Я – легенда - Мэтисон (Матесон) Ричард - Страница 17
- Предыдущая
- 17/37
- Следующая
– Вот еще один пример, – пояснил он себе. – Как глупо выглядит недоучка, рвущийся к финишу.
– Да, да, да. Разве я возражаю…
Но с большим трудом он заставил себя потратить время на то, чтобы освоиться со всей этой механикой.
Намучившись с зеркалом, он наконец научился ловить лучик света и направлять его в нужную точку за считанные секунды. Он освоился с линзами и объективами, ловко подбирая нужную силу от одного дюйма до одной двенадцатой. Он учился наводить, поместив в поле зрения каплю кедрового масла, и, опуская объектив, не однажды промахивался, так что сломал таким образом полтора десятка препаратов.
За три дня кропотливого, напряженного труда он научился виртуозно манипулировать зажимами, рукоятками микровинтов, диафрагмой и конденсором так, что в кадр попадало ровно столько света, сколько надо, и изображение было почти идеальным.
Таким образом, он освоил все готовые препараты, которые у него были.
Он никогда не подозревал, что у блохи такой богомерзкий вид.
Гораздо труднее, как выяснилось впоследствии, было готовить препараты самому.
Несмотря на все его ухищрения, ему не удавалось избежать попадания на образец частиц пыли. Поэтому под микроскопом всякий раз оказывалось, что он приготовил для изучения груду валунов.
Это было особенно трудно, поскольку пыльные бури продолжались, случаясь в среднем каждые четыре дня. Пришлось соорудить над столом полог.
Экспериментируя с препаратами, он старался приучать себя к порядку и аккуратности. Он обнаружил, что поиски затерявшегося инструмента не только тратят время, но и препарат за это время покрывается пылью.
Сначала неохотно, но затем все с большим и большим восторгом он определил все по своим местам. Предметные и покровные стекла, пипетки, пробирки, пинцеты, чашки Петри, иглы, химикалии – все было систематизировано, все под рукой.
К своему удивлению, он обнаружил, что постоянное поддержание порядка доставляет ему удовольствие. Что ж, в конце концов, во мне течет кровь старого Фрица, – однажды с удовольствием отметил он.
Затем у одной из женщин он взял кровь. Не один день потребовался ему, чтобы правильно приготовить препарат. В какой-то момент он даже решил, что ничего не выйдет.
Но на следующее утро, словно между делом, как событие, ровно для него ничего не значащее, он поместил под объектив тридцать седьмой препарат крови, включил подсветку, установил зеркало и окуляр, подстроил конденсор и диафрагму. И с каждой секундой его сердце билось все сильнее и сильнее, потому что он знал, что время пришло. Настал тот самый момент.
У него перехватило дыхание.
Следовательно, это был не вирус. Вирус нельзя увидеть в микроскоп. Там, слегка подергиваясь, зажатый в пространстве между двух стекол, шевелился микроб.
Я назову его vampiris, – думал он, не в силах оторваться от окуляра…
Листая книги по бактериологии, он узнал, что цилиндрическая бактерия, которую он обнаружил, называется бациллой, представляет собой маленький столбик протоплазмы и передвигается в крови при помощи тоненьких жгутиков, торчащих из ее оболочки. Эти жгутики – флагеллы – энергично двигались, так что бацилла, отталкиваясь от жидкости, довольно быстро перемещалась. Долгое время он просто глядел в микроскоп, не в состоянии ни думать, ни продолжать свои эксперименты.
Он думал о том, что здесь, перед ним, теперь находится та самая причина, которая порождает вампиров. Он увидел этого микроба – и этим подрубил средневековые предрассудки, веками державшие людей в страхе.
Значит, ученые были правы. Да, дело было в бактериях. И вот он, Роберт Нэвилль, тридцати шести лет от роду, единственный оставшийся в живых, завершил исследование и обнаружил причину заболевания – микроб вампиризма.
Его захлестнула волна тягостного разочарования. Найти ответ теперь, когда он никому уже не нужен, – да, это сокрушительный удар. Он слабо сопротивлялся, но волна депрессии уже овладела им. Он был беспомощен, не знал, с чего начать. Теперь перед ним вставала новая задача, перед которой он пасовал. Мог ли он надеяться, что тех, кто еще жив, удастся вылечить? Он ведь ничего не знал о бактериях.
Значит, должен узнать, – приказал он себе.
Снова приходилось учиться.
Некоторые виды бацилл в неблагоприятных для жизни условиях способны образовывать тела, называемые спорами. При этом клеточное содержимое собирается в овальное тело с плотной стенкой. Это тело, сформировавшись, отделяется от бациллы и становится свободной спорой, обладающей высокой устойчивостью к физическим и химическим воздействиям.
Позже, когда условия становятся более благоприятными, спора вновь развивается, приобретая все свойства материнской бациллы.
Роберт Нэвилль остановился возле раковины и крепко взялся за край, зажмурив глаза. В этом что-то есть, – настойчиво повторял он, – именно в этом. Но что?
Предположим, – начал он, – вампир не нашел крови. Должно быть, тогда условия для бациллы vampiris оказываются неблагоприятными. С целью выживания vampiris должен спорулировать; вампир впадает в коматозное состояние. Когда условия снова станут благоприятными, вампир встанет на ноги и отправится дальше.
Ерунда. Как же микроб может знать, найдет ли он кровь или нет? – он гневно ударил по умывальнику кулаком. – Надо снова читать. Все-таки в этом что-то есть, – он чувствовал это.
Итак, предположим, вампир не впадает в кому. Пусть в отсутствие крови его тело распадается. Тогда споры, образовавшиеся в это время…
Конечно! Пыльные бури!
Штормовой ветер разносит освободившиеся споры. Достаточно крохотной царапинки на коже – даже от удара песчинкой – и спора может закрепиться там. А закрепившись, она разовьется, размножится делением, проникнет в организм и уже заполонит все. Поедая ткани, бациллы производят ядовитые отходы жизнедеятельности, которые вскоре, наполняя кровеносную систему, убьют организм.
Процесс замкнулся.
Даже без душераздирающих сцен с красноглазыми вампирами, склонившимися к изголовью кровати несчастной жертвы. И без летучих мышей, бьющихся в закрытые окна, и безо всякой прочей чертовщины. Вампир – это обыденная реальность. Просто никогда о нем не была рассказана правда.
Размышляя на эту тему, Нэвилль перебрал в памяти исторические эпидемии.
Падение Афин? – очень похоже на эпидемию 1975-го. Город пал, прежде чем что-либо можно было сделать. Историки тогда констатировали бубонную чуму. Но Роберт Нэвилль скорее был склонен думать, что причиной был vampiris.
Нет, не вампиры. Как стало теперь ясно, эти хитрые блуждающие бестии были такими же орудиями болезни, как и те невинные, кто еще жил, но уже был инфицирован. Истинным виновником был именно микроб. Микроб, умело скрывавший свои истинные черты под вуалью легенд и суеверий. Он плодился и размножался – а люди в это время тщетно пытались разобраться в своих выдуманных и невыдуманных страхах…
А черная чума, прошедшая по Европе и унесшая жизни троих против каждого оставшегося в живых?
Vampiris?
К ночи у него разболелась голова и глаза ворочались, словно пластилиновые шары. У него вдруг проснулся волчий аппетит. Он достал из морозильника кусок мяса и, пока мясо жарилось, быстро ополосну лея под душем.
Он слегка вздрогнул, когда в стену дома ударил камень, но тут же криво усмехнулся: поглощенный занятиями, он просидел весь день и совсем было позабыл, что к вечеру они снова начнут шастать вокруг дома.
Вытираясь, он вдруг сообразил, что не знает, какая часть вампиров, еженощно осаждающих его, живые, а какую часть уже активирует и поддерживает микроб. Странно, – подумал он, – так сразу и не сказать. Должно быть, были оба типа, потому что некоторых ему удавалось подстрелить, а на других это не действовало. Он полагал, что тех, что уже умерли, пуля почему-то не берет. Впрочем, возникали и другие вопросы. Зачем к его дому приходят живые? И почему к его дому собираются лишь немногие, а не вся округа?
Бокал вина и бифштекс показались ему восхитительными. Вкус и аромат – это то, чего он давно уже не ощущал. Как правило, после еды во рту оставался вкус жеваной древесины.
- Предыдущая
- 17/37
- Следующая
