Спецслужбы мира за 500 лет - Линдер Иосиф Борисович - Страница 27

Между тем, солдаты польской пехоты не разделяли беспечности «царя». Они доложили Юрию Мнишеку, который был у них воеводой, что москвичи не продают им больше оружия и пороха. Самозванец уверил тестя, что полякам бояться нечего, и для их успокоения велел расставить по улицам стрелецкую стражу. Других дополнительных мер безопасности ни он, ни его охрана не предприняли, а дежурное подразделение драбантов насчитывало не более ста человек.

Хорошо вооруженные польские отряды могли организовать серьезный отпор и сорвать планы московских заговорщиков. (Последним было известно, что послы поставили на своем дворе стражу, а Мнишеки разместили у себя всю польскую пехоту.) Поддержать самозванца могли также не участвовавшие в заговоре стрельцы Стремянного полка и отдельные москвичи.

Заговорщики придумали простой, но эффективный план, суть которого заключалась в том, чтобы пустить слух: «Ляхи бьют государя!» Простой люд откликнулся бы на него непременно, и оставалось только воспользоваться случаем, чтобы осуществить все свои замыслы, вплоть до убийства Лжедмитрия.

Был предусмотрен и вариант «тихого» устранения самозванца: дьяку Осипову надлежало тайно проникнуть в царские покои и заколоть «царя». В случае удачного покушения в роли виновных выставили бы поляков.

К вечеру 16 мая подготовка к перевороту была завершена. В Москве сосредоточились вооруженные сторонники заговорщиков, в город никого не впускали и не выпускали. Дома, где ночевали прибывшие на свадьбу Лжедмитрия и Марины Мнишек иноземцы, пометили условными знаками.

Караул наемников численностью в сто человек, несший службу у царского дворца, получил от имени Лжедмитрия приказ разойтись по домам. По разным данным, на посту осталось от тридцати до пятидесяти человек.

В четвертом часу утра (это время часто называют «часом переворотов») 17 мая 1606 г. колокольный звон возвестил о начале восстания. Все ворота Кремля были блокированы войсками. Василий Шуйский призвал идти на «злого еретика» во имя Божие, и через захваченные Спасские ворота заговорщики проникли на территорию царского двора. П. Басманов, пытавшийся защитить «царя», погиб от руки М. Татищева, возвращенного Лжедмитрием из ссылки. Стрельцы внутреннего караула, не участвовавшие в заговоре, вначале отогнали нападавших, но последние пригрозили истреблением стрелецких семей в слободах. Мария Нагая прилюдно объявила, что царь – не ее сын. После этого самозванца выдали толпе, убившей его: открытый суд над ним мятежным боярам был невыгоден, так как на суде вскрылись бы факты многократных предательств «родовитых придворных мужей».

Призыв «Смерть ляхам!» сработал: на улицах Москвы было убито свыше двух тысяч иностранцев, сторонников Лжедмитрия. Избежать смерти смогли только те, кто, как Вишневецкий со своим отрядом, храбро оборонялись или своевременно успели бежать из Москвы. Иноземных послов для исключения международных скандалов и связанных с этим проблем, заговорщики заранее взяли под защиту, выделив для этого 500 стрельцов. Успели уйти от расправы и некоторые русские сторонники Лжедмитрия, такие как дворянин Молчанов; убежище они нашли в Речи Посполитой.

Иностранные наемники на русской службе (не путать с подданными польского короля, прибывшими в Москву) практически не пострадали, поскольку сумели не только организованно отойти из Кремля, но и наладить серьезную охрану мест своего проживания. Попытки разношерстной самоуправляемой толпы «лихих московских людишек» поживиться в иноземной слободе получили сильный вооруженный отпор. Следует отметить, что охрану мест проживания иноземных наемников и их семей обеспечили и руководители заговора, с тем чтобы сохранить для нового государя надежных союзников. Некоторые из них впоследствии опубликовали воспоминания об этом времени, как, например, офицеры охраны К. Буссов и Я. Маржерет.

После удачного завершения заговора тело самозванца сожгли, пеплом зарядили пушку и выстрелили в сторону Польши, как бы символизируя конец грандиозного обмана. Некоторые представители духовенства предупреждали бояр о пагубности глумления над прахом, предрекая грядущие несчастья, но их не послушали.

Мятежники не предусмотрели всех негативных последствий своих вероломных действий. Боярский «верховой» заговор отнюдь не способствовал единению народа, разделившегося на многочисленные группировки приверженцев того или иного «царя» или претендента на трон. Интересы общества в очередной раз были принесены в жертву личным амбициям некоторых представителей российской правящей элиты.

Девятнадцатого мая на Красной площади сторонники Шуйского «выкрикнули» его новым царем; впоследствии они стремились представить это «избрание» общенародным делом.

Понимая незаконность захвата власти, Шуйский предпринял активные меры для создания своего положительного образа. Шагом в этом направлении стало некоторое ограничение самодержавной власти. Во-первых, царь не мог никого лишить жизни без приговора Боярской думы. Во-вторых, отменялась практика преследования целого рода (семьи) за проступок одного его члена в делах политических. В-третьих, было обещано не верить доносам без расследования и наказывать доносчиков за несправедливые наветы.

Нет сомнений в том, что все эти нововведения были предложены под давлением московских вельмож в обмен на поддержку в заговоре против Лжедмитрия I, кроме того, они служили боярам страховкой от возможных репрессий со стороны самого Шуйского. Однако Шуйский не собирался терпеть рядом с собой бывших соратников: уже в июле многих из них отправили в почетную ссылку. Так, князь Рубец-Моссальский был назначен воеводой в Карелию, боярин М. Салтыков – в Ивангород, боярин Б. Бельский – в Казань, князь г. Шаховской – в Путивль.

Приняв присягу, Шуйский начал рассылать грамоты с одной целью – доказать законность замены царя Дмитрия царем Василием. Выстраивалась следующая цепь доказательств: свергнутый царь был самозванец – Шуйский же имеет права на престол, как Рюрикович, и избран законно. Грамоты отправлялись от имени Шуйского, бояр и инокини Марфы (царицы Марии Нагой). Особый упор делался на обоснование справедливости боярского переворота. В одной из грамот говорилось, что Лжедмитрий намеревался вывести за город наиболее известных бояр, дворян и думных людей под предлогом военных учений и там их «побить». Как мы видим, в этой грамоте боярская «революция» была достаточно грамотно представлена в качестве превентивного удара, нанесенного с благородной целью спасти жизнь «уважаемых людей» от «проклятых ляхов» и сохранить истинную православную веру.

В мае 1606 г. лжепартиарх Игнатий был низложен и заточен в Чудов монастырь, а вместо него патриархом избрали митрополита Казанского и Свияжского Гермогена. Одним из доказательств самозванства Лжедмитрия I стала канонизация «истинного царевича» Дмитрия и торжественный перенос его мощей из Углича в Москву в июне 1606 г. Религиозный обряд использовали как средство политического убеждения россиян в правоте и «истинности» (легитимности) нового царя.

И все же меры, предпринятые правительством Шуйского, особого успеха не имели: слишком одиозной была личность человека, неоднократно менявшего свою позицию. Не очень доверяли и словам Марии Нагой. Старшинство рода Рюриковичей практически потеряло свое значение в глазах народа, и воцарение Шуйского могла оправдать разве что поддержка Земского собора. Но легитимным способом получения верховной власти Шуйский пренебрег, заменив его банальным «выкрикиванием» на площади 19 мая. Захватив трон насильственным путем, он, по сути, придал новый импульс самозванству со ссылкой на «исторические анналы», бунтам и междоусобицам. Масштабы гражданской войны и усиления внутригосударственной напряженности в его царствование значительно возросли.

Уже в июле 1606 г. в Москве начались мятежи, к которым подстрекали Нагие и их родственник боярин Шереметев. Волнения охватили весь юго-запад России. Лжепетр узнал об убийстве Лжедмитрия в Свияжске, после чего повернул на юг и сжег Царицын, а затем опустошил низовья Дона и разорил Царев-Борисов. Затем он направился на северо-запад, к ставленнику Лжедмитрия князю г. Шаховскому. Тот признал Лжепетра как племянника и наместника Лжедмитрия.