Тридцать дней (СИ) - Григорьева Юлия - Страница 144

Боль и гнев смешались в нем настолько плотно, что сознание на мгновение затмилось. И вновь ласкающей волной отозвалась стихия земли, теперь тоже его стихия…

— Закончи…

Разум очистился. Аквей опять повернулся к Граням и открыл одну из них. Проход, скрытый мраком, развернулся хищным зевом, заполненным клубящимся туманом. Вайторис вскинул голову, обернулся, и его глаза наполнились ужасом понимания.

— Нет, — выдохнул он. — Не хочу.

— Плевать, — безжизненно ответил Скай.

Разрушающий вспыхнул огнем, призывая остатки своей стихии, но огонь тут же угас, скованный мощью Созидающего.

— Береги силы, рыжий, — с невеселой усмешкой произнес Аквей. — Тебе предстоит протянуть там тридцать дней. Прощай и… будь проклят.

Сплетенные воедино стихии воды и земли, подхватили лживого бога, так и не получившего настоящего могущества, и втолкнули в проход. Грань закрылась. Скай запечатал ее, мгновение смотрел на человеческую фигуру с красными волосами, напряженно озирающуюся вокруг себя. Затем грань Кристалла осветилась вспышкой огня, и Созидающий потерял к ней интерес.

Он приблизился к телу своей жены, опустился на колени и сжал в объятьях старую женщину, от былой красоты и молодости которой не осталось и следа.

— Как мне жить без тебя, — прошептал Скай, зажмурившись изо всех сил. — Зачем мне жить без тебя?

«Живи…», — ответило сознание: «Сбереги…».

Неожиданно тело в мужских ладонях окончательно потеряло вес. Аквей распахнул глаза и сдавленно охнул. Она рассыпалась прахом, его подхватил ветер и развеял, ничего не оставив. Скай закусил губу, попытался сдержаться, но не смог. Он закрыл лицо ладонями, и плечи творца дрогнули, его горе все-таки прорвалось наружу…

Глава 22. День тридцатый

Он лежал на траве. Пустой взгляд потухших глаз был устремлен в вечернее небо. Если бы кто-то сейчас видел его, то решил, что смотрит на мертвеца. Впрочем, Скайрен Аквей думал о себе также. Он умер в то мгновение, когда острие клинка предателя вошло в тело Созидающей. Аквей умер, но по какой-то странной причуде всё еще продолжал жить с разбитым вдребезги сердцем. Он дышал, ходил, разговаривал, но не видел красок мира, освобожденного от угрозы уничтожения, не слышал смеха ликующих друзей, даже не понимал их радости. Скай существовал вопреки собственной воле и душе, разлетевшейся на тысячу осколков. Сколько прошло времени? Ему казалось — целая вечность. Вечность, в которой не было Ее. Было одиночество, была незатухающая боль, была пустота, больше ничего не было. Но разве не так должно быть после смерти?..

Скай моргнул и повернулся на бок. Взгляд его остановился на белом цветке ириса. Его ажурные лепестки трепетали на ветру. Нежные, прекрасные, их аромат так напоминал запах кожи той, чьим именем они была названы… Аквей потянулся к цветку, вдохнул и стремительно отпрянул.

— Тьма, — сипло выдохнул Созидающий и порывисто сел.

Он перебрался сюда, на остров, где провел последнюю ночь со своей женой, как только все дела были закончены. Наверное, тетушка была права, и стоило остаться с ней. Возможно, лейда Тей сумела бы отвлечь… Но разве же можно отвлечь от небытия?! Разве может заполнить пустоту беседа о погоде или о свадьбе какого-нибудь родственника? Разве вернут жизни краски турниры и празднества? Люди ликовали, и ему в этом ликовании не было места.

Водник поднялся на ноги и направился в сторону берега. Там в немом ожидании застыли амфии. Они не оставляли творца. Не лезли к нему, не спешили развлечь разговорами, но бесшумными немыми тенями следовали за ним, то ли желая поддержать, то ли опасаясь оставить в одиночестве. Глупцы… Скай усмехнулся. Разве можно удержать от смерти мертвого? Его уже не было, и изменить это было невозможно.

— Какой сегодня день? — вдруг спросил себя Аквей, проявив слабый интерес, который тут же угас. Созидающий вновь обернулся к ирисам и ответил: — Тридцатый день. Тьма, тридцатый! — он расхохотался и крикнул амфиям: — Тридцать дней! Вы думаете это мало? Порой, это целая вечность, целая жизнь! И ничто… — закончил мужчина шепотом, вновь бессильно опускаясь, теперь на песок. До воды он так и не дошел. — Проклятые тридцать дней…

Скай снова откинулся на спину, подложил под голову руки и закрыл глаза, стараясь ни о чем не думать. Но мысли все-таки были, они лениво перебирались с одного на другое ни на чем не задерживаясь особо. Возвратная волна достигла Истинной реальности на двадцать седьмой день. Остаток двадцать пятого, двадцать шестой и начало двадцать седьмого дня Аквей провел на башне с Кристаллом, покинув ее всего несколько раз. Сначала, когда остатки его воинства ждали, что скажет их предводитель.

Скай спустился к ним, мазнул взглядом по уставшим перепачканным лицам. Оглядел вымотанных айров, израненных, но не сломленных тригов, еще переругивавшихся между собой, за неимением иного противника, кивнул хмурым магам и вяло махнул рукой, и провозгласил:

— Победа.

— А Темный? — спросил кто-то из магов.

— Его больше нет. Наш мир свободен, — бесцветно ответил Созидающий.

— А Ирис? — вперед выступил Войтер. Его грудь тяжело вздымалась, и волнение леора отозвалось щемящей болью потери. — Скай, где Ирис?!

Аквей, уже собравшийся уйти, остановился. Он обернулся, вновь окинул свое войско пустым взглядом и прижал ладонь к груди:

— Здесь, — ответил творец и побрел назад к башне.

За его спиной кто-то охнул. Завыли, зарычали триги. Айры безмолвствовали, они уже знали, видели, летая над башней. Аквей уже успел отойти, когда в спину ему, словно клинок, ударил крик Войтера:

— Как же так, господин?! Скай! Ты не сберег ее!

— Да, — ответил Созидающий, останавливаясь на мгновение, — не сберег.

Других обвинений не было. Впрочем, и Войтера Скай тоже не винил. Понимал причину его выкрика и… принимал обвинение. Не сберег. Это было так. Именно так думал и сам творец.

— Создатель.

Скай открыл глаза и поглядел на амфия.

— Ваш змей.

Аквей перевел взгляд туда, куда указывал амфий. Венн лежал на песке. Он вытянулся во весь рост, закрыл глаза и не двигался. Кажется, не двигался уже давно.

— Венн, — позвал Скай. — Ползи ко мне, мальчик.

Змей пошевелился, открыл глаза и заскользил к своему создателю. Амфий удовлетворенно вздохнул и отошел. Когда Создатель разговаривал со своим змеем, он снова казался живым. Не таким, каким был, когда впервые пришел на берег этого острова, но все-таки проявлял хоть какой-то интерес к происходящему. И когда Венн опустил голову на колени Созидающему, мужчина обнял его, прижался щекой к прохладной гладкой макушке и застыл, шепнув:

— Мне так ее не хватает, малыш…

— У-у-у, — тихо ответил змей, соглашаясь с Аквеем.

— Если хочешь, я верну тебя назад, и ты снова будешь играть с Шейгом.

Вено поднял голову, заглянул в глаза своего создателю, а затем вновь прижался к нему, показывая, что одного его верный друг не оставит.

— Спасибо, — сказал Скай и снова замолчал.

В следующий раз Созидающий сошел с башни ночью. Он бродил по опустевшему замку. Нашел свое узилище, и некоторое время стоял там, вспоминая не пытки, но Игнис Сиел, вечно юную и прекрасную, приходившую к нему раз за разом, сама не понимая, что ведет ее к узнику. Истязала и заботилась. Убивала и берегла, пока ей в голову не пришла самая неожиданная и судьбоносная забава — напоить пленника своей кровью… Мотнув головой, Аквей отогнал видение их первого поцелуя. Еще в путах, еще пропитанного ненавистью, но желанного, сколько бы он тогда не твердил обратного.

А потом Скай нашел покои Вайториса, вошел в спальню и долго смотрел на кровать, вспоминая спавшую женщину, прекрасную, как сама жизнь, и такую же ужасную, как смерть в муках. Несчастную, одинокую, обманутую, жившую лишь для того, чтобы жил ее палач и мучитель…

— Ох, Ирис, — протяжно вздохнул Аквей и спешно покинул жилую часть замка, стараясь не думать, что когда-то она ходила здесь, дышала, страдала, надеялась… умирала и возрождалась, чтобы однажды снова всё вспомнить и умереть.