Мэйфейрские ведьмы - Райс Энн - Страница 16
- Предыдущая
- 16/177
- Следующая
– Я это сделаю, – пообещал я, – но здесь тебе нечего беспокоиться. Тебя заставят нести свечу и пройти через весь город. Тебе придется принести покаянную свечу на ступени собора, и только тогда тебя свяжут и потащат на костер…
Я не мог продолжать.
– Послушай, на этом мои просьбы к тебе не кончаются, – сказала она.
– Я готов выполнить и другие. Говори.
– Когда казнь завершится и ты уедешь отсюда, напиши моей дочери, Шарлотте Фонтене, жене Антуана Фонтене. Она живет на острове Сан-Доминго, это в Карибском море. Писать нужно в Порт-о-Пренс, на имя купца Жан-Жака Туссена. Напиши ей то, что я тебе скажу.
Я повторил имя и полный адрес.
– Сообщи Шарлотте, что я не мучилась в пламени, даже если это и не будет правдой.
– Я заставлю ее поверить в это. Дебора горько улыбнулась.
– Вряд ли, – сказала она. – Но постарайся, ради меня.
– Что еще написать ей?
– Передай ей мое послание, которое ты должен запомнить слово в слово. Напиши ей, чтобы она действовала с осторожностью, ибо тот, кого я послала ей в подчинение, иногда делает для нас то, что, как он верит, мы хотим, чтобы он сделал. Далее напиши, что тот, кого я ей посылаю, черпает свою уверенность в одинаковой мере как из наших неуправляемых мыслей, так и из продуманных слов, которые мы произносим.
– Но, Дебора!
– Ты понимаешь мои слова и то, почему ты должен передать их моей дочери?
– Понимаю. Я все понимаю. Ты пожелала смерти мужа из-за его измены. И демон это выполнил.
– Все сложнее. Не стремись проникнуть в суть этого. Я никогда не желала смерти мужа. Я любила его. И я не знала о его измене! Но ты должен передать мои слова Шарлотте ради ее защиты, поскольку мой невидимый слуга не в состоянии рассказать ей о его собственной переменчивой натуре. Он не может говорить с ней о том, чего не понимает сам.
– Но…
– Не затевай сейчас со мной разговоров о совести, Петир. Уж лучше бы ты вообще не появлялся здесь. Изумруд перешел во владение к Шарлотте. И когда я умру, демон отправится служить ей.
– Не посылай его, Дебора!
Она вздохнула, выражая свое глубокое недовольство и отчаяние.
– Умоляю тебя, сделай то, о чем я прошу.
– Дебора, что произошло с твоим мужем?
Мне показалось, что Дебора не станет отвечать, но она все же заговорила:
– Муж лежал при смерти, когда ко мне пришел мой Лэшер и сообщил мне, что заманил его в лес и заставил свалиться с лошади. «Как ты мог сделать то, о чем я тебя никогда не просила?» – допытывалась я. И мне пришел ответ: «Если бы ты заглянула в его сердце, как заглянул туда я, то ты повелела бы мне сделать именно это».
От этих слов, Стефан, холод пробрал меня до самых костей. Прошу тебя: когда вы будете снимать копию с моего письма для наших архивов, пусть эти слова подчеркнут. Когда еще мы слышали о подобном потакании чужим потаенным желаниям и о подобном своеволии со стороны невидимого демона? Когда erne мы сталкивались с такой смышленостью и глупостью одновременно?
Я представил себе картину: джинн, выпущенный из бутылки, который по собственной воле творит хаос и разрушения. Мне вспомнились давние предостережения Рёмера. Я вспомнил Гертруду и все, что она говорила. Но они едва ли могли вообразить действия этого призрака, которые были несравненно опаснее.
– Да, ты прав, – сказала Дебора, прочитав мои мысли. – Ты должен написать об этом Шарлотте, – убеждала она меня. – Отнесись внимательно к своим словам на случай, если письмо попадет в чужие руки, но напиши об этом, напиши так, чтобы Шарлотта поняла все то, что ты должен сказать!
– Дебора, удержи это существо. Позволь мне сказать ей от твоего имени, чтобы она выбросила изумруд в море.
– Теперь слишком поздно, Петир. Все идет так, как идет. Даже если бы ты не появился сегодня, чтобы услышать мою последнюю просьбу, я все равно отослала бы моего Лэшера к Шарлотте. Ты не можешь представить, насколько мой Лэшер могуществен и сколь многому он научился.
– Научился? – удивленно повторил я. – Да откуда ему научиться, если он всего-навсего дух, а они неисправимо глупы, в чем и кроется их опасность? Выполняя наши желания, духи не понимают всей их сложности и лишь вызывают нашу погибель. Тысячи случаев это доказывают. Разве подобного не случалось? Как же ты говоришь, что он многому научился?
– Поразмысли над моими словами, Петир. Говорю тебе, мой Лэшер многому научился, и его ошибки исходят не из его неизменной простоты, а от того, что перед ним ставятся все более сложные цели. Но во имя всего того, что когда-то было между нами, обещай мне написать моей любимой дочери! Это ты должен для меня сделать.
– Хорошо! – воскликнул я, воздев руки. – Я это сделаю, но я также передам ей и то, что сейчас говорил тебе.
– Что ж, ты честен, мой милый монах, мой дорогой ученый, – с горечью произнесла Дебора и улыбнулась. – А теперь уходи, Петир. Я не в состоянии более выдерживать твоего присутствия. Мой Лэшер находится рядом, и мы с ним побеседуем. А завтра, прошу тебя, как только увидишь, что с моих рук и ног сняли путы и я поднялась по ступеням собора, сразу же удались в безопасное место.
– Боже милостивый, помоги мне! О, Дебора, если бы только я смог вызволить тебя отсюда, если хоть как-нибудь это было бы возможно…
И тут, Стефан, я совершенно потерял самообладание и лишился разума.
– Дебора, – сказал я, – если твой слуга Лэшер может с моей помощью устроить твой побег, только скажи, что нужно сделать!
В мыслях я видел, как силою вырываю ее у разъяренной толпы, как мы покидаем город и скрываемся в лесу.
Мне не описать, как она улыбнулась, услышав эти слова, сколько нежности и печали было в той улыбке. Точно так же она улыбалась мне, когда мы расставались после той ночи.
– Это фантазии, Петир, – сказала она.
Потом ее улыбка сделалась шире. В слабом свете свечи Дебора выглядела безумной или же… похожей на ангела либо на сумасшедшую святую. Ее белое лицо было столь же прекрасным, как пламя свечи.
– Моя жизнь кончена, но я славно попутешествовала, уносясь из этой темницы, – сказала она. – А теперь уходи. Передай мое послание Шарлотте, но не раньше, чем ты благополучно выберешься из этого городишки.
Я поцеловал ее руки. Во время пыток палачи обожгли ей ладони. На них остались глубокие шрамы, которые я тоже поцеловал. Они меня не пугали.
– Я всегда любил тебя, – сказал я ей.
Я еще сказал много разных слов, глупых и нежных, которых не стану повторять здесь. Все это она выслушала с полным смирением. Дебора знала: только сейчас я вдруг понял, как сожалею о том, что не уехал тогда с нею. Она знала, что в эту минуту я ненавидел себя самого и дело всей своей жизни.
Я знаю, Стефан, это пройдет. Я знал об этом и тогда, когда несколько часов назад покинул ее камеру. Но сейчас воспоминания слишком мучительны: я чувствую себя как святой Иоанн в его «Темной ночи души». Всякое утешение покинуло меня. Да и что толку в нем?
Я люблю ее, и этим все сказано. Я знаю, что этот демон погубил Дебору, как когда-то погубил ее мать. Случившееся с нею лишь подтверждало предостережения Рёмера, Гертруды и чародеев всех времен.
Я не мог уйти, не обняв и не поцеловав Дебору. И когда я держал ее в своих объятиях, то во всей полноте ощущал ее боль; я чувствовал, как болят все ожоги и шрамы на ее теле, все жилы, вывернутые на дыбе. И это истерзанное создание, вцепившееся в меня, было когда-то моей прекрасной Деборой. Она вдруг заплакала, словно я повернул некий потайной ключ в ее душе.
– Прости меня, любимая, – сказал я, обвиняя себя в этих слезах.
– Как сладостно обнимать тебя, – прошептала она.
Потом Дебора оттолкнула меня.
– Иди же и помни все, что я сказала.
Я вышел из камеры точно помешанный. Площадь все так же была запружена народом, собравшимся поглазеть на казнь. Одни при свете факелов мастерили лотки и скамьи, другие спали возле стены, завернувшись в одеяла.
Я сказал старому священнику, что ничуть не убежден, будто эта женщина является ведьмой, и потому хочу немедленно видеть инквизитора. Говорю тебе, Стефан, я был готов ради нее сдвинуть горы и сотрясти небеса.
- Предыдущая
- 16/177
- Следующая
