Советский шпионаж в Европе и США. 1920-1950 годы - Даллин Дэвид - Страница 17

В это время Москва вызвала Крестинского на «доклад». Его отъезд усилил напряжённость. На следующий день германские коммунисты призвали к забастовке 300 тысяч шахтеров Рура, и одним из лозунгов был «протест против обыска в торговом представительстве». В Москве состоялась громадная демонстрация с участием 250 тысяч человек, на которой присутствовал Крестинский. Москва категорически требовала придать торговому представительству статус экстерриториальности, и после почти трехмесячных переговоров протокол был подписан. Германское правительство принесло извинения за полицейский рейд и объявило, что офицер, ответственный за это дело, уволен.

Соглашение было заключено отчасти потому, что Штреземан придерживался курса на сотрудничество с Советским Союзом. Кроме того, ни в Германии, ни в других странах тогда не понимали мотивов, которые заставляли Советы добиваться дипломатических привилегий для торговых представительств. Общественное мнение склонялось к тому, что эти требования диктовались соображениями престижа, и было бы неразумно оскорблять правительство, которое столь чувствительно к иностранным вмешательствам и непризнанию его прав.

Коммунистическая партия Германии исключила Ботценхарда как шпиона. Т-группа, опасаясь, что его снова схватят и он разгласит компрометирующие данные о ее действиях, решила убрать его. Все было подготовлено для убийства, когда полиция, выследившая Ботценхарда, вновь арестовала его. Он признался только в мелких деталях дела. Чтобы предотвратить более серьезные разоблачения, Т-группа установила с ним контакт в тюрьме и посылала ему еду и другие подарки. В результате Ботценхард был сдержан на судебном процессе. В июле 1925 года его приговорили к трем с половиной годам исправительных работ.[72]

Торговое представительство имело свой шифровальный отдел для связи с Москвой. В другом отделе представительства была установлена быстродействующая фотопечатная машина. Такое же оборудование было установлено в провинциальных отделах в Лейпциге, Гамбурге и Кенигсберге. Примером эффективности применения таких установок служит следующее: в 1935 году полицай-президиум Берлина подготовил отчет на пятистах страницах, посвященный подпольной работе коммунистической партии. Копия отчета была послана прокурору. На пути от Александерплатц до судебного здания в Моабите отчёт прошел через торговое представительство, где был сфотографирован. Он прибыл к месту назначения с опозданием всего на два часа. Из его содержания руководители советской разведки узнали, как мало полиция осведомлена об их людях и о секретных формированиях партии.[73]

Некоторые члены «Греты» и «Клары» путешествовали по всей Германии с удостоверениями сотрудников торгопредства. В многочисленных шпионских делах германские суды выяснили, что следы ведут именно в торговое представительство. Подсудимые Динстбах, Глебов, Машкевич, Смирнов, Лебедев, Арбузов и другие в разное время числились работниками торгового представительства, хотя они вряд ли появлялись там после того, как им были вручены «проездные документы». Секретный агент мог неделями жить в одном из больших домов, где размещались официальные советские лица, потом, если все шло как надо, он «нырял», то есть исчезал из виду, и на свет появлялся другой, действительно важный человек, который принимал его имя, адрес и документы. Поэтому полиция никогда не могла заподозрить существование двойника. Этот особенный трюк назывался «пересадкой».

Германская полиция старалась завербовать информаторов из числа работников торгового представительства и внедрить туда своих агентов. Но им это так и не удалось, потому что меры предосторожности, которые предпринимали советские эксперты по подпольной работе, сделали это почти невозможным. «Полиция не имела агентов ни в советском посольстве, ни в торговом представительстве, – докладывал Ганс Петерс, сотрудник политического отдела берлинского полицай-президиума. – Советские спецслужбы внимательно следили за образом жизни каждого официального лица и часто меняли своих сотрудников, вербовка же требовала значительного времени, и прежде, чем мы успевали это сделать, ему уже надо было уезжать».[74]

Во главе разведывательных операций в области промышленного шпионажа в Германии с 1928-го по 1934 год находились братья Машкевичи из Баку. Они переиграли немецкую контрразведку и спокойно покинули Германию после пяти лет активной работы. С Машкевичами работали Лебедев, Смирнов и нелегал по кличке «Оскар». За исключением «Оскара» все эти асы советской разведки использовали торговое представительство как прикрытие. В 1929 году Борис Базаров, восходящая звезда секретной службы, был переведен в Берлин с Балкан, и перед его помощником Михаилом Самойловым была поставлена единственная, но ответственная задача – организовать промышленный шпионаж. Когда Самойлов был срочно отозван во время сенсационного шпионского процесса вокруг «И. Г. Фарбен» в 1931 году, Базаров и его жена стали самыми важными берлинскими агентами Четвертого управления. Позднее они были направлены в том же качестве в США.

В числе шефов НКВД в Берлине был Готвальд, инспектор советского персонала, который отвечал за проверку надежности сотрудников, следил за их поведением, ведал вопросами найма и увольнения. Но настоящим главой НКВД в Германии много лет был Яков Александрович Равич-Терзин, который тоже числился в штате торгового представительства. Равич, спокойный, рассудительный и дружелюбный человек, был интересной личностью. Он воевал в Гражданскую войну в России, потом постепенно поднимался по иерархической лестнице НКВД и был одним из уважаемых (позже ликвидированных) старых большевиков. Перед тем как нацисты пришли к власти, ему было около сорока лет. Он никогда не казался чересчур властным, несмотря на свое высокое положение, здраво рассуждал, был молчалив и непроницаем, то есть был почти идеальным подпольным лидером. В его обязанности входила и организация прикрытия. С помощью Яков Равича агент «Греты» Картхальс открыл машинописное бюро, которое служило не только для встреч агентов, но и для передачи секретных документов, которые прятали в резиновых валиках пишущих машинок. Этот хитрый трюк так никогда и не был раскрыт полицией.[75]

Под верхним эшелоном официальных советских лиц работала группа надежных немецких организаторов, все они были коммунистами с большим стажем и заслуживали полного доверия.

Фриц Бурде, он же «Доктор Шварц», руководил этой сетью с 1929-го по 1932 год, потом был переведен в Китай. Бывший немецкий рабочий из Гамбурга, стройный, приятный, улыбчивый молодой человек тридцати лет, с открытым лицом и искренними глазами, Бурде был одним из тех способных подпольщиков, которые вносили гармонию в ряды работников советской разведки.[76] Его скитания закончились в «отечестве пролетариата», где он был казнен во времена чисток.

Одним из членов сети Бурде был молодой энтузиаст-коммунист Артур Кеплер, сотрудник либеральной «Фоссише цайтунг» и тайный член Коммунистической партии Германии. Советская разведка использовала его должность редактора иностранного отдела. Он имел доступ ко всей информации конфиденциального свойства, которая поступала в редакцию газеты, и докладывал о ней Бурде. Однако после нескольких месяцев такой работы руководству газеты донесли, что он коммунист, и его уволили. Он отошел от подпольной деятельности, но сохранил свое положение тайного члена партии, поехал в Россию, где написал книгу «Россия глазами буржуа».[77] Несколько позже Кестлер вступил в группу «Шандора Радо».

Преемник Бурде, Вильгельм Баник, выпускник московской военно-политической школы, оставался на этом посту до 1935 года, когда его послали в Испанию, где он был ранен в гражданской войне. Первым помощником Баника в Германии был Иоганн Либерс. Во главе агентурной сети в центральной Германии (в Саксонии и Тюрингии) стоял другой выпускник военно-политической школы – Вильгельм Тебарт. Инженер Эрвин Крамер использовался группой как эксперт по танкам и железным дорогам.