Невеста без места - Сапункова Наталья - Страница 49

Между тем действительно темнело в лесу.

И чему удивляться, положено так, чтобы день сменялся ночью, но Велька, сюда попав, оказалась из темной явной ночи в светлом навном дне, оттого ей и казалось, что день гут длится вечно…

— Пора нам на ночлег устраиваться, — сказал Венко, — а утро вечера мудренее, верно ведь? Утром и решим, как выбираться будем.

Они нашли хорошее местечко среди деревьев, набрали хвороста для костра, его много было в лесу. Венко еще притащил елового лапника и устроил лежанку. Костер, сложенный Венко, разожгла княженка.

— Плащ бы сюда мой, и больше желать нечего, — вздохнул Венко и тут же лукаво улыбнулся, — но не бойся, люба, и так замерзнуть не дам, у меня кровь горячая.

— Я боюсь замерзнуть? — усмехнулась княженка. — Ты забыл, я волхва огневая. Сам мерзнуть не хочешь, потому об плаще и скучаешь.

— Что мне, я давно забыл, сколько уже раз у костра на земле ночевал. Случалось и без костра. Все равно плащ хорошо бы.

Так они разговаривали, перешучивались, хлопотали у костра — это был первый огонь, зажженный для них двоих. Первый, а точно и не последний ли заодно?

— Дивное дело, — заметил Венко, подкармливая огонь сухими ветками, — день по лесу ходим, без еды и воды, а ни жажда, ни голод не мучают.

— Потому что тут не Явь, тут могут быть голод и жажда, а могут и не быть, — Велька задумчиво смотрела на игру пламени.

Огненные языки тянули ее к себе, манили. Так и хотелось сунуть руки в пламя, чтобы пощекотало, как она когда-то баловалась маленькой. Бабка тогда заметила, бранилась очень.

— Думаю вот, как же помирятся Ириней с Чаяной? — сказала она. — Надо ведь им помириться!

Венко взглянул на нее изумленно:

— Помириться им? Да зачем?!

— Как же зачем. Любит она его. Так лучше будет.

— Про нее не знаю, а он любит ли, чтобы с ней мириться?

— Значит, полюбит. Он ей сужден. Я знаю, я руны рассыпала, они не врут. Ты не понимаешь…

— Как же мне понять! — Венко рассмеялся. — Будь на его месте я, не простил бы, если бы меня принудили любить! Понятно, что всякое бывает, и на любимой жениться — это подарок редкий. Но договориться можно, согласиться можно, да и заставят если — все ничего, если бы, к примеру, батюшке вздумалось и причина важная была. Но ломать меня тайком, приворотом, чужой волей заставить любить — нет, так нельзя, такое я бы не простил. Вот ты бы стала, к примеру, меня привораживать, скажи? Или не меня?..

Велька подумала, прежде чем говорить.

— Венко, милый… Меня с детства волхвовать учили, заклинать, с силой управляться. Она у меня хоть и слабенькая, а рано проснулась, я еще маленькой была. Вот и слышала, едва ходить стала, что можно заклинать, а что нельзя. А сестру ведь не учили этому — ни к чему ей. Она княжной жила в тереме. Она просто не понимает.

Улыбка задрожала на его губах.

— Все, что я услышал, не стоит самых первых твоих слов. Как ты меня назвала, повтори!

Велька смутилась и повторять не стала. Он вздохнул.

— Ладно, ладно. Понял я. Только нужна разве великая мудрость для того, чтобы хорошее от злого отличить? Вот не верю я, будто она не знала, какое зло бывает от приворота. Да только ей пообещали, что на этот раз не будет зла, а она и поверила сразу, потому что хотела очень верить. Собственные прихоти ей всего ближе. Скажешь, нет?

— Не злись на нее, Венко!

— Да не злюсь я! Красивая она, кто спорит, только глупая, как кукла, соломой набитая! За что княжичу Иринею такая радость?

— Венко! Она сестра моя! И вовсе она не глупая, — начала сердиться княженка, — а о княжиче Иринее ты как о брате родном радеешь, с чего бы?

— Почему не порадеть за хорошего человека? Выбрал бы он доброй волей твою сестрицу, и пусть бы его, справлялся бы, как знает! А так… — Венко махнул рукой.

— Да и я ему плохого не желаю, — горячилась княженка, — любит его Чаяна, он с ней счастлив будет, вот увидишь. И кто не ошибается? Всякий может.

— То-то ты из-за нее по Нави бродишь.

— Хватит, Венко! Я брожу и тебя не звала! — это уж вовсе неправильно было, несправедливо, да вырвалось.

— Тихо, люба моя, — Венко примирительно развернул к ней ладони, — не хватало нам тут из-за них с Иринеем ссориться. Пусть их, сами разберутся, не малые дети! И меня тебе не надобно звать, если что. А руны твои… Ты считаешь, что ошибки нет. Но погоди. Все еще так повернуться может, как ты не ждешь! Ты ведь всего не знаешь.

— О чем ты, Венко? Что ты знаешь?

— Что я могу знать? Скоро вместе поглядим, как оно получится.

— Вместе?

— А то! Я же близко, забыла?

Княженка села у огня, а парень без стеснения устроился рядом, притянул ее к себе, поцеловал в висок. Он сразу нашел бы губами ее губы, да она отвернулась, и он смирился пока, но отстраниться не позволил, так и обнимал, прижимая к себе. Попросил:

— Все равно не отпущу, люба моя. Не убегай.

А ей и не хотелось убегать. С ним хотелось быть, прижиматься крепко, дыхание его слушать. Там, дома, в Яви, она не стала бы обниматься с ним у костра ночью… но там они вряд ли бы оказались вдвоем у костра.

Кто знает, что будет по возвращении. Так почему теперь не позволить себе такую малость? А тому из княжичей, который скоро станет ее мужем, вряд ли есть сейчас до нее дело…

Они, княжичи, об Иринее сейчас тревожатся, наверное. Да и ей узнать бы, полегчало ли уже ему?

Впрочем, может, тревожатся они и о ней, вернется ли она из Нави живая и здоровая. Но вряд ли кому-то из них охота сейчас ее обнимать, с ней целоваться.

— Скажи мне, что я тебе нравлюсь. Что и я тебе люб хоть немного. Можешь сказать? — шептал ей на ухо Венко.

— Нравишься, Венко. Люб ты мне, как никто больше. Просватали бы меня за тебя — счастливей меня на свете бы не было.

— Люба моя, сладкая моя. Да я, как тебя увидал, так и понял, что другая мне вовек не нужна. Одна ты на свете, поняла? Одна, и моя!

А Велька улыбалась, потому что радостно ей было это слышать. И слушала бы она такие речи хоть до утра! А потом и до вечера…

— Эх, люба моя! Были бы мы не здесь, да уговорить бы тебя не дожидаться Карияра! Я же не выдержу, умру дорогой! — говорил он и при этом тихонько смеялся, и Велька улыбалась тоже, хотя было не смешно, было просто очень хорошо.

Не верилось ей, что им позволят пожениться в Карияре. Только когда еще будет он, тот Карияр?..

Она шепнула ему:

— Давай спать, Венко! Устала я, просто сил нет.

— Ну давай, — согласился он, — ты спи, разве я мешаю? — и его губы легко-легко, почти невесомо касались ее щек, уголка рта.

— Эх, побыть бы здесь подольше, люба моя. Хорошее место! Так бы здешней дорогой и дойти до Карияра, можно, интересно? А твои мамки-няньки в Яви пусть едут, с сестрицей твоей милой возятся.

— Нельзя, Венко. Чем дольше мы тут, тем труднее выйти.

— А жалко. Там я не всякий день тебя обнимать могу, а хочется!

Оба они очень устали за этот непростой день, но близость томила их и не давала уснуть, хоть Велька настойчиво и не очень успешно притворялась спящей. И тут донесся до нее рокот, слабый, еле слышный…

Это заговорил зовущий их кудес. И руки Венко сильнее сомкнулись вокруг нее, боясь отпустить — он тоже услышал. Голос кудеса становился все громче и громче, все настойчивей…

Велька потянулась сладко, открыла глаза, огляделась. Она была одна, лежала в постели в шатре. Неподалеку на подушке осталось рукоделие боярыни Любицы, которая, должно быть, тут сидела и вышивала и караулила заодно княженку, а потом вышла ненадолго.

Как же было хорошо! И сон такой чудной. Точнее, сначала чудной, зато потом — подольше бы не просыпаться! Клеть в лесу, говорящий кот, волки, Венко…

Очень скоро в голове у Вельки прояснилось, и она вспомнила, что этот сон был вроде и не совсем сон, а точнее, вообще не сон. Это поход в Навь был, за спасением для княжича Иринея. Самый первый ее поход в Навь.