Иные миры: Королева безумия (СИ) - Белов А. А. - Страница 11

И вдруг Олегу каким-то чудом удалось открыть замок. Он вылетел из квартиры и с грохотом понесся по лестнице. Я прыгнул, но было поздно. Добыче удалось улизнуть.

Дикая злоба охватила меня. Я бился, рычал, выл, бросался на дверь, разорвал несколько курток на вешалке, но злоба не отпускала. Прошло не меньше часа, пока мой гнев утих. Постепенно Зверь успокоился, я пришёл в себя, и до крайности изможденный, уснул.

***

Несколько дней после истории с Олегом промелькнули в серой пустоте. Всё это время я жил как живой механизм. В голове было пусто. Думать ни о чем не хотелось. Кроме того, не давала покоя ужасная головная боль. Казалось, будто на голову изнутри давит чудовищная сила, пытаясь разнести её в клочья — так, будто череп непрерывно накачивали сжатым воздухом. Временами мне казалось, что я слышу, как трещат кости и давит на черепную коробку раздувшийся мозг. От этой боли не спасали никакие таблетки. В аптеке, где я за три дня скупил два десятка разных обезболивающих, мне настойчиво советовали обратиться к врачу, но я не задумываясь отверг это предложение. Мне казалось, что стоит мне появиться в больнице, как врач сразу распознает во мне зверя, и меня засадят за решетку. Я перестал ходить в аптеку и боролся с болью, обвязывая голову мокрым полотенцем. Это приносило некоторое облегчение, но спать я всё равно не мог. Ночью я лежал пластом, стараясь не шевелиться, и стонал от боли. Когда за окном начинало розоветь небо, я шёл в ванную, и несколько минут стоял, подставив голову под холодную воду. Потом одевался и брел на работу.

На работе мои дела резко пошли вниз. Я как мог старался сосредоточиться, но это было невероятно тяжело: голова была абсолютно пустой, и, просидев за компьютером с утра до вечера, я с ужасом сознавал, что не продвинулся за этот день ни на шаг.

Олега я больше не видел, и откровенно говоря, не искал встречи с ним. Я не представлял, как смогу посмотреть ему в глаза после того, что произошло.

Мне казалось, что все отвернулись от меня. Это была зловещая, невыносимая пустота, почти физическое ощущение окружающего вакуума. Я остался совсем один. Никому не было до меня дела, всем было наплевать на мою беду, и всё чаще стали посещать меня мысли о том, чтобы покончить разом с этой проклятой жизнью. Я стал всерьез задумываться о самоубийстве. Всё чаще видел я в воображении, как меня разрывает на куски несущимся поездом, или как от удара об асфальт раскалывается моя голова и разлетаются во все стороны кровавые брызги мозга после прыжка с высотного дома. Отчего-то мне хотелось покончить с собой непременно каким-то ужасно кровавым, жутким способом. Я был уверен, что мучительная смерть станет для меня избавлением и очищением от серого ужаса, заполнившего мою жизнь, и только в такой смерти я смогу обрести покой.

Каждый день, приносивший мне невыносимые мучения, я встречал с ненавистью. Я проклинал своих родителей, давших мне жизнь, проклинал всех людей, отвернувшихся от меня, проклинал свою судьбу, пославшую мне эти ужасные испытания. Мне было так плохо, так одиноко и страшно, что это невозможно описать никакими словами.

Наконец я решился. Неподалёку от города, в двадцати минутах езды, был железнодорожный мост. Если выскочить на рельсы сбоку от поезда, то растерзанное тело упадет с тридцатиметровой высоты в реку. Это было именно то, что нужно. Даже если каким-то чудом мне не посчастливится умереть под колесами, удар о воду после падения с моста должен стать смертельным. Если же и здесь удача отвернется от меня, река довершит дело — глубина здесь не меньше десяти метров, а ширина доходит до ста. Никаких шансов на спасение не было.

Я назначил дату. Это должно было произойти девятнадцатого мая — в мой день рождения. У меня оставалось ещё четыре дня.

Я успокоился и стал готовиться к смерти.

***

Я был абсолютно уверен, что мне удастся совершить задуманное. Жизнь представлялась мне одним сплошным мучением, я не видел никаких перспектив и не собирался отказываться от самоубийства. В том сером аду, в каком я жил тогда, смерть представлялась мне избавлением от страданий.

Я привел в порядок свои дела, снял со счёта все деньги, закрыл кредит и написал прощальное письмо жене и дочери. До назначенной мною даты оставалось два дня.

Был вечер. Я сидел на кухне и пил чай. В тот день мне чуть-чуть полегчало, мучительная головная боль немного ослабла, а ночью я даже смог несколько минут поспать.

Стемнело, но я не спешил включать общий свет, довольствуясь светильником над кухонным столом. Я допил чай и уже собирался вставать - надо было ещё раз проверить, всё ли я сделал, не забыл ли чего-нибудь важного.

И вдруг...

—    Здравствуй, Ратибор!

Я невольно оглянулся, но, разумеется, никого не увидел. Это было неудивительно — голос, который я слышал, звучал не извне, а изнутри головы.

—    Кто ты? — спросил я.

—    Тот, кто пришёл, чтобы дать тебе мудрость. Твой Наставник.

—    Почему ты зовешь меня Ратибором? Ведь моё имя Александр.

—    Твое настоящее имя Ратибор. Это имя, которое дано тебе при твоем первом появлении в этом мире.

—    Первом? Значит, были и последующие?

—    Конечно. Твоя нынешняя жизнь — одиннадцатая, и самая главная. Одиннадцать — главное число.

—    Почему главное?

—    Со временем узнаешь. Узнаешь это и ещё многое другое.

—    Я не верю тебе, именующий себя Наставником!

—    Что ж, это естественно. Человек слаб и глуп по своей природе, он стремится к отрицанию очевидных вещей, если они противоречат его заблуждениям. Впрочем, я могу легко доказать тебе, что ты ошибаешься. Что ты скажешь об этих стихах:

Я вернусь. Однажды, после смерти Мы случайно встретимся в толпе.

В равнодушных масок круговерти Промелькнет знакомый взгляд. Тебе Вдруг почудится, что всё приснилось: Боль, тоска, и горе, печаль,

Горьких серых дней пустая сырость, Одиночество и смерть. Как было жаль Жизни той, что навсегда, казалось,

В прошлое ушла. Но вот Камнем опадёт с души усталость,

И в пустую жизнь вдохнёт

Новый смысл тот взгляд неосторожный.

И поверить в чудо так возможно,

И весна негаданно придёт.

Вздрогнешь ты. И сердце затрепещет, Острой болью мается душа —

И кричит. Она безумно хочет В плечо уткнуться тёплое, спеша Всё рассказать: как тяжко ты страдала, Как горькой чашею пила свою беду,

За миг короткий встречи той отдала б Пустых десятилетий череду.

А он — пропал. И вновь пустые лица

Сетями серыми опутали тебя

Той жизни никогда не возвратиться —

Ты поняла. В отчаянье себя Караешь за несбыточность мечты.

За то, что верила в обман, и веру ты Впустила в сердце. Тот дурман Полынью горькой отозвался,

И луч во мраке потерялся,

И сердце холодит туман.

И снова ты идешь тоске навстречу Без радости, без счастья, налегке.

Пустое утро... Бесполезный вечер...

Но как-то тёплый ветер по щеке Ладонью нежною погладит вдруг, и снова Услышишь шелест голоса живого:

«Ты жди меня. Я возвращусь. Поверь...»

Я слушал восторженно. Стихи были замечательные. Ни разу мне не удавалось даже приблизиться к подобным вершинам.

—    Это потрясающе! — честно признал я.

—    А знаешь, кто их автор?

—    Нет.

—    Ты.

—    Что?!

—    Да. Это твои стихи. Я просто взял их в ином времени. Но ты напишешь намного больше и намного лучше после того, как согласишься принять Тайное Знание.

—    А если я не соглашусь?

—    Ты согласишься. Тайное Знание предлагается немногим, но из тех, кому было сделано такое предложение, ни один не отказался.

—    Значит, у меня нет выбора?

—    Отчего же? У тебя есть выбор. Ты можешь принять Дар и стать Учеником — Человеком, постигающим Мир, и тогда тебя ждёт Великое Знание, новые горизонты бытия и открытия, о которых простые смертные не смеют даже мечтать. Но ты можешь отказаться от всего этого, ты можешь швырнуть великий Дар себе под ноги, и тогда я верну тебя назад, в ту реальность, в которой ты жил полчаса назад. Ты снова станешь Зверем и останешься один на один со своей злобой и головной болью... Кстати, как твоя голова?