Забытая часовня (СИ) - Матвеенко Майя - Страница 33

Кочан и Шуйский лихо отплясывали вприсядку посреди комнаты на знаменитом дубовом паркете. Люба, блаженно растянувшись на лавке и подложив под голову Олину сумку, с интересом за ними наблюдала.

— Мне бы сегодня на рынок съездить, а заодно тетрадь по переписке новую куплю — старая кончилась… — сказала она в пространство.

— Давай типа я тебя до рынка подброшу! — вызвался Федя, отбрасывая с лица длинные крашеные волосы так гордо, словно собирался везти девочку как минимум на «мерсе».

— На такси? — заинтересовалась Люба. — Или у тебя свой мотоцикл есть?

— Да нет, — отмахнулся Федя. — Типа на автобусе!..

Люба непреклонно фыркнула и, устроившись поудобнее и закинув ноги на стол, стала смотреть на разворачивающееся веселье: Оля, обвернув один из ручников вокруг бёдер, лихо отплясывала гопак, Анюта взяла другой и сейчас, расставив руки с зажатыми концами накинутого сзади поверх разноцветной кофты ручника, мелко трясла плечами на манер цыганки; браслетики и бусы звенели, увеличивая это сходство, а разноцветная грива мелкими аккуратными колечками падала на плечи. Полина оседлала скамейку и принялась обучать таким образом верховой езде Нату, Колю и Веру; Юра и Федя изображали барабанщиков, стуча ладонями по скамье; Машка, под бурные аплодисменты, ещё раз исполнила «Купалинку», а остальные девчонки и парни 7 «А», сидя на скамье, аккомпанировали ей бубнами. Потом кто-то из девушек полез танцевать на стол, под улюлюканье парней, а потом…

В «Сялянскую хатку» вошли Былина и Мороз и оглядели комнату. Веселье как ножом отрезало, все мигом протрезвели.

Картина глазам учителей предстала впечатляющая: на столе танцует девица, рядом на этом же столе с ногами сидят остальные ребята с бубнами, Люба лежит на скамье, её ноги покоятся на лавке среди посуды со следами бурной эксплуатации, застывшие в ритме вальса Марго с Юриком как раз наступили ногой на банку из-под кофе… Оля с задранной ногой и повязанным на манер кушака ручником, Аня, на коленях изображающая рок-певицу, Шуйский, бьющий по тарелке деревянной ложкой, как в набат, Полина, которая как раз для наглядности оседлала Колю, что бы показать, в какую сторону дергать поводья, что бы лошадь повернула направо…

Былина рухнула в обморок.

*

— Ну, как вы думаете, что нам будет? — хмуро поинтересовалась Полина, подозрительно глядя на шушукающуюся кучку из Мороз, Былины и Кутаса.

7 «А» сидел в своём кабинете, где должно было состояться публичное оглашение наказания, ну а заодно и поздравление пацанов с 23 февраля.

— На учёт весь класс не поставят, это точно, — заметила Марго, — но, скажем, дежурить две недели подряд, или дополнительно практику отрабатывать — это возможно…

— Ну, дежурства — это фигня, к тому же там всё уже расписано по графику, а вот практика… фе-е… — протянула Оля, поморщившись.

— А по-моему, хуже, — вмешалась Вера. — Гляньте на Кутаса!

7 «А» обернулся. Вид у Сергея Владимировича был донельзя несчастный. Мороз с Былиной, напротив, выглядели полностью умиротворёнными. Данное выражение настолько контрастировало с тем, что было у них в «Сялянской хатке», что 7 «А» вздрогнул, чувствуя, что одной практикой здесь не откупишься.

— Ну, дорогие мои, мы решили… — начала Былина, поправляя рыжие волосы.

Взгляд Кутаса, точнее, пробивающееся из глубины глаз отчаяние, ясно говорило: «Ну вы и влипли».

— Мы решили, что постановкой «Ромео и Джульетты» к последнему дню четверти займетесь вы, 7 «А»! — торжествующе объявила Мороз.

— О не-е-ет! — простонали мученики науки.

*

На последнем уроке, когда должны были поздравлять, как выразился Кочан, «всеми любимых пацанов 7 «А» класса», ребята собрались за сдвинутыми в один большой стол партами и, обсудив все плюсы и минусы наказания, пришли к выводу, что поставить спектакль — не такая уж большая трагедия, или, по крайней мере, «двойная отработка практики хуже» — сказала Оля. Кутас так не считал, так как, в отличие от практики, где лично ему надо было только контролировать, насколько усердно его подопечные копают грядки, постановка «Ромео и Джульетты» требовала от него не только неусыпного наблюдения, но и горячего участия и всесторонней поддержки, так что его сначала в сторонке отпоили валерианой Марго с добросердечной Машкой, а потом отослали домой, заверив, что громить кабинет, взрывать школу и выпускать из-под контроля Кочана они не будут и с поздравлением парней справятся.

Воспользовавшись ситуацией, к 7 «А» присоединились несколько человек из 6 «А», штришков и параллели, среди них — шестиклассник Жигалов с пивом.

Марго, Полина и Наташа вышли на середину класса с двумя огромными пакетами. Все замолчали, повисла торжественная тишина. Парни с вожделением косились на мешки, Люба тихо хихикала и поглядывала на Вовочку, Оля с Аней тоже старались вовсю, закидывая парней томными взглядами.

Ната, как староста, произнесла вдохновенную поздравительную речь и вручила Полине и Маргарите по пакету с подарками.

Все пацаны подались вперед.

Полина подошла к Игнату, сунула руку в пакет и достала оттуда… Огромный рулон жутко дорогой, фирменной, ароматизированной туалетной бумаги розового цвета.

Пришельцы из других классов дружно заржали, глядя на обалдевшего Кочана. Впрочем, другие подарки тоже не подкачали: Шуйскому — гигантский, правда, ржавый гаечный ключ и двадцатисантиметровый гвоздь, явно найденные на свалке (Андрей устрашился: настоящие орудия убийства, такими только от воров в темном переулке отмахиваться); Феде досталась целая упаковка новых корректоров («Хорошо, что учителя этого не видят», — подумала Вера) и краска для волос «Баклажан», обещающая окрасить волосы в сочный фиолетовый оттенок (впрочем, Шилин посмотрел на неё с интересом: в «Солнечном блондине» он разочаровался, так что, может…); Коле — огромные семейные трусы с флагом Беларуси… Остальных тоже не обделили, но счастливее всех выглядел Юрик, которому преподнесли пакет с мандаринами.

— Ну, как вам наши подарки? — поинтересовалась Люба у подруг, посмеиваясь и рисуя сердечки вокруг имени Жигалова на обратной стороне обложки закончившейся тетради по переписке.

— Класс! — кивнула Вера, наблюдая за её деятельностью. — Правда, парни теперь грозятся, раз мы такие, нам на Восьмое марта по клизме подарить…

— Обожаю Жигалова! — объявила Люба, увековечив эту фразу в углу странички и украсив её завитушками. — Прелесть! — девушка щёлкнула пальцем по серёжке и сложила руки под подбородком, любуясь своим творчеством. Сам Вова в это время сидел в кампании парней и пил пиво. Девчонки в этот «мальчишник» не допускались.

Вера окинула шестиклассника трезвым критическим взглядом, пытаясь понять, что в нем такого особенного. Не поняла и равнодушно пожала плечами.

— Вот ты и закончилась, старая боевая подруга! — вздохнула Люба, переворачивая листы, исписанные разными почерками и разноцветными ручками и пестрящие разнообразными рисунками и наклейками. Потом отложила тетрадь на заднюю парту и повернулась к Наде:

— Слушай, я всё забываю тебя спросить… Я тут подумала… Ты недавно рассказывала, что возле твоего дома собака какая-то вертится? Как она выглядела?

Вера резко повернулась, оторвавшись от созерцания зимнего пейзажа за окном:

— Ты что, думаешь, это та?.. — начала она, изумленно раскрыв темные глаза.

Люба останавливающе подняла руку, выжидательно глядя на Надю, которая недоуменно переводила взгляд с одной подруги на другую.

— Ну… такая рыжая, худая… вообще ничего, симпатичная… А что?

Люба и Вера понимающе переглянулись:

— Она и сейчас там ходит?

— Не знаю… Пару раз видела, но она не всё время там… Да в чём дело-то?

— Помнишь, на зимних каникулах мы ездили в «Аврору», а перед этим ещё залезли в пустой троллейбус?

— Ну? — Надя чуть сморщила носик: ей эти воспоминания удовольствия явно не доставляли.

— Помнишь, там была собака? Рыжая такая? На остановке?