Романтические рассказы - Дойл Артур Игнатиус Конан - Страница 28
- Предыдущая
- 28/32
- Следующая
- В том или ином качестве, дитя мое, мы все равно рады видеть вас; но лично я больше всего рада вашему присутствию здесь в вашем собственном качестве.
Потом она поцеловала меня, я вгляделась в ее доброе лицо, которое было еще и грустным, и решила, чтодолжна любить ее, несмотря на все эти тайны и ссоры, какими бы они ни были.
III
Открытие тайны
Комната, в которой мы стояли в тот предрождественский вечер, была ярко освещена и, казалось, дышала радушием и гостеприимством; невозможно было не почувствовать себя здесь, как дома. Это ощущение, всегда такое неповторимо радостное, присуще одной только зиме, и в особенности - Рождеству, по сотне еле уловимых примет. У лета нет того очарования, которого исполнена зима. Голубизна летнего неба не сможет примирить вас с палящим солнцем; если же солнце не слишком жаркое, то навстречу ему распахиваются все двери и окна, все выходят насладиться нежной травой лесов и лугов, а иногда - тесной компанией где-нибудь в тенистой беседке. Однако праздный покой, свойственный лету, - своего рода радостное томление, созерцание полноты земного бытия, то сладостное чувство, которое испытываешь летом, понимая, что можешь насладиться этой райской атмосферой где угодно - достичь покоя в тени любой скалы или нежиться, лениво откинувшись на садовой скамейке - вот они ощущения лета, совершенно противоположные восхитительному чувству домашнего уюта, которым гостеприимный и ухоженный дом приветствует вас зимой. Все это особенно остро воспринималось в Колверли-Корте.
Длинный стол, уставленный яствами и напитками, блики в чашках с чаем и кофе, мягкий свет, неясное сиянье, исходящее от окружающих предметов, равно как и приятное тепло - все располагало к откровенности; ссоры были попросту немыслимы в уютной кедровой гостиной; а что до тайн, то кто бы смог хранить их в атмосфере сердечного радушия, царившей в доме? Когда леди Макуорт поцеловала меня и сказала: "Как бы я хотела, чтобы ваш отец был здесь...", мне всем сердцем захотелось того же; ибо я чувствовала, что ничто на свете не смягчит его непреклонное сердце, кроме этого дома, уже осенившего нас своей рождественской благодатью.
- А где же Джудит? - спросил Джон. И тогда я начала вспоминать, что нахожусь здесь ради того, чтобы раскрыть необъяснимую тайну, и я вновь принялась гадать, не собственную ли кузину видела я тогда в дверях.
- Джудит сегодня вечером не появится, - сказала леди Макуорт. - Она утомилась. Сегодня она помогала нам раздавать милостыню. Это, знаете ли, наш старый обычай, дорогая, - сказала она, обернувшись ко мне. - Мы занимаемся этим с десяти утра до четырех вечера. Пиво, говядина, а для тех, кто родился или просто долго жил на замковых землях, - еще и деньги. Поскольку завтра сочельник, то у нас будет раздача одежды и постельного белья; и Джудит хотела заняться этим собственноручно. Нынче она добавила к обычным подаркам еще золотую монетку - десять шиллингов каждому малышу, родившемуся с прошлого Рождества. Я очень рада: она долгие годы жила как бы отделившись ото всех, точно во сне.
Говоря это, леди Макуорт помрачнела. Я внимательно посмотрела на нее. В правильных чертах ее лица, в чистоте и гладкости кожи угадывались следы ее девичьей красоты; но ее изрядно портило чрезвычайно строгое выражение лица, а также привычка хмуриться, как это случилось, например, сейчас, когда она заговорила о Джудит. Леди Макуорт была невелика ростом, сложения изящного, одета в черное шелковое платье, свободными складками ниспадавшее до пола. Ее волосы были совершенно седы, а поверх чепца надета вуалетка, вытканная необычайно искусно. Леди Макуорт была тонка в талии и держалась очень прямо, быть может, даже чересчур прямо. Сказав, что Джудит жила точно во сне, она нахмурила седые брови, и карие глаза ее остановились на мне с выражением какого-то неясного, мучительного вопроса.
Сейчас я не могу взять в толк, как осмелилась тогда ответить на этот взгляд словами:
- А не связано ли как-то состояние рассудка Джудит или ее здоровье с моим отцом, леди Макуорт?
Она ответила вопросом на вопрос:
- А разве Роджер никогда не говорил о ней?
- Никогда, - ответила я. - И то, что он ни слова не говорил ни о ней, ни о вас, всегда задевало меня за живое.
- Вот как... - задумчиво произнесла она. - Молчание порой более красноречиво, нежели длительная беседа И с этими словами она направилась к столу.
Наступила тишина, затем она продолжила:
- Я не имею ни малейшего представления о том, что думает ваш отец. Мне известно только, как, уверена, известно и всем вам, что одно время Роджер очень сильно любил Джудит.
От изумления я выронила чайную ложку.
- Джудит! - воскликнула миссис Джеймс в крайнем недоумении, а Джон даже перестал резать паштет из дичи на боковом столе и подошел к нам с ножом в одной руке и с вилкой в другой, встав рядом с матерью; при этом лицо его выражало радостное удивление.
- Мы - как заинтригованные дети, - сказал он. - Однако не перебивайте нам аппетит, леди Макуорт, а лучше всего расскажите все подробно после чая.
Леди Макуорт посмотрела на него с улыбкой, какую обычно дарят милым непослушным детям; и мы приступили к трапезе, во время которой Джон развлекал нас веселым рассказом о своих беседах с пожилыми манчестерскими дельцами, которые обращались с ним, словно он был ребенком; время таким образом пролетело весело и незаметно.
Но мне, однако, не терпелось скорее встать из-за стола. Мысли мои были заняты теперь отцом. Как я стану к нему относиться после? Я почти не слушала Джона - меня занимали более серьезные вещи. Отец всегда был моим кумиром. Я прекрасно знала о его детстве и о том, сколь обильна трудами была его зрелость. Куда лучше я была знакома с этими страницами жизни отца, нежели с двухлетним периодом его пребывания в браке; но я, оказывается, даже не подозревала о существовании еще и другой стороны - о новых мирах любви и надежды, открывшихся для него; я и не предполагала, что он, выходит, снова мог вернуться в Колверли-Корт в качестве его хозяина об руку с любящей женой.
За последнее время он сильно похудел и сделался бледен, часто выглядел вымотавшимся и усталым; но я никогда не думала, что на него давит что-нибудь, помимо ежедневной обязанности зарабатывать нам всем на жизнь, обязанности, которую он ни за что бы с себя не сложил. Потом я представила себе его черты и фигуру; я поняла, что несмотря на часто усталую походку и тусклый, отсутствующий взгляд, он был одним из самых красивых мужчин на свете.
Погруженная в свои раздумья, я машинально проследила направление взгляда леди Макуорт.
- Посмотрите, милая, на картину в дальнем конце залы... там, слева, попросила она. - Как вы думаете, кто это?
На картине был изображен юноша лет, быть может, пятнадцати, положивший правую руку на шею высокого грейхаунда. Это, несомненно, был мой отец в то время, когда его дядя женился, а на него самого смотрели как на наследника Колверли. Я встала и подошла к картине поближе. Затем, после удара гонга, пока прислуга убирала со стола, ко мне присоединились и все остальные. Мы стояли и разговаривали о действительно прекрасном портрете. Когда за слугами закрылась дверь, леди Макуорт повернулась к камину, где для нас призывно раскрылись объятия кресел и дивана, и, усаживаясь, проговорила, передавая кочергу тетушке Джеймс:
- Я была очень рада, когда решила, что, женившись на Джудит, он вернется в свой дом; я очень любила Роджера и радовалась за него.
- Когда же это было? - спросила тетушка Джеймс. - До или после помолвки Джудит с майором Греем?
- О, задолго раньше; но лучше я расскажу вам все по порядку...
Она немного развернулась в нашу с Джоном сторону и продолжала:
- Когда вам, Мэри, было пять или шесть лет, а Джудит - семнадцать, она без памяти влюбилась в вашего отца. Меня это нисколько не удивило. Ему исполнилось всего тридцать пять, и он был как раз тем человеком, который мог вызвать восхищение у такой девушки, как Джудит. К тому же, он был очень красив; им все восхищались и отзывались о нем только самым лучшим образом, а это всегда производит особое впечатление на девушек, которые только что стали достаточно взрослыми для того, чтобы посчитать, будто они теперь имеют основания на то, дабы весь мир интересовался ими. Забавно было видеть, сколь снисходительно относилась Джудит к более юным своим поклонникам; но вашего отца она глубоко уважала и любила его мужественный нрав и зрелую красоту. Я так была счастлива. Характер Джудит нуждался в том, чтобы его развивал человек старший ее самой; а уж мне-то было известно о достоинствах вашего отца. Не знаю, право, как проходило ухаживание. Но все шло просто замечательно. Его права на этот дом и его связи не позволяли распространяться толкам. Он говорил со мной. Я знала о чувствах Джудит к нему и была просто счастлива и готовилась к скорой свадьбе. Но тут Роджерчто-то задумал . С этого все и началось. Он слишком недооценивал себя и переоценивал те преимущества, которые даст ему брак с Джудит. Он не до конца доверял ей и мне. Он хотел, чтобы она посмотрела на других мужчин... ну, сами знаете... "свет", Лондон... Он поддерживал отношения с ней только на своих условиях. Хотя, конечно, все это делалось, считал он, только ради нее самой, чтобы она никогда не пожалела впоследствии о своем выборе и не заставила и его пожалеть, что он наслушался сладкой лести, которая, как он считал, вечно окружала его в этом доме. Так он тянул вплоть до того момента, как ей исполнился двадцать один год. Мы съездили тогда в Лондон, и он около недели провел с нами осенью в этом замке. Потом, когда он уехал, я поняла, что Джудит ужасно расстроена, поскольку он опять не согласился поверить ей. Но все же, перед тем, как уехать, он поговорил со мной и в его голосе было больше любви, чем я слышала от него когда-либо прежде. Но наступила весна, и мы снова приехали в Лондон. У Джудит было много поклонников. Ваш отец часто бывал у нас, но он также уступал свое место и другим. Он думал, что настал час его торжества и что Джудит, имея возможность выйти за более достойных джентльменов, выберет теперь его. Однако Джудит, устав от бесконечных испытаний, в одно несчастное утро сообщила ему, что приняла предложение майора Грея. Я была в отчаянии. Я решила, что мое сердце разбито; но Роджер повел себя тогда в высшей степени странно. Передо мной он изливал свою тоску чуть ли не ручьями страстных слез, которыми он оплакивал свое поражение; но по отношению к ней, к Джудит, он стал нежным, ласковым, почти по-отечески снисходительным советчиком и другом; и за год, что длилась ее помолвка с майором, он просветил ее относительно всех тонкостей составления брачного контракта, а также помог назначить день бракосочетания и взял на себя заботы по устройству церемонии и торжеств.
- Предыдущая
- 28/32
- Следующая
