Мэйфейрские ведьмы - Райс Энн - Страница 26
- Предыдущая
- 26/177
- Следующая
Итак, мы стояли, молча разглядывая друг друга, и мне показалось, что и я и она вдруг испытали странное чувство – ощущение грозящей опасности. Эта женщина, с таким милым и юным лицом, с нежными щечками и губками, с большими невинными голубыми глазами, изучала меня так, словно в душе своей давно уже была мудрой старухой. Ее красота подействовала на меня как колдовские чары. Я по-глупому не мог отвести взгляд от ее длинной шеи, покатых плеч и красивых рук.
В голову мне пришла нелепая мысль: как чудесно было бы сжать ее в объятиях и почувствовать под пальцами упругую плоть. А еще мне показалось, что она смотрит на меня точно так же, как когда-то, много лет назад, смотрела ее мать в шотландском трактире, а я, покоренный ее красотой, сражался с дьявольским соблазном немедленно овладеть ею.
– Итак, Петир ван Абель, – обратилась она ко мне по-английски с едва заметным шотландским акцентом, – вы приехали.
Клянусь тебе, Стефан, это был голос юной Деборы. Должно быть, они часто беседовали по-английски, может даже статься, таковым был их способ сохранять в тайне свои разговоры.
– Дитя мое, – отвечал я на том же языке, – спасибо, что согласились принять меня. Я проделал долгий путь, чтобы увидеть вас, и никакие препятствия не могли бы мне помешать.
Все это время Шарлотта разглядывала меня – холодно и оценивающе, словно я был выставленным на продажу рабом. Она не скрывала откровенного любопытства, тогда как я всеми силами старался завуалировать свой жгучий интерес. Я был потрясен тем, что увидел: тонкий нос, глубоко посаженные глаза, чуть припухлые щеки – в точности как у меня самого. Цвет и структура волос – зачесанных назад и скрепленных большой заколкой – тоже напоминали мои.
Меня поглотила великая печаль. Это моя дочь – сомнений быть не может! И вновь я испытал то же ужасное чувство сожаления, которое впервые охватило меня в Монклеве, и вновь я увидел Дебору – разбитую куклу из белого воска, лежащую на камнях перед собором Сен-Мишель.
Наверное, Шарлотте каким-то образом передалась моя печаль, ибо личико ее на миг помрачнело. Но она, казалось, вознамерилась не поддаваться горю.
– Вы в точности как описывала моя мать, такой же красивый, – произнесла она, удивленно приподняв бровь. – Высокий, сильный, с хорошей осанкой и отличным здоровьем, надеюсь.
– Бог мой, мадам, какие странные слова, – я рассмеялся, испытывая неловкость. – Даже не знаю, как их воспринимать – то ли вы мне льстите, то ли подразумеваете нечто совершенно противоположное.
– Мне нравится ваша внешность, – сказала она, и на ее лице появилась странная улыбка, очень хитрая и презрительная, но в то же время по-детски милая. Она надула губки, как капризный ребенок, – и эта гримаска была полна невыразимого очарования – и долго, словно забыв обо всем, разглядывала меня, а потом наконец произнесла: – Идемте со мной, Петир ван Абель. Расскажите все, что вам известно о моей матери. Особенно о ее смерти. А также объясните, какова цель вашего приезда. Только не лгите мне.
Последние слова она произнесла таким тоном, словно боялась какой-либо обиды с моей стороны, и оттого показалась вдруг такой хрупкой и ранимой, что меня буквально захлестнула безмерная нежность по отношению к ней.
– Я приехал не для того, чтобы лгать, – сказал я. – Вам известно хоть что-нибудь?
– Нет, – после минутного молчания холодно ответила Шарлотта, но было очевидно, что это неправда. Она присматривалась и изучала меня точно так же, как я не раз изучал других, стараясь проникнуть в их тайные мысли.
С легким кивком взяв меня под руку, Шарлотта направилась к дому. Ее грациозные движения, мимолетное прикосновение ткани юбки к моей ноге лишали меня возможности ясно мыслить. Она даже не взглянула на целый полк рабов, выстроившихся по обе стороны от тропы с фонарями в руках, дабы освещать нам путь. А вокруг благоухали цветы, пестрыми пятнами наполнявшие темноту, и прямо перед домом росли массивные деревья.
Чуть-чуть не дойдя до ступеней лестницы, мы свернули в сторону – под сень деревьев, где стояла деревянная скамья.
Шарлотта жестом пригласила меня сесть, и я подчинился. Тьма вокруг быстро сгущалась, но желтые огни фонарей, развешанных в кронах деревьев, и ослепительно яркий свет, лившийся из окон дома, позволяли достаточно отчетливо видеть окружающую обстановку.
– С чего мне начать, мадам? – обратился я к хозяйке. – Я ваш слуга и расскажу обо всем так, как вы пожелаете.
Шарлотта сидела вполоборота ко мне, сложив руки на коленях, и в ее позе отчетливо ощущалось напряжение.
– Рассказывайте по порядку и без обиняков, – ответила она, буквально впиваясь в меня взглядом.
– Дебора не погибла в огне. Она бросилась вниз с церковной башни и разбилась о камни.
– Слава Богу! – прошептала Шарлотта. – Узнать об этом из человеческих уст…
Ее слова повергли меня в некоторое недоумение. Неужели призрак Лэшер уже рассказал ей обо всем, но она ему не поверила?
Шарлотта выглядела очень подавленной, и я даже засомневался, следует ли продолжать, однако после секундного колебания заговорил снова:
– На Монклев обрушилась сильнейшая буря, которую вызвала ваша мать. Ваши братья погибли, а вместе с ними и старая графиня.
Она молча смотрела куда-то вдаль, онемев от горя – или, возможно, от отчаяния. В эти минуты она казалась вовсе не взрослой женщиной, а маленькой потерянной девочкой.
Я счел необходимым вернуться в своем повествовании немного назад и объяснил Шарлотте, как очутился в городе и встретился с ее матерью. Затем я пересказал ей все, что знал со слов Деборы о призраке Лэшере и о том, как он без ведома Деборы умертвил графа, а потом оправдывался и защищался от ее гнева. В заключение я сообщил о желании Деборы, чтобы дочь обо всем узнала и остереглась.
По мере того как я рассказывал, ее лицо становилось все суровее, однако смотрела она не на меня, а куда-то в сторону. Я объяснил, как мог, значение предостережений ее матери, а затем поделился собственными мыслями об этом призраке и о том, что ни один маг никогда не писал о привидении, способном учиться.
Она по-прежнему молчала и не шевелилась, а на ее лице застыло выражение безудержной ярости. Когда же я наконец решился возобновить рассказ, заметив, что мне кое-что известно о призраках, Шарлотта резко перебила меня:
– Хватит об этом. И больше ни с кем здесь об этом не заговаривайте.
– Хорошо, не буду, – поспешил я заверить ее, а затем поведал, что последовало за моей встречей с Деборой, и описал день ее смерти во всех подробностях, опустив только одну: что это я сбросил Лувье с крыши. Просто сказал, что он умер.
Вот тут Шарлотта повернулась ко мне и с мрачной улыбкой спросила:
– Как же он умер, Петир ван Абель? Разве не вы столкнули его с крыши?
Ее лицо искривила холодная, исполненная гнева улыбка, хотя я не понял, чем именно был вызван этот гнев – моими словами или поступками или всем происшедшим в целом. Создавалось впечатление, будто она защищает своего демона, считая, что я оскорбил его, и таким образом выражает преданность ему. Ведь наверняка он рассказал ей о том, что я сделал. Впрочем, не берусь утверждать, что догадка моя верна. Точно знаю лишь одно: ее осведомленность о моем преступлении напугала меня, и, возможно, сильнее, чем я осмеливался самому себе признаться.
Я не стал отвечать на ее вопрос.
Шарлотта долго молчала. Казалось, она вот-вот разрыдается, но этого не случилось. Наконец она прошептала:
– Все решили, что я бросила свою мать. Но ведь вам известно, что это не так!
– Знаю. Ваша мать сама отослала вас сюда.
– Она приказала мне уехать! – вскричала Шарлотта. – Приказала! – Она на секунду замолкла, чтобы перевести дыхание, и заговорила уже более спокойно: – «Ступай, Шарлотта, – сказала мать. – Потому что если ты умрешь раньше меня или вместе со мной, моя жизнь пройдет впустую. Я не позволю тебе остаться здесь. Если мне суждено погибнуть на костре, я буду страдать еще больше, зная, что ты видишь это или мучаешься вместе со мной». Поэтому я сделала так, как она велела!..
- Предыдущая
- 26/177
- Следующая
