Гетика - "Иордан" - Страница 35

• Предыдущая
• 35/86
• Следующая

По мнению Е. Ч. Скржинской, весьма возможно, что сочинение Иордана, «полностью воспроизводящее Кассиодорово возвеличение готов», но с другой тенденцией, «удачно маскировало ставшую неуместной политическую направленность труда Кассиодора» (стр. 36). В силу этих соображений Е. Ч. Скржинская считает допустимым «предполагать, что Касталий, побудивший Иордана составить „Getica“, выражал желание самого Кассиодора и близких ему общественных кругов» (стр. 37). «Во всяком случае книга Кассиодора в ее первоначальной редакции ко времени перелома в ходе войны в Италии в 550—551 гг. устарела, а впоследствии, по-видимому, была уничтожена» (Е. Ч. Скржинская, стр. 37).

Изложенная аргументация служит Е. Ч. Скржинской подтверждением ее другого предположения, а именно, что «Getica» была написана Иорданом в Равенне. Равенна выступает в изложении Прокопия «как опорный пункт империи, соединяющий ее с Италией» (стр. 47). Вряд ли «Getica» могла быть составлена в Константинополе, ибо в столице Византийской империи не пользовался бы таким почетом Кассиодор, бывший некогда главной фигурой в Остготском королевстве, и не стал бы так известен Иордан, которого с уважением упоминает анонимный равеннский географ (стр. 49—50). Между тем Иордан, как известно, не только широко обращается к труду Кассиодора, но и сообщает, что, приняв поручение Касталия написать «Getica», он получил хронику Кассиодора (конечно, уже ранее ему известную) от его управителя для повторного «трехдневного чтения», т. е. для просмотра (см. стр. 47—48). При этом Иордан называет Касталия «соседом племени готов» («vicinus genti»), а это, по мнению Е. Ч. Скржинской, можно объяснить только тем, что Касталий находился в это время в пределах владений готов – к северу от реки По, а может быть, в их центре, в городе Тицине, между тем как Иордан был в византийских владениях, т. е. в Равенне (см. стр. 49).

Военно-политическая ситуация после поражения готов при Анконе, когда средоточием готских сил стал именно город Тицин (Павия) и когда готы были оттеснены к северу от реки По, а Равенна противостояла Тицину, была такова, что естественно было составление труда с политической тенденцией «Getica» Иордана именно в Равенне, ибо как раз оттуда, по мнению Е. Ч. Скржинской, «должна была идти в правящую готскую среду пропаганда за признание остроготами власти императора, за отход от собственной политической самостоятельности» (стр. 47). В пользу того предположения, что «Getica» была составлена в Равенне, Е. Ч. Скржинская приводит еще несколько дополнительных аргументов, из которых отметим следующий. По мнению Е. Ч. Скржинской, сторонники того, что Иордан был епископом в калабрийском городе Кротоне, неправильно считали, что диспенсатор Кассиодора выдал Иордану книгу Кассиодора для просмотра из библиотеки основанного им Вивария (близ Кротона): Виварий был основан после 550 г., и рукописи Кассиодора в 550—551 гг., накануне их отправки в Виварий, вероятнее всего, находились еще в Равенне (см. стр. 49).

Кратко изложенные нами выводы вступительной статьи, дающие ряд новых решений спорных вопросов, сжато сформулированы автором в заключительной части статьи (стр. 56—58).

Что касается перевода Иордана, то мы считаем нужным прежде всего отметить, что всякий перевод исторического памятника есть его толкование. Ценность перевода в значительной степени зависит поэтому не только от эрудиции переводчика, но и от его общей концепции значения и характера переводимого источника. Как мы уже видели, Е. Ч. Скржинская имеет хорошо продуманное и самостоятельное представление о «Getica» Иордана как об историческом источнике. Это – основное условие, обеспечивающее научные достоинства перевода и определяющее плодотворность предлагаемых Е. Ч. Скржинской толкований. Преодолевая значительные трудности в передаче неправильного латинского языка Иордана и его сложного и неудачного литературного стиля, Е. Ч. Скржинская стремилась сочетать близость к оригиналу с доступностью русского перевода для читателя, чего она и достигла.

Приступая к изложению наших критических замечаний, мы обратимся прежде всего к комментариям. Начнем с некоторых дополнений, которые, как нам кажется, были бы уместны в примечаниях к Иордану. Эти дополнения касаются, главным образом, тех случаев, когда напрашиваются некоторые параллели между теми или иными явлениями из истории готов и других (частично более ранних) древнегерманских племен.

1. В примечании № 477 приводится свидетельство Орозия о смерти вестготского короля Атаульфа, убитого «из-за козней своих» («dolo suorum», т. е. готов). Может быть, не лишним было бы указать в том же примечании, что Тацит дает аналогичное объяснение убийству Арминия, который, по его словам, пал жертвой коварства своих родных («dolo propinquorum cecidit». – Tac., Annales, II, 88). Как нам представляется, это стоило бы отметить потому, что подобные случаи, – по-видимому, часто имевшие место в истории древнегерманских племен, – указывают на недостаточную прочность королевской власти и на ее борьбу с племенной знатью у древних германцев вплоть до начала V в.

2. В примечании № 248 правильно отмечено, что название крупного – по-видимому, германского – племени «бастарны» – слово кельтское, а не германское, что само по себе еще не решает вопроса об этнической принадлежности бастарнов. Этот факт представляет интересную параллель к тому, что и общеплеменное обозначение древних германцев – «Germani» – слово не германского происхождения, а, может быть, иллирийского; в пользу последней возможности привел интересные аргументы (в том числе эпиграфические данные из придунайских областей) Э. Норден (E. Norden) в своей книге «Alt-Germanien. Volker– und Namengeschichtliche Untersuchungen» (Berlin, 1934). Разбор известного текста «Германии» Тацита (Germ., 2), в котором содержится объяснение переноса названия «Germani» с племени тунгров на всех германцев, см. в другой, более ранней работе Нордена (E. Norden. Germanische Urgeschichte in Tacitus Germania. Berlin, 1922, S. 314—352). Однако указанный текст Тацита еще не дает разгадки самого происхождения названия «Germani», хотя Тацит и указывает, что так называли галлы вытеснившее их с берегов Рейна германское племя тунгров; поэтому гипотеза Нордена об иллирийском, а не о кельтском происхождении названия «Germani» представляет интерес. С другой стороны, указание Тацита на то, что название одного племени, перенесенное галлами на остальные германские племена из страха (ob metum) перед победителем, т. е. тунграми, распространилось на весь «народ» (Germ., 2: ita nationis nomen, non gentis evaluisse paulatim), является любопытной параллелью к отмеченному Е. Ч. Скржинской употреблению Иорданом понятия natio и gens.

• Предыдущая
• 35/86
• Следующая