Записки военного коменданта - Котиков Александр - Страница 7

Поздней осенью гроза миновала. Под напором Красной армии Деникин отступил. Наши подразделения расформировали и всех направили по уездным центрам. Я снова попал в Белев. Там мы составляли обученные кадры Частей особого назначения, созданные незадолго до этого при уездных комитетах партии. Я выполнял задания командиров Частей особого назначения (ЧОН) и учился в средней школе имени Чернышевского (реальное училище).

Той же осенью 1919 года с помощью Ивана Коврежникова, прибывшего в наше село из Петрограда, нам удалось создать комсомольскую организацию. Два раза в неделю я приходил в деревню и проводил с ребятами необходимые занятия, беседы, давал задания, выполнение которых потом проверял, и мы все вместе обсуждали многие вопросы. То была пора какой-то неодолимой дружбы, увлеченности.

Осенью 1920 года по документам мне исполнилось 18 лет. Я решил, что теперь я могу вступить в Коммунистическую партию. Как-то, набравшись смелости, я влетел в кабинет секретаря Уездного комитета партии и сразу вывалил, что мне уже 18 лет и я прошу принять меня в РКП(б). Он встал из-за стола, подошел ко мне, сжал меня в плечах и, посмотрев мне в глаза, сказал: «Ну что ж, так и будет». Я быстро собрал рекомендации, президиум Уездного комитета партии рассмотрел мое заявление и меня приняли прямо в члены партии, учитывая мою активную работу в уезде и особенно в комсомоле.

Так в ноябре 1920 года я стал членом РКП(б). Я был на седьмом небе от счастья, охватившего меня.

Вскоре я был направлен на учебу в Тульский Коммунистический университет имени Владимира Ильича Ленина. Для меня наступил новый, очень трудный, но очень интересный период моего развития. В ту пору нам приходилось не только учиться, но и самим добывать еду для университетских столовых, а ночью участвовали в облавах на спекулянтов, дезертиров, в арестах контрреволюционных элементов, которых тогда было немало.

Одолевать науки нам было нелегко, но мы старались изо всех сил. Вспоминается мне один такой эпизод.

Директор университета профессор Игнатьев назначил публичное чтение рефератов на избранные темы. Первыми должны были читать наши активисты университета, в том числе и я. Тема моего реферата – «Движение декабристов». Готовился я тщательно, составил письменный реферат и был готов, как мне казалось, залпом его прочитать. Но когда вышел к трибуне, почувствовал, как подкашиваются ноги, заплетается язык. С трудом я преодолел это состояние, справился с волнением, отложил тетрадку в сторону и стал излагать свои мысли без записи. Аудитория замерла, глаза моих товарищей подсказывали мне поддержку, и я почувствовал всеобщее одобрение. Я благополучно закончил свой реферат. Потом, когда сел на место, не знал, куда положить свои руки, куда поставить ноги. Тут товарищи зааплодировали, а профессор Игнатьев подошел ко мне и по-отечески погладил меня по спине.

Потом реферат мой разбирали, критиковали, но в конце концов одобрили. Я был счастлив.

Когда программа курса была закончена, меня в составе семи товарищей оставили при университете в составе лекторской группы. И началась для меня новая полоса учебы и работы. Занимаясь в лекторской группе, я работал заведующим отделом пропаганды Привокзального райкома РКП(б) в Туле. Теоретическая учеба шла параллельно с практической работой.

После X съезда РКП(б), проходившего в марте 1921 года, наша лекторская группа в Университете решила, что в данный момент наиболее важное дело – это борьба с бандитами в Средней Азии. Мы написали письмо в ЦК РКП(б) с просьбой отправить нас туда. Но нам ответили, что прежде всего нам надо учиться. Через некоторое время мы вновь написали в ЦК РКП(б). В конце мая нам ответили положительно. Но направили нас не в Среднюю Азию, а на Украину на усиление партийной организации.

Стране нужен был хлеб. На Украине был хлеб, но взять его было очень трудно. Губернский комиссар по продовольствию Андриянов дал нам в дорогу мешок сушеной воблы и ни кусочка хлеба.

В ту пору поезда ходили очень медленно, подолгу стояли на переездах. Мы с этим смирились, так как не в наших силах было что-нибудь изменить. Так мы заночевали в теплушке. Где-то под Курском в нашу теплушку заглянул «братишка» (так называли тогда матросов), такой разухабистый парень, говорун. Нам он понравился, и мы приняли его в свою компанию. На станции набрали воды и стали расправляться с воблой. «Братишка» подал мысль обменять немного воблы на хлеб.

Так и сделали: через некоторое время «братишка» принес нам желанный хлеб, которого мы давно уже не видели. Поужинав, улеглись спать. Проснулись на рассвете и обмерли… – ни «братишки», ни хлеба, ни воблы в вагоне не оказалось. Злые на самих себя и голодные, мы еще более суток ползли до столичного города Украины, Харькова.

Наконец мы в ЦК КП(б) Украины. Здесь я был определен в отряд особого назначения при ВУЧК при комиссии по очистке пограничных губерний под председательством Дмитрия Захаровича Мануильского. Выслушав наше дорожное приключение с «братишкой», Дмитрий Захарович посмеялся и сказал, что на Украине нам придется встречаться не только с «братишками», но и с «сестренками» вроде руководителя бандитской группы «Маруси». Затем он объяснил нам назначение нашего отряда и добавил: «Страна сидит на голодном пайке, а кулаки сидят на хлебе. Взять этот хлеб будет нелегко, но необходимо».

Путь наш следовал через Полтаву, Киев, Житомир, Винницу и далее.

В связи с обостренной обстановкой в Волынской губернии всю нашу группу оставили в Житомире для работы в Губернском комитете партии. Меня назначили ответственным секретарем Губернской комиссии помощи голодающим (ГУБКОМПОМГОЛ). Председателем комиссии был известный в то время на Украине государственный работник тов. Николаенко.

Так потянулись дни трудной, упорной работы на новом месте. Деревня урожай собирала, но в государственные закрома зерно шло с большими трудностями. Причин было много – это и плохие дороги, и отсутствие тягловой силы, сопротивление кулаков, поджоги, помехи разных банд. В лесах еще скрывались мелкие и крупные банды Тютюнника, Орлика, Маруси и других. Но хлеб надо было сберечь и передать как можно больше по назначению, поэтому вся партийная работа была подчинена только этому наиболее важному вопросу.

В декабре 1921 года в Москве созывалось Всероссийское совещание секретарей ГУБКОМПОМГОЛа. Волынский губком решил послать на совещание своего делегата и с ним послать шесть вагонов украинской пшеницы – подарок Владимиру Ильичу Ленину. Сопровождающим назначили меня. Ответственность была очень большая. Во-первых, это был подарок Ильичу. На Украине он был так же любим, как и в России. Враги шарахались от одного имени Ленина. А во-вторых, надо было провести через тысячу препятствий по железной дороге. Но не я один беспокоился о дорогом багаже. Уже в Киеве меня встретил начальник вокзала, поздравил с благополучным прибытием и сказал, что от Киева я поеду не один. К моим вагонам было прицеплено еще несколько вагонов от киевлян, тоже подарок Ленину.

В Киеве на вокзале скопилось много тифозных больных. Вокзал необходимо было очистить и продезинфицировать. Я стал помогать прибывшему санитарному отряду, так как до отъезда нашего эшелона было еще несколько часов.

Так с некоторыми происшествиями мы все же благополучно прибыли в Москву. Нас очень хорошо встретили. Правда, Ленина нам так и не удалось повидать, но Михаил Иванович Калинин в беседе с нами сказал, что при первой возможности скажет Владимиру Ильичу о нашем подарке.

Когда наше совещание, проходившее в Свердловском зале Кремля, закончилось и можно было собираться в обратный путь, проявилось мое близкое общение с тифозными больными – я заболел. Украинские товарищи спрятали меня в вагоне прямого сообщения и увезли в Харьков. А через два месяца я, ослабший и худой, пришел в Совнарком Украины. Товарищи посмотрели на меня и решили отправить домой, в Белев, чтобы я мог там окрепнуть. Так я вернулся к родным пенатам, к матери, в круг друзей детства, комсомольской юности.