Летающие жирафы, мамонты-блондины, карликовые коровы... От палеонтологических реконструкций к предск - Журавлёв Андрей Юрьевич - Страница 2

И сейчас на предложение рвануть этим летом в Сибирь Маоянь ответил улыбкой, растянувшейся во весь скайп.

23 августа мы стартовали из Якутска. Ночная тряска в кузове «ГАЗ-66» по дороге в Хандыгу (420 километров), стремительное плаванье-полет на полусамодельном судне на подводных крыльях, развивавшем порой скорость 70 километров в час против весьма неслабого течения Алдана до Усть-Маи (еще 400), трехдневный переход на моторках на 400 километров вверх по Мае и Юдоме, и мы у цели: на косе напротив того самого докембрийского обрыва…

И все это время глаза у моих коллег, даже китайских, делались круглее и круглее: четыре дня — более тысячи километров пути, — а кругом лишь тайга и тайга, не считая редких поселений, последним из которых была Усть-Мая. Бесконечный и совершенно нетронутый лесной массив. Ну где такое в Европе или в Китае увидишь? Вердикт был вынесен следующий: если даже ничего не найдем, все равно хорошо, что приехали. Конечно, приятным впечатлениям поспособствовал и стол (несколько составленных вместе пеньков), ломившийся от таежных яств — темно-синяя охта, красная брусника, бронзовые кедровые шишки (пусть и небольшие — со стланика), золотистая корочка на рыбе горячего копчения и коралловых грибах, даже ароматный хлеб свежей выпечки. Член нашей экспедиции, шеф-повар одного из якутских ресторанов Николай Атласов, знал свое дело и, хотя, будучи от рождения городским жителем, впервые оказался на земле предков-эвенков, быстро приспособился творить кулинарные изыски при помощи костра, железной печки, котелков и китайских термосов.

Погода тоже расщедрилась: ночная прохлада поспособствовала почти полному исчезновению комарья, а дневное тепло — не только работе, но даже купаниям в речке (пусть не всегда по своей воле и в одежде)…

На самом деле «рояль», как и положено, был уже припрятан в «кустах». Правда, где те «кусты», никто уже не знал, а «рояль» просто потеряли. Увы, такое порой случается. Так, например, случилось с докембрийским скелетным ископаемым суворовеллой (Suvorovella), найденной еще в год моего рождения (очень давно) на Юдоме: коллекция пропала, и никого из тех, кто знал о нужном разрезе-обрыве, уже не было. Осталась лишь публикация на серой газетной бумаге с невнятными фотоизображениями — нечто круглое и плоское. Разрезов же на Юдоме много. И каждый метров триста мощностью и километр-два протяженностью. Поди поищи здесь кругляш в пять рублей величиной и точно такого же цвета, как вмещающая порода. Но профессиональные палеонтологи потому и профессионалы, что могут все. Наш коллега, Андрей Иванцов из Палеонтологического института РАН, выбрал правильный обрыв, из которого к его ногам, буквально вывалился нужный камень, блок весом тонн в пять — откололся по весне, когда все тает и трескается, от 40-метрового утеса. На свежей отбитой поверхности и сидели рядками суворовеллы…

Найти нужный слой в обрыве — дело нехитрое. Нам не требуется даже летать с обрывов и вываливаться в одежде из лодки. Но дело в том, что сама по себе окаменелость, какой бы интересной она ни казалась, теряет всякую ценность, если вырвать ее из контекста — из вмещающих отложений. В этих слоистых и зернистых напластованиях скрыта подробнейшая летопись событий, которые привели к появлению именно в этом месте и именно в это время данного существа. А чтобы выяснить, что здесь случилось, нужно подробно задокументировать весь разрез, по сан-ти-мет-ру, ничего не пропуская. Вот и приходится лезть куда ни попадя, чтобы заполнить тот или иной пробел в виде осыпи-курума, задернованной и поросшей кустами шиповника части скалы или руслового прижима. Впрочем, мы не единственные посетители здешних мест: почти на самой вершине горы, в выемке, откуда вывалился и скатился, рассыпавшись курумом, огромный камень, аккуратно лежат несколько лиственничных жердочек — это эвенкийское святилище с идолами-шэнкэнами…

Конгломерат, с которого начинается разрез, — это галечник, образовавшийся, когда океан начал очередное наступление на Сибирский континент. Его сменяют песчаники — тоже результат размыва суши, но более мелкий: фронт океана ушел вперед, и на дно ложатся песчинки. Они сменяются еще более мелкими зернами — глинистой размерности. Затем — иссиня-черными известняками, каждый тончайший слоек которых покрыт корявой, навсегда застывшей бактериальной пленкой. Мы на максимальной для данного места океанической глубине. Черная поверхность срезается огромными — в десятки метров протяженностью и несколько метров мощностью — белыми линзами доломитов (это тоже карбонат, только в отличие от известняка соль магния, а не кальция). Линзы под наклоном напластовываются одна на другую, слагая 200-метровую толщу: пошел обратный отсчет — уровень моря не меняется, но океан мелеет, поскольку пространство ниже этого уровня шаг за шагом заполняется карбонатами. Их образованию тоже способствовали бактерии, выдающие свое присутствие изящными тонкослоистыми столбиками и конусами в несколько метров высотой. Да росли такие столбики не быстро — сотни лет, тысячи. Но ведь никто им не мешал. Пока не мешал…

А затем произошло событие — неприятное для мира бактерий и очень удачное для нас: на свет появились скелетные существа, сначала совсем непонятные, вроде клаудин, намакалатусов и суворовелл, затем более постижимые, такие, как хиолиты (почти моллюски), треугольные сколы раковин которых торчали из промытых рекой известняков в завершающей части разреза. А ведь кто-то из них был предком многоклеточных животных — хордовых — позвоночных и так далее вплоть до человека. Теперь мы знаем, когда это произошло — примерно 555 миллионов лет назад, и предполагаем где — в Сибири, все в этой же 200-метровой толще. Остается понять почему…

«Океан мог насытиться кислородом, — говорит Рейчел, когда мы сидим на обрыве в конце нашего экспедиционного пути. — Образование минерального скелета — процесс энергозатратный, без повышения темпов обмена веществ его не создашь, и без такого „энергетика“, как кислород, не обойтись».

«Изменилась кислотность океана, — не соглашается Маоянь, который в конце концов долез до нас и достает очередной рулон пластыря. — Вместо доломитов стали отлагаться известняки, вот и появился известковый скелет. Из доломита скелет никто не строит: он плохо растворяется, а значит, его кристаллы не поддаются „форматированию“. А скелет — это и есть совершенная форма».

Со скального выступа, на котором сижу я, открывается вид не только на Юдому, но и на обратную замшелую поверхность этого уступа. Под ним растет сильно объеденный куст моховки — одного из многочисленных местных видов дикой смородины и навалена свежая медвежья кучка… Но о своих наблюдениях я коллегам не говорю, а думаю, что скелет — удивительный орган: для одних надежное средство защиты — панцирь или раковина, для других — нападения — зубы или клешни. Достаточно было первому хищнику обзавестись минеральными зубами, и его потенциальные жертвы должны были попрятаться в минеральные убежища. Пресловутая гонка вооружений, начавшаяся 555 миллионов лет назад и не прекратившаяся по сию пору…

На обратном пути, на последнем таежном привале Рейчел говорит, что более всего она опасалась увидеть медведя, но все обошлось. «Зато он нас видел», — ошарашивает ее усть-майский егерь Иван Атласов. По возвращении в Усть-Маю нас ждал еще один приятный сюрприз: весь Интернет пестрел изображениями «косматого» намакалатуса из теперь уже опубликованной солидным журналом нашей статьи и комментариями к ней. Так, «Washington Post» сообщала: «Первые сложные животные существовали на миллионы лет раньше, чем прежде считалось». «То, чего не может быть», все-таки было признано существовавшим. А сибирские разрезы могут поведать еще много интересного…