Я тебя не знаю - Соболева Ульяна "ramzena" - Страница 12

На пятый день я умудрился найти в дырке в кармане куртки клочок бумаги с аккуратно выведенным номером телефона и припиской «дом». Судя по тому, что бумажка слегка пожелтела и помялась, она там лежит довольно долго. Я нашкрябал на обратной стороне пару цифр и понял, что почерк точно не мой. Пишу я как курица лапой. А тут каждая цифра выведена ровненько, с такой тщательностью, возникло ощущение, что писала женщина. Наверное, моя жена. Тогда почему она меня не ищет?

А еще я там нашел пуговицу. Большую темно-коричневую пуговицу. Просмотрел все свои вещи, но она явно была не моей, и на ней виднелись оборванные нитки, словно её выдрали с мясом. Справа небольшое пятнышко. Я его ногтем потер, и на пальце коричневый развод остался. На кровь засохшую похоже.

Странно все это… как и обручальное кольцо, которое не сняли при ограблении. Было ли ограбление на самом деле? Вопросов до хрена, а ответа ни одного.

Попросил Антона Валерьевича позвонить по этому номеру только ближе к ночи… Потому что вдруг стало страшно. Да, невыносимо и адски страшно, что в этом доме меня не ждут, или что я не готов вдруг увидеть совершенно незнакомых мне людей, которые назовутся моими родственниками, и ничего к ним не почувствовать. Доктор успокаивал меня, что, скорее всего, настолько негативных эмоций у меня не возникнет, но я все равно дьявольски боялся. Все чаще и чаще смотрел на обручальное кольцо, вертел его вокруг пальца, пытаясь хоть что-то вспомнить, и с ума сходил от острой головной боли. Она тисками сдавливала мне голову, и хотелось биться лбом о стены, лишь бы она прекратилась.

Посмотреть на свое отражение в зеркале решился не сразу, но молоденькая медсестра уверяла меня, что я симпатичный (так и сказала, слово дурацкое, так о котах и щенка говорят), и предлагала глянуть в её пудреницу, чтоб в этом убедиться. Ее глаза влажно поблескивали, и она смущенно опускала взгляд, когда я говорил какие у нее стройные ножки. Знал, что мог бы отыметь медсестричку где-нибудь в укромном углу, и знал, что она не откажется. Придется так и сделать, если за мной никто не приедет, жить-то где-то надо. А медсестричка не замужем и, судя по её рассказам, снимает квартиру неподалеку от больницы. Определенно, есть женщины, которым нравятся беспомощные мужики, за которыми надо ухаживать и заботиться о них. По глазам Верочки видел, как она смотрит на меня, когда швы мне на лбу протирает или градусник подает. Наверняка думает о всякой романтичной хрени, а мне банально надо найти место, где можно переночевать, поесть и… да, потрахаться. Раз меня никто до сих пор не нашел, то, судя по всему, птица я вольная и делать могу, что хочу. Верочке я продолжал говорить комплименты, но зажимать её пока где-нибудь на лестнице в курилке не собирался. Успеется еще. Пусть разогреется до нужной кондиции.

Я все больше понимал, что в психушку не поеду. Если не вспомню ничего, значит, найду. Ну или через месяц меня точно кто-то хватится. А может, от меня вообще избавились, черт его знает. Мало ли во что я мог вляпаться. А я мог? Точно не знаю, но определенно я не из тех, кто мирно-тихо сидит на месте. Я ж приехал в эту дыру за чем-то. Интересно, за чем, а может, за кем?

Когда все же решился рассмотреть свое отражение, начало потряхивать от волнения, и я долго не мог поднять голову, стоя у ржавого крана и умываясь в десятый раз ледяной водой. Вроде так просто – возьми и посмотри. А меня застопорило. Не могу. Оказывается, вспомнить тоже страшно. Примерно так же, как и не помнить. Вон он я и не я. Потому что не знаю себя. На что способен. О чем обычно думаю. Чего хочу от этой жизни, к чему стремлюсь. Каков он – смысл моего существования. Ведь он должен быть? Вот у моего соседа по палате, с вывернутой при аварии шеей, он имелся – трахнуть Верочку, да так, чтоб жена не пронюхала, а еще футбол по выходным и пара книжек из библиотеки на тумбочке. И он, между прочим, счастлив. По его физиономии видно, когда жует принесенные женой блинчики и нахваливает её кулинарные способности, а сам голодным взглядом Веркины ноги провожает. Интересно, я тоже был таким? Мне казалось, что нет. Не то что на женщин других не смотрел, я был уверен, что если хотел трахать, то взглядом не провожал, а трахал. Вопрос в другом – хотел ли?

Вид собственной физиономии не вызвал никакого щелчка, ни каких-либо ассоциаций. Обычная рожа, слегка помятая, с короткими бородой и усами, с усталыми глазами и несколькими ранами на лбу и виске. Судя по тому, что борода довольно ухоженная и аккуратно подстрижена – мне этот стиль нравился, и я его холил и лелеял.

Пригладил волосы руками и потер подбородок. Мыслей о том, знаю ли я этого мужика в зеркале, не возникло. Кажется, именно таким я и должен быть. Долго себя рассматривал, вертелся в поисках татуировок, шрамов, родинок. Татушку нашел на плече – огромный орел с расправленными крыльями. О чем я думал, когда его набивал? Что может символизировать орел? И почему именно он, а не лев, тигр или волк, например?

Парочку шрамов. Они мне ни о чем не говорили, и я не помнил – кто и где меня ими наградил.

«Наверное, ты та еще скотина, раз до сих пор тебя не начали искать. И что будешь делать, если никто так и не придет?».

Я все же отнес номер телефона врачу и согласился на убойную дозу обезболивающего и снотворного. У меня развилась бессонница. Я всю эту неделю не спал почти. По ночам не мог глаза закрыть. Мне казалось, что увижу во сне что-то из прошлой жизни, и мне это не понравится. Но когда вырубался, ни черта мне не снилось. Я проваливался в какой-то каменный мешок, в полную и глухую темень и просыпался, как от резкого толчка, едва лишь занимался рассвет. Открывал глаза, прислушивался к себе, а там опять все та же шторка.

Верочка любезно принесла мне кофе из ординаторской, сказала, что ночью какая-то красивая женщина мужа своего искала. Не меня точно, иначе уже зашла б ко мне с пакетиком яблок и сладостей, накинув на плечи белый халат. И непременно с заплаканным лицом. Так трагичней. Но та женщина явно зашла к кому-то другому, а мне заботливо предложили рогалик с повидлом из больничной столовой и кокетливо похлопали голубыми глазками. Нет, милая, за рогалик я тебя трахать не буду, вот за хороший бифштекс еще б подумал. Все же определенно я сволочь. Верочка ушла, пообещав заглянуть ко мне после обхода. Можно подумать, я её об этом просил. Навязчивые женщины хуже надоедливых мух.

Смотрел в окно, ожидая обход, а потом заметил ЕЁ в темно-синем пальто с пакетом в руках и пластиковым стаканчиком. Засмотрелся на роскошные волосы. Очень густые, светло-пшеничные. Ветер их швырял в разные стороны, а она шла и листья носком сапога поддевала, сжимая двумя руками стаканчик. Как девчонка. И каблуки громко по асфальту стучат. У меня в голове музыка сама собой зазвучала… Странно так – она идет, а у меня музыка в ушах стоит.

Мир был в огне,

Никто не мог спасти меня, только ты.

Странно, что желание заставляет

глупых людей делать,

Я никогда не мечтал, что встречу кого-то, как ты,

И никогда не мечтал, что потеряю кого-то, как ты

(с) Wicked game (Chris Isaak)

– Эй, Железнодорожник?! – мой сосед по палате, с толстым поролоновым валиком на шее, только проснулся. Они меня все так называли, потому что имени я своего не помнил. – На кого засмотрелся там? Пошли завтракать.

– Не голоден, спасибо, Сев.

– Верочка притащила завтрак, да? Соблазняешь девку, кобель чертов. Загадочные мужики-психи всегда баб привлекают. В следующий раз притворюсь, что ни хрена не помню.

– Нет, Верочка просто жалостливая и хорошая девочка, а у тебя жена есть, Сева. Симпатичная, между прочим.

– Ну да, конечно. Очень хорошая, раз тебе таскает кофе и булочки из буфета на её кровные купленные. Знаешь, Железнодорожник, своя на то и своя, а хочется не свое хоть разочек… Эх, не светит мне любовница-медсестра.