Техника и вооружение 2012 05 - Коллектив авторов - Страница 23

Первая боевая стартовая станция БСС-42 заступила на боевое дежурство 1 января 1960 г., БСС-48 – 5 апреля того же года, а БСС-70 с двумя стартовыми сооружениями -15 июня 1961 г.

С разработкой Р-7А с большей, чем у Р-7, дальностью, уже переключившийся в основном на запуск космических носителей старт в Казахстане также стал рассматриваться как боевая позиция. В глубине монтажно-испытательного корпуса лежала зачехленная «дежурная» Р-7А. С учетом большой загрузки НИИП-5 задачами выполнения космической программы реально боевая ракета готовилась к старту лишь однажды – в дни Карибского кризиса. Кроме того, на полигоне создали так называемую 31-ю площадку со стартовой позицией №2. Для ее эксплуатации и боевого применения была сформирована 69-я боевая стартовая станция. Первый пуск ракеты 8К74 №Л1-1Тс 31-й площадки провели 14 января 1961 г.

Первые два года БСС-69 предназначалась только для несения боевого дежурства. Считалось, что пусковая установка должна всегда быть свободной для подачи боевой ракеты. С развертыванием десятков, а затем и сотен стартов для более совершенных МБР, с середины 1963 г. 31 -ю площадку стали задействовать для запуска спутников в интересах Министерства обороны, а затем и других космических аппаратов.

Объект «Ангара» в начале 1960-х гг. также представлял собой сугубо боевую стартовую позицию. Реальная его ценность в случае внезапного нападения противника была более чем сомнительна. Ракета в течение 21 ч готовилась к пуску в монтажно-испытательном корпусе, после чего еще 12,5 ч – на стартовой позиции. За счет ряда рационализаций и многократных тренировок ракетчикам удалось снизить эти временные интервалы до 14 и 9 часов соответственно. По нормативам предусматривалось после первого пуска осуществить еще три за 10 суток. Позже интервал до повторного пуска сократили до 5 ч, а скорострельность довели до двух ракет в сутки с каждого старта.

Однако и такая огневая производительность достигалась с огромным трудом. Непосредственную подготовку «семерки» к старту вели 280 человек, а общая численность личного состава в расчете на одну пусковую установку превышала 1,5 тыс. человек, треть из которых составляли офицеры. С учетом обеспечивающих подразделений число военнослужащих возрастало до 5500 человек.

Затраты на создание «Ангары» (в ценах до реформы 1961 г.) составили более миллиарда рублей, т.е. более чем в 100 раз превысили стоимость ракеты.

Само название «боевая стартовая станция» отражало не только размещение большинства агрегатов на железнодорожном ходу, но и первоначальное представление военного руководства о характере ведения военных действий как о длительном, многодневном, а то и многомесячном процессе с пополнением боекомплекта ракет если не с заводов, то из арсеналов из глубины страны. Разумеется, при наличии у вероятного противника средств космической разведки и оснащенных термоядерными зарядами ракет с получасовым подлетным временем рассчитывать на что-либо подобное было более чем странно.

Вряд ли «Ангаре» удалось бы провести хотя бы по одному пуску с каждого старта. Боевые стартовые станции расположили вблизи от границы, в часе-другом полета даже дозвукового самолета агрессора. Ставка делалась на скрытность: как-никак глухие северные леса, десятки верст от железнодорожной магистрали! Но с 1960 г. у американцев появилась космическая разведка. Циклопические стартовые сооружения «семерок» были выявлены в первую очередь. Тем не менее святая для настоящего воина вера в эффективность своего оружия заставляла некоторых военных мемуаристов до недавнего времени рассуждать о скрытости местонахождения «Ангары» от разведок НАТО вплоть до запуска с Плесецка первого космического аппарата в 1966 г.!

Но это уже был так называемый «Северный космодром», со своей непростой историей. В начале 1960 г. в СССР, как и в США, велись активные работы по созданию систем ПРО. Экспериментальные комплексы для системы ПРО у озера Балхаш отрабатывались стрельбами по реальным целям – головным частям ракет Р-5М иР-12, запускавшимся с временных стартовых позиций в Казахстане и с полигона Капустин Яр. Однако скорость головных частей этих ракет была вдвое меньше, чем у боевого оснащения МБР, для борьбы с которым предназначалась система ПРО. Поэтому было принято решение использовать для пуска головных частей-мишеней более мощную ракету Р-14, разместив ее пусковые установки на достаточном удалении от Балхаша – на севере европейской части СССР.

5 января 1963 г. было принято правительственное постановление о создании 53-го научно-исследовательского испытательного полигона Министерства обороны в районе поселка Коноша у города Вельса в Архангельской области. Помимо двух стартов для Р-14, на полигоне предусматривалось разместить два стартовых сооружения для создаваемого на базе Р-36 носителя 67С5 (в дальнейшем заявленного в открытой печати как «Циклон»), а также по паре наземных и шахтных пусковых установок для проектировавшейся в то время твердотопливной ракеты средней дальности РТ-25.

Началась очередная эпопея героического труда военных строителей на безлюдном месте в суровых климатических условиях. К счастью, они успели построить только железнодорожную ветку и несколько зданий. Полководцы вспомнили, что всего в двух сотнях километров от Вельсы находится «Ангара» с более или менее развитой инфраструктурой, жильем, измерительными средствами. Открыл глаза генералам С.П. Королев, ставший инициатором переноса НИИП-53 на территорию «Ангары». Он действовал с дальним прицелом, так как понимал, что вскоре «семерка» окончательно потеряет боевое значение, а стартовые и технические позиции некогда боевых ракет прекрасно обеспечат развернутый «штурм Космоса». В июне 1964 г. местонахождением НИИП-53 определили объект «Ангара», сразу же придав ему 42-ю БСС.

С поступлением на вооружение по-настоящему боевых МБР Р-16 значение четырех стартов Р-7 стало явно символическим. С развитием прикладной космической программы военные всерьез заинтересовались спутниками-разведчиками и другой полезной для них космической техникой и в результате стали проявлять и более здравый и рачительный подход к объектам, находившимся в их распоряжении.

НИИП-53 заработал как космодром с 17 марта 1966 г., а с 4 ноября с него начались испытательные пуски первой советской твердотопливной МБР РТ-2. Но «дежурные» боевые «семерки» пылились в монтажно-испытательном корпусе. Официально их сняли с вооружения в Плесецке только в 1968 г., когда в строю уже стояли сотни постоянно готовых к немедленному пуску УР-100 и Р-36. А на Тюра-Таме «наш бронепоезд» в виде боевой Р-7А стоял на запасном пути до 1971 г.!

Несмотря на всю неказистость «семерки» в роли боевой ракеты, С.П. Королев неоднократно пытался усовершенствовать ее именно в качестве «грозного оружия». Пока в СССР не было и не предвиделось других межконтинентальных ракет, такая позиция была оправдана. Как говорится, лошадей на переправе не меняют. Но и к концу 1950-х гг. выдвигались предложения по дальнейшему совершенствованию боевой «семерки» в направлении увеличения дальности или полезной нагрузки.

Первым выступил даже не Королев, а двигателист В.П. Глушко, предложив в 1956 г. ракету Р-8 – вдвое тяжелее Р-7, с применением 10 двигателей тягой по 100 т! Такой размах показался избыточным даже Королеву, и он сумел «похоронить» этот проект.

Но и у ОКБ-1 были свои грандиозные планы. В середине 1957 г. там подготовило предложения по дальнейшей модернизации «семерки» – ракете Р-9. Под этим наименованием тогда выступала не относительно миниатюрная МБР, созданная в ОКБ-1 значительно позже (к середине 1960-х гг.), а вариант «семерки» с турбонасосными агрегатами, работающими на основных компонентах топлива вместо перекиси водорода, с повышенным давления в камерах двигателей и, соответственно, с большим расширением сопл, что должно было увеличить удельную тягу на 10 кг.с/кг.