Выбери любимый жанр

Жития новомучеников и исповедников российских ХХ века - Коллектив авторов - Страница 41


Изменить размер шрифта:

41

Глубокие воздыхания, прерываемые несдерживаемыми рыданиями, дошли до слуха больного.

— Что ты там делаешь? — спросил он.

— Молюсь, — отвечала матушка. — Одно, видишь сам, осталось — молиться. Не на кого надеяться больше, а Бог все может. Я, знаешь ли, что просила у Господа, чтобы уж лучше мне умереть, чем тебе. Ведь не правда ли, так лучше будет?

— Напрасно ты об этом просила. Сказано: не искушай. И просила, да не получишь, если не изволит Господь: Он и без нас хорошо видит и знает, что сделать с нами и что нужно нам.

— Я вот потому и просила, — возражала матушка, — что ведь, без сомнения, для детей будет лучше тебе остаться, а мне умереть. Не так ли?

—Не так, не так, — нетерпеливо заговорил батюшка. — Оставь и думать об этом. Что мне, что тебе умирать — одинаково плохо и не время. Но это по–нашему, а по–Божьи это, может быть, и есть самое лучшее для нас и для наших детей.

Господу Богу угодно было внять неотступному молению о болящем иерее Василии. Благополучно миновал кризис болезни, и с начала октября ясно обнаружился поворот на выздоровление. Силы восстанавливались, больной быстро поправлялся. Матушка Илария ног не чуяла под собой от охвативших ее радостных чувств по случаю избавления от грозившей опасности.«Не выздоровел, а воскрес мой отец Василий, — весело хвалилась она всем, — не знаю, как и Бога благодарить за это». Снова водворился в доме прежний порядок.

Прошел год, и опять наступила осень. Но какою противоположностью была она предыдущей! У отца Василия заболела не на шутку жена его, матушка Илария, заболела как‑то неожиданно, сперва не шибко, а там и совсем слегла. Больная больна была телом, но духом бодра, и этой бодростью вселяла в окружающих надежду, что скоро поправится и поднимется. Но надежды все не сбывались. Наоборот, болезненные приступы стали тяжелее. Матушка причастилась и просила мужа пособоровать ее.

После соборования больная почувствовала себя значительно лучше, к общему удовольствию всех. На другой день после соборования прибыл врач из уездного города, приглашенный отцом Василием на консультацию с местным врачом. Справедливость требовала сказать настоящий диагноз болезни без всяких прикрас.«У вашей жены, батюшка, мы с товарищем нашли болезнь печени, все другие ревматические явления происходят от этой главной болезни. Лечить ее мы, признаться вам, затрудняемся.

Так мы решили предложить вам немедленно поехать в клинику для совета с более сведущими медиками».

В клинике, куда приехал отец Василий, его встретили сочувственно и благожелательно. Пошли торопливые расспросы, осмотры, выслушивания. Пришел и профессор, посмотрел, послушал, покачал головой и сказал священнику, отведя его в сторону:

—Тяжкое заболевание, батюшка, у вашей жены, может быть, рак, может, и другое что, но только едва ли излечимое. Думается, напрасно вы и ее, и себя мучили приездом сюда. Впрочем, духомто не падайте. Мы еще поглядим. Дай Бог, если бы иначе оказалось.

Прав был профессор в своих догадках. Совет клинических докторов констатировал рак печени у больной, о чем на третий день и было объявлено отцу Василию.

— Ничем мы не можем помочь вашей супруге, примиритесь со своим положением. Рак неизлечим, оперировать в печени нельзя. Исход один — смерть.

Помолившись у московских святынь в Успенском и Покровском соборах, в часовнях Иверской и Пантелеимоновской, отец Василий тронулся в обратный путь.

«Да будет воля Твоя, Господи, да будет воля Твоя!» — мысленно твердил батюшка, со страданием смотря на любимую жену, которая лежала перед ним как прекрасный, но увядший, побитый осенним морозом цветок.«Только не лиши меня, Господи, Своей последней милости и помощи — довезти ее живою домой, избавь от терзания видеть умирающей в дороге».

И Господь, богатый милостью, сотворил по прошению отца Василия. Без особых приключений, даже без больших трудностей добрался он домой в свое село.

Праздник Покрова Пресвятой Богородицы. Торжественно справляется служба Божия в храме села Пустого при множестве молящихся. И видят, и слышат прихожане, что больно невесел их батюшка, отец духовный, глубокой печалью омрачено его лицо, дрожит, замирает, прерывается то и дело его обычно звучный голос, и поневоле все настраиваются на непраздничный лад. Помолившись, все разошлись по домам. Только отец Василий долго еще не выходил из храма в тот день. В молитве перед Божиим престолом он искал утешения своему смятенному сердцу. В молитве к Богу искал он утоления своим горестям, которые теснили душу. Он сознавал, что только тем и можно облегчить свое тяжелое иго — искренно, усердно молиться и с детскою доверчивостью предать себя всеблагой воле Божией, помощи и заступлению святых угодников. Все земные доступные средства к отвращению нависшей беды были исчерпаны. Горькое вдовство для себя и тяжелое сиротство для детей предстояло в самом, очевидно, близком будущем.

На другой день Покрова к отцу Василию приехали тесть с тещею, приехала и сестра его.

— Да, — рассуждали у постели больной ее родители, — видимое дело, что развязка близка. Нечему жить. Вся высохла, куда что девалось, только что дышит, и то еле–еле. И отчего этот рак у нее завязался, странное дело. Разве уж не от прошлогоднего ли ее горевания во время Вашей болезни он привязался к ней?

— Все может быть, конечно, — отвечал отец Василий. — Это я и сам хорошо помню, каких мучений стоила ей моя болезнь. Чего уж? Молилась Господу, чтобы взял ее к Себе за меня. Ведь только крайнее отчаяние, руководимое самоотверженной любовью, могло подвигнуть на такую молитву и просьбу. И что удивительно: то было 2 октября, в нынешний, значит, день. Неужели же Господь и судит быть по ее прошению и возьмет ее к Себе? Тогда все станет понятно: это перст Божий, это она умолила и за меня свою жизнь положила.

Вечером в тот же день не стало матушки Иларии: отошла с миром ко Господу. Лишился отец Василий горячо любимой жены, семья — заботливой матери, родные — радушной, ласковой хозяйки, а прихожане — услужливой, приветливой матушки. Потеря была велика равно для всех.

Много народа собрало погребение матушки Иларии, несмотря на то, что день был будний. Всем непритворно жаль было, что так рано угасла столь нужная жизнь, жаль было оставшихся детей–сирот, из которых половина не понимала значения понесенной утраты, жаль было и батюшку отца Василия, овдовевшего в такие еще молодые годы, жаль было разрушения всего семейного счастья и благополучия этого дома, на который многие указывали как на достойный подражания пример».

Спустя четыре года отец Василий поступил в Московскую Духовную академию и окончил ее в 1910 году со степенью кандидата богословия, которую получил за работу «Леонтий Византийский (его жизнь и литературные труды)». В своем отзыве на работу отца Василия ректор академии епископ Феодор (Поздеевский) писал: «Автор сделал своим сочинением ценный вклад в церковно–историческую науку и проявил громадную научную работоспособность, так что хочется от души пожелать ему не бросать научных занятий, хочется, чтобы он попал в обстановку, благоприятную для его ученых работ или, по крайней мере, для того, чтобы означенное сочинение вышло в свет в виде магистерской диссертации».

29 июля 1910 года Совет Московской Духовной академии под председательством епископа Феодора принял решение просить Святейший Синод о разрешении оставить отца Василия Соколова при академии третьим сверхштатным профессорским стипендиатом. 28 сентября Святейший Синод отклонил ходатайство Совета из‑за «крайней ограниченности в настоящее время средств духовно–учебного капитала».

26 ноября распоряжением епархиального начальства отец Василий был определен в Николо–Явленскую церковь на Арбате. С 9 августа 1911 года он состоял членом Совета Братства Святителя Николая при Николо–Явленском храме.

В 1922 году советские власти, используя как предлог голод в Поволжье, начали гонение на Православную Церковь. Когда комиссия по изъятию церковных ценностей пришла в храм Николы Явленного, отец Василий просил ее не изымать предметов, необходимейших в богослужении, отсутствие которых создаст трудности при причащении. Комиссия ему в этом категорически отказала. Чувство горечи и скорби овладело сердцем священника. Мы «не должны скорбеть… о материальной потере, — сказал он в проповеди 7 апреля, — тем более что вещи предназначены на нужды голодающих. Но прихожане не могут не скорбеть о том, что изъятые церковные сосуды могут быть превращены в предметы домашнего обихода… Положение верующих ныне подобно положению в Вавилонском плену. Иудеи обращались к Богу в надежде, что Он накажет тех, кто их пленил, за причиненное им зло, и прихожане могут надеяться, что Бог, попустивший изъятие церковных ценностей из храма, если таковые будут употреблены во зло, также воздаст тем, кто это сделал».

41
Перейти на страницу:
Мир литературы