Над Евангелием - Архиепископ (Грибановский) Михаил - Страница 16

Господь прежде всего направляет свою речь к тем, кто стремится к Нему из-за хлеба. Он сводит их с этой почвы, указывая на пищу не чувственную, а духовную; эту пищу они могут получить только от Него, и Он прямо призывает их к вере в Себя (Ин.6:26–29).

И что же? Сразу же этой веры не оказывается. Они стараемся не себя к Нему поднять, а Его низвести к себе, и просят дать им знамение (т. е. чувственное свидетельство), почему бы они могли веровать в Него (30). Он еще раз говорит им, что Он есть хлеб животный, и верующий в Него никогда не взалчет и не возжаждет; но в ответ на это Он встречает одно недоумение, которое, наконец, и вызывает Его слова: "Вы и видели Меня и не веруете" (36). Поворот на первый раз слишком резкий, а между тем психологически глубоко верный и необходимый. Толпа была обращена к Христу своими чувственными глазами и материальными инстинктами; восторгалась Им и искала Его в своих видах; а Господь призывает войти в область духовной жизни, и там отдаться Ему бескорыстной верой. Понятно, что это дело совсем иное, лежащее никак не на пути их обычной жизни; оно гораздо выше ее, и туда подняться нужна свободная решимость. И вот они остаются на привычной им чувственной стезе, а с этим вместе они решают и свою судьбу: видя Его глазами, они не могут видеть Его верой и внутренне отходят от Него. Это неизбежно.

Господь далее развивает Свое духовное откровение. Он понемногу вводит его в соотношение с областью более высшею сравнительно с предшествующей. На первом плане уже противоположность не пищи телесной и духовной, а земного и небесного порядка вещей. Он говорит, что Он сошел с небес, чтобы исполнить волю Отца (38). Но вместе с откровением Бога открывается и душа человека; кругом слышится открытый ропот. Если только что Его не узрела грубая народная толпа (όχλος) со своими материальными стремлениями, то теперь поднимает голову сухой рационализм книжных Иудеев. Возроптали на Него Иудеи за то, что Он сказал: Я есть хлеб, сошедший с небес, и говорили: не Иисус ли это, сын Иосифов, которого отца и мать мы знаем? как же говорит Он: Я сошел с небес? (41–42). Причина сомнений совершенно понятна. Иудеи твердо стоят на внешне логической почве; прилагают к Нему мерку чувственных представлений; слушают плотским умом, соображающим лишь извне являющееся, а не той духовной силой, которая обращена к Богу и воспринимает внутренние откровения неба. И на своем пути они рассуждают вполне последовательно. Они нигде не видели и не могут представить и понять, как Он, будучи человеком, мог сойти с небес? Но Господь Своею личностью и словами именно и подает им повод сойти с этого земного пути, поддаться небесному влиянию Отца и подняться в область веры, которая имеет свою высшую последовательность, и где кажущееся сейчас противоречием найдет свое полное и действительное примирение. Но они этим поводом не пользуются; а на той почве, па ко юрой они стоят, никакие сомнения и споры не могут приблизить их к Господу. Он видит это и говорит им: не ропщите между собою. Никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня (43–44).

Наконец, Господь еще определеннее и точнее уясняет центральное и мистическое значение Своей личности (48–58). Воспроизведя вкоротке две предшествовавших ступени Своего откровения (48–49 и 50-51а), Он восходит ближе к сфере чувства и своими образами пытается найти отзвук духовной веры в сострадательном человеческом сердце. Он провозглашает, что отдает Свою плот за жизнь мира, и призывает через вкушение этой мировой жертвы к полному общению с Собой. Хлеб, который Я дам, есть плоть Моя, которую Я отдам за жизнь мира (51). Но если материальная толпа и узкие книжники не восприняли Его предыдущих речей, то тем более они отшатнулись от усвоения последней. Кажется, чего бы проще: откликнуться сердцем на призыв великого Учителя, который возвещает им, что добровольно жертвует собой за них, и прильнуть к Нему, прежде всего и помимо всего, бескорыстной благодарной верой; тогда само собой пришло бы к ним и понимание Его таинственных сравнений. Однако книжники упорно остаются книжниками; они тут же прерывают Его речь своими казуистическими спорами, в которых одна бессердечная пигмейская погоня за внешней буквой. Тогда Иудеи стали спорить между собою, говоря: как Он может дать нам есть плоть свою? (52).

Но может быть, на призыв Господа отзовутся более близкие, более привязанные к Нему лично, постоянно ходившие с Ним Его ученики? Если они, оставив все, следовали за Ним, то значит, действительно, всем сердцем жаждали царства Мессии и ждали от любимою Учителя избавления Израилю.

Кому же, как не им, подняться на крыльях любви в ту область веры, к которой призывает вся речь? И Господь как бы имеет в виду их личное чувство к Себе, когда, усиливая основную мысль Своего откровения, оттеняет, что вкусивший Его плоти и крови войдет в полное нераздельное общение с Ним: Ядущий мою плоть и пиющий Мою кровь пребывает во Мне и Я в нем (56). Но даже и горячее, но все же земное чувство к Учителю само по себе не привело учеников Его к духовной вере в Него. И вот многие, повествует нам Ев. Иоанн, из учеников Его, слыша то, говорили: какие странные с слова, кто может это послушать? (60).

Господь ясно провидел причину такого к Себе отношения. Его слова падали не на ту почву, которая соответствовала их природе. Он говорил вечному духу, стремящемуся к Богу, а Его воспринимают плотским сердцем, отражающим только земное и создающим одни земные мечты о народном счастии под властью Мессии. Он призывает к свободной духовной вере в Себя, не носящей в себе никаких земных мотивов, а они не хотят сойти с своих земных природных путей и соблазняются тем, что не могут приспособить Его слов к своим меркам и целям. Поэтому Он еще раз возбуждает дух учеников: Дух животворит, — говорит Он, — плоть не пользует ни мало. Слова, которые Я вам говорю, суть дух и жизнь (63). Т. е. войдите в дух, войдите в чистую стихию самоценной духовной жизни, без всяких земных мотивов, и вы поймете Меня и уверуете в Меня… Но увы! их слабый дух был долу, и на Его призыв ответил косным лишь неверием (64). Господь не удивляется, потому что ясно и твердо прозревает все, что происходит внутри людей. Он только объясняет им же самим их обнаружившееся к Нему отношение. Для того-то (δια τουτο — "потому-то" ср. Ин.8:47) и говорил Я вам, что никто не может прийти ко Мне, если то не дано будет ему от Отца Моего (65), т. е. если он не войдет в сферу влияния Отца, пославшего Его.

От всей беседы получается впечатление, как будто Господь, привлекши к Себе многочисленные толпы слушателей, музыкой Своих божественных речей дает возможность им показать тон и высоту их душевных настроений, проявить излюбленные ими пути их внутренней жизни; и на пробном камне Своего небесного откровения Он испытывал достоинство их духа, степень его податливости притягательной силе Небесного Отца, способность восприимчивости к Его едва ощутимым вечным глаголам. Когда с сего времени многие из учеников Его отошли от Него и уже не ходили с Ним, Он и к двенадцать обращается с вопросом: не хотите ли и вы отойти? Но тут наконец-то откликнулось смиренное преданное сердце и свободных дух любви и веры, чуткой к велениям Небесного Отца. Симон Петр отвечал Ему: Господи, к кому нам идти? Ты имеешь глаголы жизни вечной (66–68).

Итак, что же мы видим? Видим, что вот люди, по-видимому, стремились ко Христу усердно и, пожалуй, искренно и, однако, не уверовали в Нею и отошли от Него. Отчего? Оттого, что шли к Нему такими путями, где истинной веры в Него и не может быть по самому существу дела.

Какая вера во Христа может быть у тех, кто рассчитывает через Него иметь даровой и легкий хлеб? Что они зовут верой, совсем не вера в Него, как в личность, а только благовидная низменная радость над грудой чудесно найденного хлеба, которого могло бы хватить на всю эту жизнь. А им в это время предлагается какая-то духовная пища, дающая вечную духовную жизнь. Но чтобы захотеть духовной пищи, нужно быть уже в духе. Чтобы возжаждать вечной духовной жизни, нужно иметь уже к ней вкус, иметь ее зародыш. Где же им, пока они стоят на своем пути, иметь веру в слова Господа? Как же им, среди втайне разгоревшихся материальных аппетитов, не почувствовать глубокого разочарования, когда вдруг из-под их взоров желанная груда хлеба так неожиданно исчезла?