Любовь и фантастика (сборник) - Дяченко Марина и Сергей - Страница 11

А под утро Юстин проснулся от того, что какой-то домохранец влез ему за шиворот. Юстин взвыл от отвращения, воем разбудил соседей и получил тумака от бородатого; воздух в комнате сделался за ночь таким плотным, что из него можно было, наверное, отливать свечи.

Было уже светло, когда узников подняли, вереницей вывели во двор и велели умыться. Холодная вода вернула отупевшему Юстину способность соображать; отойдя в сторонку, он сосчитал товарищей по несчастью – вместе с Юстином их было сорок девять человек! Слишком много, чтобы содержаться в одной комнате с низким потолком, но явно недостаточно, чтобы пополнить армию.

Дед рассказывал – в тот год, когда его забрали вербовщики, рекрутов считали тысячами. Кормили по двадцать человек из одного котла, содержали в чистом поле, в загородке, будто скот. Нет, сорок девять человек – слишком мало для рекрутского набора, слишком…

Что теперь с дедом будет? Как он сейчас? Мучается, не зная ничего о Юстиновой судьбе…

Тем временем на середину двора выкатили котел, и молодец в белом переднике взялся наполнять кашей глиняные миски. Мисок тоже было сорок девять; тучный юноша не наелся, а плечистый парень с неприятными черными глазами попытался отобрать порцию у мальчика, однако встретился взглядом со скучающим стражником в углу двора – и раздумал. Поев, Юстин приободрился; узникам дали возможность справить естественные надобности и привести себя в порядок, а потом выстроили вереницей и повели куда-то, и вскоре Юстин вслед за прочими очутился в высоком просторном зале, прохладном и вовсе не душном.

Сорок девять мужчин выстроили вдоль стены. Справа и слева стояли, поигрывая кнутами, бесстрастные воины в шелковых плащах поверх кольчуг. Юстин оказался на левой стороне неровного строя – рядом с Акиром и мальчиком.

Откуда-то из боковой двери появился богато и неряшливо одетый человек без головного убора, с лысеющей, ловящей блики макушкой. Остановился посреди зала, окинул взглядом оробевших узников; кивнул кому-то, невидимому в проеме:

– Можно.

Загрохотали по полу тяжелые колеса; Юстин разинул рот. Двое стражников выкатили и осторожно установили у противоположной стены тележку. На тележке помещался серебряный поднос, а на подносе возлежала, поднимая и опуская бока, необъяснимых размеров серая жаба.

Мальчик, стоявший слева от Юстина, не выдержал и вскрикнул, на полмгновения опередив общий вздох удивления и ужаса.

Юстин видел, конечно, больших лягушек, но та, которую привезли на серебряном блюде, была размером с хорошую собаку. Бока ее – Юстин разглядел – были покрыты жесткой седой шерстью, влажная спина поблескивала, это обстоятельство чем-то роднило гигантскую жабу – и лысого человека, стоящего рядом.

Один из стражников с поклоном передал лысому простой глиняный кувшин с широким горлом. Откуда-то взялся лекарь в черном одеянии и черном же колпаке, поставил на пол объемистый саквояж, вопросительно воззрился на лысого.

– Начнем, – сказал лысый надтреснутым скучным голосом. Вытащил из-за уха черное перо и нежно пощекотал жабью морду.

Дремлющая рептилия открыла оранжевые глаза. Выскочил, как на пружине, и задрожал в воздухе длинный и клейкий жабий язык.

– Подходить по одному, – сказал стражник, стоявший справа.

И, подхватив под руку, повлек навстречу жабе того самого тучного юношу, который из бледного сделался теперь синим.

Лекарь шагнул вперед, быстро завернул тучному юноше рукав – и блеснул ланцетом. Юноша охнул, в подставленный кем-то тазик звонко закапали капли. Юстин стоял сбоку – и поэтому отлично видел все.

Жаба поймала каплю крови на кончик языка – и язык спрятался. Лекарь тут же перехватил руку юноши широкой лентой пластыря; жаба совсем по-человечьи пожевала губами, потом широкая пасть открылась, и все – лысый, стражники, лекарь, Юстин – услышали глухое утробное:

– Да.

Тучный юноша мягко упал в обморок. Два стражника подхватили его и уволокли в дверь направо, в то время как лысый вытащил из своего кувшина что-то небольшое, извивающееся, и положил на требовательно вытянувшийся жабий язык. Прежде, чем жаба сглотнула, Юстин успел догадаться, что кормом ей послужил обыкновенный домохранец.

Навстречу жабе уже вели следующего – бородатого, который отвесил Юстину тумака. Лекарь завернул ему рукав, полоснул ланцетом – бородатый не дрогнул; закапала кровь, жаба слизнула каплю, подумала и изрекла:

– Нет.

Бородатого увели в дверь налево. Лысый предложил жабе домохранца, а стражники вели уже следующего Юстинового товарища, на ходу поддергивая тому рукав…

Неровный строй волновался. Кого-то, успокаивая, огрели плеткой; Юстин стоял, разглядывая жабу, пытаясь понять, страшно ему или нет.

Страшило всех одно – непонятно, что происходит. «Да»-»нет». Как тогда, когда Хозяин Колодцев бросал монетку. Будущее возникает ежесекундно…

– Я боюсь, – скулил мальчик.

Акир молчал.

Все происходило очень быстро. Строй у стены таял; жаба выдавала приговор то немедленно, едва получив каплю чьей-нибудь крови, а то задумывалась на минуту, и тогда лысый доставал из кувшина очередного домохранца и начинал соблазняюще вертеть у жабы перед глазами. Прошли странное испытание первые десять человек; три было «да», семь – нет. Прошли испытание двадцать; восемь было «да», двенадцать – нет. Юстин чувствовал, как нарастает волнение; он стоял сорок восьмым, перед ним к жабе отправился Акир, и, попробовав его кровь, жаба сразу же сообщила:

– Да.

Акир был семнадцатым из тех, кто отправился направо.

Юстин двинулся к лекарю сам – стражник просто шел рядом. Юстин протянул руку с уже поддернутым рукавом; лекарь, порядком уже усталый, полоснул ланцетом, но Юстин не почувствовал боли. Липкий жабий язык был совсем близко; Юстинова кровь, рубиново-красная, закапала в таз, брызги полетели на штаны – жаба не сразу нашла языком летящую каплю. Наконец, приняла кровь и сглотнула; Юстин ждал. В зале оставались только он – и напуганный мальчик за его спиной (не считая, разумеется, лысого, лекаря, стражников и жабы).

Лекарь залепил Юстинову руку пластырем.

Жаба молчала. Вокруг было очень тихо. Даже мальчик не всхлипывал.

Жаба молчала. Юстину впервые сделалось страшно в этом зале – страшно по-настоящему.

Лысый – от него пахло сладковато и неприятно – вытащил из почти пустого кувшина полудохлого придавленного домохранца. Юстин гадливо отстранился; домохранец был в обмороке, шесть его ножек безвольно болтались, когда лысый тряс приманкой перед полуприкрытыми глазами жабы.

– Нажралась, – шепотом сказал кто-то из стражников.

Лысый бросил бесчувственного домохранца обратно в кувшин. Вытащил другого –тоже примятого, но подающего признаки жизни. Юстин поразился – как он берет эдакую гадость руками?!

Новый домохранец вяло пискнул. Жаба открыла глаза.

– Да, – глухо сказал длинный рот.

И Юстина подхватили за плечи, и подтолкнули к проему двери направо.

Их набралось девятнадцать человек – тех, вкус чьей крови оценен был жабой как «да». Среди несчастных – или счастливчиков? – оказались и Акир, и тучный юноша, во время испытания упавший в обморок, и мальчик, представленный жабе последним.

Теперь с ними обходились если не почтительно, то по крайней мере вежливо. Повели в баню, потом накормили сытно и вкусно; когда Юстин получил обратно свою одежду, она оказалась выстиранной и высушенной. Одетые во все чистое, с чистыми пластырями на руках, отобранные жабой счастливчики – или все-таки несчастные? – оказались запертыми в просторной, богато убранной комнате, где на полу вместо соломы имелись ковры, а вдоль стен вместо лавок помещались высокие перины с подушками.

Никто ни о чем не говорил – не было сил. Товарищи по несчастью – или по удаче? – повалились на перины и долго лежали молча, глядя в пол и в потолок, за полчаса не было сказано ни слова – однако никто не спал.

Наконец, молчание нарушил тучный юноша со слабыми нервами.