттаскивать за уши. Вот и Колю Милованова взять, что сейчас ищет потерявшегося. Вроде новичок еще, но Шухрата скоро обгонит. Правда, говорят, что старый старшина команды мичман Песков сажал Уразниязова чаще всего за вахтенный журнал или в агрегатную следить за напряжением. Уж, наверное, имел на то основания.

А ворчанье продолжалось:

— И за что господь покарал именно нас, ума не приложу. Вот давай посчитаем, так сказать, вероятность попадания призывника Шухрата Уразниязова из солнечного Узбекистана в нашу славную команду. В стране целых четыре флота, так? Я не говорю о разных там авиаторах или танкистах, морской или мотопехоте…

— Стройбате… Стройбат еще есть.

— Тем более, хотя это никакого отношения к разговору не имеет. Ну вот. На каждом флоте эскадры, бригады, а уж дивизионов вообще куча. А береговиков сколько? А кораблей? На каждом по пять-шесть боевых частей. В боевых частях по нескольку команд. Секешь, к чему я клоню? И вот он, этот один-разъединственный Шухрат попадает именно к нам. И совершенно не шарит в технике. И всю дорогу пропадает у своего джуры дорогого.

Борисов вскинул голову:

— Что такое джура? Что-то обидное?

— Да нет, товарищ мичман. Это по-узбекски будет приятель. Друг, значит.

Клим поймал себя на мысли, что надо бы приказать Иванову замолчать, пусть не воображает из себя. Уразниязов виноват, слов нет, но и командир отделения обязан знать, где находится подчиненный. Прохлопал ушами, а теперь сидит, слушает болтовню какую-то да еще и радуется наверное. Из сказанного Ивановым выходило, что старшина нисколько не виноват. Его жалеть надо, вот какой оболтус достался именно ему.

Этому Пете только дай повод, он будет полоскать языком до тех пор, пока не остановишь.

Клим посмотрел в сторону неясно вырисовывающихся в синем свете старшины и матроса, представил себе выражения их лиц и решил пока промолчать. Надо посмотреть, как будут развиваться события дальше, там видно будет, до чего зловреден язык Иванова. Ишь, как он выгораживает Карнаухова! Но ничего, последнее слово, как того требует военная педагогика, останется за ним, старшиной команды.

А Иванова несло. Карнаухов слушал и, видимо, во всем с ним соглашался.

Ни Уразниязов, ни посланный на его поиски Милованов не появлялись.

— Да чего ждать, доложить, что все на месте и порядок. Все равно никто проверять не будет. Или, может, кто-то считает, что Уразниязов того, зашкертовался?

Иванов обвел рукой вокруг шеи и резко дернул кулак кверху.

— Или, может, кто-то думает, что он порыл в самоход?

Столь прозрачных намеков в свой адрес Клим не стерпел.

— Цыц, яйца будут курицу учить. Сиди и сопи себе в обе дырки.

Наверху громыхнула сталью дверь. По скоб-трапу загремели каблуки. Матрос Милованов, донельзя довольный, пропустил шедшего за ним Шухрата вперед:

— Здра жла, тащ мичман. Во, привел, принимайте. Он у земляка в кондейке сидел дак, нашел я его.

Шухрат Уразниязов, широкоплечий, под два метра роста, невозмутимо поглядел на ребят, а Борисову сказал:

— Я уже сам собирался. Смотрю, Коля идет. Теперь тут мы.

— Ты собирался какие-то сухофрукты жрать, а не бегать по тревоге. Если бы не я…

Карнаухов перебил Милованова:

— Товарищ мичман, время, время.

Командир отделения показал Уразниязову кулак, а другой рукой подал Борисову микрофон.

Доклад о готовности акустиков к бою и походу прошел в последнюю минуту отведенного норматива. По динамику громкоговорящей связи было слышно, как командир дивизиона в ответ невнятно пробурчал что-то и сухо бросил:

— Добро.

Добро-то добро, а вот с матросом Уразниязовым что-то надо делать. Клим сбил пилотку на затылок. Если спускать подчиненному матросу на тормозах, то он в конце концов подложит своему благодетелю хорошую свинью. Так учит корабельная мудрость. Значит, необходимо немедленно снять с нерадивого моряка стружку.

Старшину команды опередил Иван Карнаухов. Свистящим от ярости шепотом он ругался:

— Получай тут за них, а им хоть бы хны. Ну что, трудно было сказать, что идешь к земляку? Язык присох? Пре-ду-преж-дать надо, понятно?

Клим вмешался:

— Матрос Уразниязов, вижу, вам очень вольно живется, вы на корабле прямо как на гражданке. Может, свободного времени чересчур много, а?

Шухрат промолчал.

Петя Иванов вздохнул, хлопнул его по широченной спине:

— Решено, беру над тобой шефство. Все равно что голову под пули сую, усек это? Без меня теперь ни шагу.

Такая мысль старшине команды понравилась. А что, дело говорит Иванов, пусть нерадивый матрос отныне имеет персональную няньку. В школе мичманов и прапорщиков на уроках военной педагогики такой подход очень даже одобрили бы. Он посмотрел на Уразниязова и сказал:

— Пусть теперь вам будет стыдно.

Шухрат опять не сказал ни слова. Он лишь почесал с виноватым видом в затылке, потом подошел к «няньке» и погладил его по голове. Все засмеялись. А через несколько секунд от стола, за которым Уразниязов расположился, послышалось чавканье. Это Шухрат ел подаренные земляком из службы снабжения сухофрукты. Иванов ткнул Уразниязова кулаком в бок:

— С народом кто будет делиться?

— Возьми у Коли. Ему Рустам целый карман сыпал.

— Что, жмотишь?

— Какой-такой жмотиш? Зачем так говоришь? Один груша у меня остался, я его кушаю. Колин Милованин другой карман тоже полный, ему, тебе, другим, всем хватит.

Теперь ели все. Акустики проверили технику еще утром, во время проворачивания механизмов. О наличии людей старшина команды только что доложил. Оставалось сидеть и спокойно ждать, когда маслопупы из электромеханической боевой части подготовят к запуску газовые турбины. А там можно отдавать швартовы и потихоньку топать в море. Правда, Шухрат чуть не подвел, но вот же он, жив-здоров, рядом.

— Шухрат, ты все-таки ответь старшине команды, тебе что, у снабженцев намазано? Да и нам всем интересно узнать, может, ты хочешь к ним перейти.

— Петька, какой ты плохой человек, а! У меня там земляк служит, Рустам. Понимать надо. Мы сидим, разговариваем, гражданский жизнь вспоминаем. Рустам русскому языку учит, мне то-се помогает, кушать дает.

— Значит, все-таки намазано медом?

— Я там в один день меньше полчаса бываю. Остальной время там не сижу.

— Остальное время ты там спишь.

— Ты сильно вредный, Петька. Не надо мне твой шефство, вот. Боюсь, совсем скоро на всю жизнь такой неправильный стану, как ты.

Подобного рода ни к чему не обязывающий треп матросы могут вести часами. Клим знал об этом еще со времен своей срочной службы. Хватит, пора заканчивать базар, решил он и приказал Карнаухову занять людей делом, а сам взялся за проверку документации.

Боевой пост гидроакустиков невелик, он занимает всего несколько кубических метров в чреве корабля. Основная работа ведется там, в других местах. Сотни помещений, сотни километров электротрасс и трубопроводов, тысячи сложнейших механизмов скрыты внутри на первый взгляд небольшого по размерам противолодочника. Их нужно проверить и подготовить к выходу в море. Для этого существует целый ритуал, куда входит множество команд, сигналов. Клим убавил громкость репродуктора, но в посту очень ясно звучало:

— Проверка колоколов громкого боя и линии трансляции… Команды звонками не числить… Проверка аварийных средств связи между командными пунктами и боевыми постами… Наружную вентиляцию провернуть вручную… Принять холод…

— Ну, завели шарманку, — поморщился Иванов. Он помолчал и скрипучим, металлическим голосом подал команду:

— По местам стоять, воздух высокого давления принимать!

Ко всеобщему удовольствию, из коричневой пластмассовой коробки прозвучали эти же слова.