Жития новомучеников и исповедников российских ХХ века - Коллектив авторов - Страница 11

21 августа 1922 года Коллегия ГПУ постановила выслать священника «из пределов РСФСР за границу… Освободить на семь дней с обязательством явки в ГПУ по истечении указанного срока».

На основании этого постановления отец Иоанн был освобожден. Однако 22 августа следователь Революционного Трибунала составил свое заключение, написав, что, «как видно из заявления обвиняемого Артоболевского, он, Артоболевский, подлежит высылке из пределов РСФСР как являющийся опасным для общественного правопорядка и могущий причинить ущерб диктатуре рабочего класса», что «по настоящему делу Артоболевскому грозит тяжелое наказание», что «поэтому пребывание его на свободе является общеопасным» и необходимо «заключить Артоболевского, священника церкви Петра и Павла в Петровском–Разумовском, под стражу в Таганской тюрьме».

На следующий день священник был арестован. 7 октября было составлено окончательное заключение по делу, в котором писалось, что священник «в период изъятия церковных ценностей оглашал в церкви с амвона во время богослужения послание бывшего Патриарха Тихона, призывающее к сопротивлению изъятию церковных ценностей, что с момента Октябрьского переворота и до настоящего времени он не только не примирился с существующей в России рабоче–крестьянской властью, но остался ее врагом… Материал в отношении Артоболевского достаточно полный, и следственных действий более производить не требуется… Материал о священнике представить в Московский Революционный Трибунал на предмет приобщения к имеющемуся делу по обвинению Артоболевского в контрреволюционной деятельности».

Дело было передано в Революционный Трибунал. На процессе, проходившем в Москве в ноябре—декабре 1922 года, отец Иоанн виновным себя не признал. 13 декабря 1922 года Революционный Трибунал приговорил отца Иоанна к трем годам тюремного заключения. 17 января 1923 года постановлением ВЦИК священник был освобожден.

Вернувшись из заключения, отец Иоанн в 1924 году был награжден митрой и включен в состав членов Высшего Церковного Совета при Святейшем Патриархе Тихоне. В Москве он служил в Петропавловском храме при академии до его закрытия в 1925 году, после чего был назначен настоятелем Введенского храма в Черкизове.

28 января 1933 года власти снова арестовали священника и заключили в Бутырскую тюрьму в Москве. Вместе с ним было арестовано тринадцать человек. Все они обвинялись в том, что собирались для бесед на религиозные темы, на которых будто бы вели антисоветскую пропаганду. Следователи, однако, не сумели выдвинуть против них никаких сколько‑нибудь основательных обвинений, за исключением тех, которые содержались в показаниях лжесвидетелей, данных ими по приказу следователей. Отец Иоанн на вопрос следователя ответил, что в 1922 году он участвовал в собраниях союза христианской молодежи, которые проходили в помещении Тимирязевской академии. «Беседы велись на церковно–философские темы», — написал следователь. Основной задачей кружка являлось воспитание молодежи в религиозно–нравственном духе. «Участниками кружка являлись студенты высших учебных заведений, но фамилий их я не помню», — сказал отец Иоанн. Когда следователь предложил подписать протокол, написанный со слов священника, отец Иоанн написал: «В христианском кружке молодежи никаких бесед на церковно–философские темы я не вел, да там их и вообще не было. Все дело там сводилось к истолкованию Слова Божия (отдельных мест и отрывков), совокупному обмену мыслями по поводу прочитанного стиха или отрывка. В предъявленном мне обвинении виновным себя не признаю».

15 марта 1933 года Особое Совещание при Коллегии ОГПУ приговорило протоиерея Иоанна к трем годам ссылки в Северный край, которую он был отправлен отбывать в Вологодскую область. По окончании ссылки он вернулся в Москву.

22 января 1938 года власти снова арестовали священника, и он был заключен в Таганскую тюрьму в Москве.

На допросе следователь спросил отца Иоанна:

— Что такое академический день?

— Постановлением советского правительства была закрыта Московская Духовная академия; мы, воспитанники пятидесятого курса академии, живущие в Москве, в память о Духовной академии собирались на молитвенные собрания и товарищеские обеды, — ответил отец Иоанн.

—Какие обсуждались вопросы на ваших собраниях? — спросил следователь.

—На наших собраниях мы делились воспоминаниями из академической жизни и обменивались мнениями по вопросам церковной жизни, службы и так далее.

— Для какой цели вы хранили антиминс?

— Антиминс я хранил как память об отце–священнике, а, кроме того, возможно, и мне пришлось бы служить на нем литургию, — ответил священник.

На этом допрос был закончен. 14 февраля Тройка НКВД приговорила отца Иоанна к расстрелу. Протоиерей Иоанн Артоболевский был расстрелян 17 февраля 1938 года и погребен в общей безвестной могиле на полигоне Бутово под Москвой.

ИСТОЧНИКИ: ГАРФ. Ф. 10035, д. П-51948. ЦА ФСБ РФ. Арх. № Р-33186. АМП.

Архив УФСБ РФ по Москве и Московской обл. Арх. № 11013. Т. 3. Сергий Голубцов, протодиакон. Московское духовенство в преддверии и начале гонений 1917—1922 гг. М., 1999.

Февраля 4 (17) Священномученик Николай (Кандауров)

Составитель игумен Дамаскин (Орловский)

Священномученик Николай родился 21 января 1880 года в станице Барсуковской на Кубани в семье военного Андрея Кандаурова. Со стороны матери, Анны Александровны, многие из предков были священниками. Все предки со стороны отца были военными, большей частью офицерами, почти все были участниками сражений во время многочисленных войн, которые вела Россия, защищая свою независимость. Андрей Кандауров дослужился до офицерского звания и за участие в военных действиях был награжден двумя орденами. Отслужив свой срок, он вышел в отставку и был назначен инспектором народного образования по Северо–Кавказскому округу. В конце XIX — начале ХХ века по России прокатилась волна революционного террора, когда были убиты многие государственные деятели, офицеры полиции и армии; от террористов страдали и случайные люди. В 1898 году террористами был убит и Андрей Кандауров. Террористы признали, что это убийство было бессмысленным и случайным, и пришли к Анне Александровне предложить ей в качестве компенсации материальную помощь, так как ее муж убит по ошибке, но та только сказала: «Господи, да какая там помощь! Прости вас, Господи, вы не знаете, что творите!»

Это время характеризовалось не только разгаром террора, но и не удерживаемой ничем пропагандой безбожия; дело доходило до того, что дети из семей священнослужителей под давлением общественного мнения отказывались принимать священный сан. Воспитанный в глубоко верующей семье военных, Николай Андреевич был человеком долга, и распространившиеся в обществе трусость и малодушие только укрепили в нем решимость идти наперекор обстоятельствам, избрать поприще наиболее трудное. «Кому‑то надо же быть священником», — сказал Николай своей матери, решив избрать путь служения Богу и народу на пастырском поприще. Он поступил в Ставропольскую Духовную семинарию, которую окончил в 1907 году. Еще будучи семинаристом, он женился на Елене, дочери священника Иоанна Карагачева. Впоследствии у них родилось три сына и три дочери.

В 1908 году Николай Андреевич был рукоположен в сан священника и затем служил в храмах на Северном Кавказе — в станицах Воздвиженская, Новоалександровская, Усть–Лабинская и Рождественская Армавирского округа.

Во время Гражданской войны он служил на Северном Кавказе, когда там проходили активные военные действия. Не обращая внимания на то, занималась ли территория, где был расположен его приход, красными или белыми, он говорил тем и другим, что смотрит на гражданскую войну как на самоубийство нации. Бывало, что после такого рода проповедей офицеры белой армии подходили к нему и просили не говорить подобных проповедей.

После ухода белых и утверждения на Северном Кавказе советской власти начались гонения, разгар которых пришелся на 1922 год — время изъятия церковных ценностей. Местные власти, однако, относились с большим уважением к священнику, и их представители не раз приходили к нему домой и предупреждали о готовящемся аресте: «Николай Андреевич, готовятся документы на ваш арест, уезжайте, мы дадим вам лошадей, берите и уезжайте». Приходили и встревоженные прихожане и также уговаривали священника на время покинуть село. Но отец Николай остался. И по–прежнему бесстрашно говорил проповеди о том, что его волновало, — о всё истребляющем безбожии, о поругании православной России. Проповеди его были настолько созвучны настроению прихожан, — в большинстве своем прошедшим несколько войн казаков, — что, слушая своего пастыря, многие из них плакали. Когда священнику говорили, что его проповеди контрреволюционны и он может быть за них арестован, отец Николай отвечал: «В моих проповедях ничего контрреволюционного нет, я говорю о судьбе нашей России».