Алая карта - Буало-Нарсежак Пьер Том - Страница 18

Не появилась она и за ужином. Что же случилось? Рувр не отпустил ее в столовую? Я придумываю всяческие объяснения, в этом со мной никому не сравниться. Моя фантазия безгранична. Если Рувру известно, что на самом деле произошло на террасе (а такую возможность исключать нельзя!), им нелегко находиться наедине друг с другом. Насколько же спокойней я чувствовал себя до их появления в «Гибискусе»! Я усыхал, скукоживался от скуки, но в моей жизни не было ни страха, ни тревоги. Я принадлежал себе. Смерть Жонкьера лишила меня главного средства защиты — безразличия. Я снова познаю́ нетерпение, надежду, ожидание и начинаю ненавидеть Рувра. Глупо до слез!

Сегодняшний день был наполнен разнообразными эмоциями. Не хочу упустить ни одну деталь. В два часа я пришел в библиотеку, приготовил этикетки и начал снимать с полок авторов на «Б». В четверть третьего появилась она.

— Здравствуйте, Мишель. Простите за вчерашний «прогул». Вы, наверное, понимаете, это произошло не по моей вине.

Подтекст ясен: «Мой старикашка вел себя еще невыносимей, чем обычно». Смуты в душе как не бывало. Я весело принимаюсь за работу. Мы классифицируем, клеим этикетки. Мы товарищи. Я хочу, чтобы мы были товарищами — и только. Мы перекидываемся несколькими безобидными фразами, а потом я вдруг настораживаюсь. Открываю дверь. Никого. Прислушиваюсь. Все тихо.

— Показалось, что кто-то прошел мимо, — объясняю я. — Не хочу, чтобы нам помешали.

На ее лице ни тени страха, только искреннее удивление.

— Но кто бы мог прийти сюда?

Я не осмеливаюсь произнести «ваш муж». Все мои страхи и сомнения улетучиваются. Я забываю вчерашние терзания. Мы заканчиваем с «В», «С» и «D». На «Е» и «F» писателей нет, можно переходить к «G». Жюльен Грин.[19] На полке стоит второй том его «Дневника».

— Какая жалость! — восклицает она. — Не могли бы мы купить продолжение? Очень увлекательное чтение.

Увлекательное… Какое банальное слово… Неужто она глуповата? Или это я слишком «филологичен»?

— Буду рад снабдить вас недостающими томами.

— Как чудесно, Мишель, спасибо за предложение.

— Я могу дать их вам прямо сейчас. Идемте. Работа подождет.

Мы едем на лифте вниз. Она стоит так близко, что я мог бы поцеловать ее. Нелепая мысль. Смешная. Сладко-непристойная. Двери открываются, мы выходим, я иду первым, Люсиль следует за мной. У дверей своей квартиры она останавливается.

— Я буду ждать вас здесь, — тихо произносит она.

— Перестаньте! Чего вы испугались?

Возможно, Рувр стоит за дверью. Вдруг он откроет? Она колеблется. Что выбрать — долг или… Или что? Любопытство перевешивает, ей хочется узнать, как я живу, продлить этот миг смятения.

— Только быстро, — шепчет она.

Мы бесшумно открываем дверь, входим, она замирает в центре кабинета, быстро оглядывается.

— Боже, какая чудесная у вас библиотека!

— Идите сюда. Не бойтесь. Мой Грин вот на той полке.

Люсиль рассматривает книги, которые я выбрал в спутники последнего этапа своей земной жизни.

— Вы настоящий интеллектуал, — произносит она почтительным тоном. — Я довольствуюсь лауреатами года и легким чтивом — Труайя, Сесброн, ну, вы понимаете… О, что это? Эрбуаз?

Она берет в руки два моих романа, открывает на первой странице, читает, не веря глазам: Мишель Эрбуаз — и поворачивается ко мне.

— Они ваши?

— Мои. Я написал их очень давно. Мне было… сейчас вспомню… то ли двадцать четыре, то ли двадцать пять лет…

— Могу я их взять?

Она настаивала. Я был счастлив, что меня «разоблачили» безо всяких на то усилий с моей стороны, и не стал играть в скромность.

— Берите. — Я киваю, лучезарно улыбаясь. — Но с одним условием: не давайте читать мужу. Пусть это останется нашей маленькой тайной.

— Даю вам слово, Мишель.

Люсиль взволнована, смущена, благодарна. Она в восхищении от встречи с «живым» писателем. Умерь-ка пыл, старина! Мадам Рувр наверняка повидала других литераторов — дамы из чистого снобизма посещают встречи с авторами бестселлеров и потом стоят в очереди, чтобы получить автограф. Здесь и сейчас я кажусь ей редкой птицей, которая по немыслимому везению вдруг спустилась ей на руку.

— Спасибо, — повторяет она. — Я скоро их верну. Есть и другие?

— О чем вы?

— Неужели вы написали всего два романа?

— Именно так. Не было времени продолжать… работа… обязанности… Придется мне пересказать вам всю мою жизнь.

Я смеюсь — мне весело, в голову приходит мысль: «Не упусти свой шанс: узнав все о твоем прошлом, она будет просто обязана рассказать о себе, и ты все выяснишь… о Жонкьере!»

Я провожаю Люсиль до двери, целую ей кончики пальцев — по-дружески.

— До завтра?

— До завтра, — отвечает она.

— Обещаете?

— Обещаю.

Она появляется за ужином, одетая в простое платье, с бриллиантами в ушах. Вильбер дуется — он перехватил «особую» улыбку, которую адресовала мне Люсиль. Я чувствую его досаду. Разговор за столом получается рваный. Люсиль неосмотрительно называет меня по имени, и Вильбер окидывает нас подозрительным взглядом. Я незаметно толкаю Люсиль локтем. Не скажу, что мы настроены проказливо, скорее, чувствуем себя сообщниками. Вильбер глотает свои пилюли и удаляется. Мы облегченно смеемся.

— Я допустила промах, да? — спрашивает она. — Ну и пусть! Я не обязана ему отчетом. Знаете, Мишель, я начала читать вашу книгу — «Наблюдателя», правда, прочла всего сорок страниц — Ксавье то и дело отрывал меня…

— Вам понравилось?

— Очень.

— Спасибо.

— Почему вы бросили писать?

Я заказываю два кофе, чтобы обдумать ответ. Буду предельно честен. Правда, и ничего, кроме правды.

— По трусости. Я считал литераторство богемным ремеслом. Мне хотелось разбогатеть, и я преуспел. Заработал очень много денег, что не мешает мне стариться с пустыми руками.

Она соскребает краешком ногтя какое-то едва заметное пятно со скатерти и задумчиво повторяет: «С пустыми руками!» Не стану произносить избитую фразу об обломках кораблекрушения, она не этого ждет. Люсиль не была бы женщиной, если бы не хотела узнать все о моих любовных приключениях, и я бросаюсь головой в омут.

— Я был женат, как и все. Мою жену звали Арлетт.

— Она была хороша собой?

— Думаю, да.

Люсиль отвечает нервным смешком.

— Но вы не уверены. Мужчины странные существа. Что дальше?

— У меня был сын. Он не захотел работать со мной и стал пилотом «Эр Франс». Я много ездил. Он летал по миру. Потом мы окончательно потеряли связь друг с другом. Он женился в Буэнос-Айресе и вскоре погиб, оставив вдову и маленького сына, Хосе Игнасио.

— Как это печально, мой бедный друг! Наверное, вы нашли утешение в общении с внуком?

— Я никогда его не видел. И незнаком с его матерью. Они живут в Аргентине. Время от времени, очень редко, я получаю от него письма.

— Сколько лет Хосе Игнасио?

— Он родился в пятьдесят втором, значит, сейчас ему двадцать шесть. Внук не балует меня своим вниманием, я даже не знаю, чем он занимается.

— А ваша жена?

— Она меня оставила. Без предупреждения.

— Мне очень жаль…

Я положил ладонь на ее руку — нужно было пользоваться моментом.

— Жалеть не о чем. Все давно в прошлом. Я излечился. И больше ничего не жду.

Фразы такого рода всегда достигают желаемого эффекта. Люсиль кидается меня спасать.

— Не говорите так! — восклицает она. — В конце концов, жизнь не похожа на жестокую мачеху. С вашим талантом нельзя предаваться подобным мыслям.

— Я больше не испытываю желания писать. Зачем? Для кого? У меня даже друзей не осталось.

Я бросаю на нее незаметный взгляд. Как она отреагирует? Люсиль краснеет.

— Вы не слишком любезны, — с укором в голосе тихо произносит она. — Мы не так давно познакомились, и все-таки я чуточку больше, чем соседка по пансиону! Я ваша читательница. Разве это ничего не значит?