Страх, надежда и хлебный пудинг (ЛП) - Секстон Мари - Страница 23

– Кэрол Элизабет Тейлор? – спросил я. – Я бы не стал.

– Второе имя Тейлор – Николь, – сказал мой отец.

Мы с Коулом разом уставились на него.

– Откуда ты знаешь?

– Она мне сказала, – пожал он плечом. – Когда тем вечером я ее отвозил.

– Николь, – проговорил я, пробуя имя на вкус. – Похоже и на Коула, и на Николаса. Так она будет названа в честь Тейлор и тебя самого. Кэрол Элизабет Николь Фентон Дэвенпорт?

– Господи боже, у нее будет больше имен, чем у меня. Исключено.

– Тогда какое убрать?

– Джордж, – сказал Коул, – как ты считаешь, что нам оставить: Кэрол или Элизабет?

– Ни то, ни другое, – вдруг посерьезнев, сказал мой отец. – Я благодарен вам за желание почтить их обоих, но мне кажется, это не лучшая идея – взваливать на новорожденного ребенка груз этой грустной истории.

С такой стороны я об этом не думал, но понять его опасения мог. Моя сестра Элизабет погибла из-за недосмотра отца, мама тоже скончалась, и хотя с ее раком папа ничего поделать не мог, ему от этого было не легче. Для малышки их имена и впрямь стали бы бременем.

– Ладно, я куплю сборник детских имен, – сказал Коул. Махнул на меня рукой и повернулся к отцу. – Кстати, я сегодня закончил обустраивать детскую…

– В сотый раз, – вставил я.

Он закатил глаза и, словно я и не перебивал его, договорил:

– Показать тебе, Джордж?

Мы с отцом последовали за ним по коридору. Я детскую уже видел, но мне было любопытно, что скажет отец.

Там сохранился розовый цвет, правда, более яркий, чем раньше, и в меньшем количестве. Доминирующим цветом стал бледно-зеленый – парижский зеленый, как сообщил утром Коул, хотя, как по мне, цвет скорее был мятным. Над колыбелью висела карусель из игрушек, а у окна стояло кресло-качалка. Коул заставил меня повесить на противоположную сторону полки, и теперь они от края до края были забиты плюшевыми зверьми. Сотни глаз следили за нами, пока мой отец оглядывал комнату.

– Ого, – проговорил он. – А куда поместится ваша девочка?

– Я переборщил, да? – спросил Коул.

– Не отвечай, – предупредил я отца. – Он и так переделывал ее целых три раза.

Коул положил ладонь на бедро и отбросил волосы в сторону, чтобы свысока смерить меня взглядом – пусть я и был выше его. То был талант, которому можно было только завидовать.

– Я хочу, чтобы комната была идеальна.

– А где подогреватель влажных салфеток? – спросил мой отец, и самоуверенность слетела с Коула в мгновение ока.

– Ты считаешь, надо купить?

– Я пошутил.

– Ну, а я не шучу. Эта штука правда нужна?

Я хотел было сказать, что нет, не нужна, но тут отец рассмеялся. Не насмешливым, но любящим смехом. Он шагнул к Коулу и посмотрел на него с тихой серьезностью, которую мне редко доводилось увидеть.

– Коул, суть не в том, что ты можешь купить.

– Но если я могу дать ей все, то почему бы и нет?

– Я не критикую тебя. Просто говорю, что все это… – он обвел рукой комнату, – в конечном итоге не будет иметь никакого значения. Главным будет то, что вы ее любите. Что ставите ее превыше всего. Несмотря ни на что. Вы уже ее обожаете, и это больше, чем получают многие дети.

Коул закусил губу, словно раздумывая, сколько можно сказать. И наконец произнес:

– Джордж, я ужасно боюсь.

– Чего именно?

– Что, если я наломаю дров?

– Обязательно наломаешь. И никаких «если».

– Отец!

– Джон, это правда. И он будет делать ошибки, и ты. Это бывает со всеми родителями без исключения.

Я испустил расстроенный вздох.

– Звучит не особенно ободряюще.

– Оно и не должно было так прозвучать, но такова правда. Фокус в том, чтобы извлекать из ошибок урок. И минимизировать нанесенный ущерб. – Он улыбнулся Коулу. – Если худшей твоей промашкой станет холодная салфетка, которой ты вытрешь ей попку, можешь считать, что ты победил.

Коула это не убедило.

– Я хочу все сделать правильно.

Отец улыбнулся и положил руку Коулу на плечо.

– Сынок, послушай меня. – Обращение говорило само за себя. Я, кажется, еще ни разу не слышал, чтобы отец называл Коула сыном. Он наклонился и посмотрел Коулу прямо в глаза, чтобы подчеркнуть серьезность следующих слов. – Ты станешь великолепным отцом. И я говорю это не для того, чтобы тебе стало легче. Я правда в этом уверен.

Коул нерешительно улыбнулся.

– Даже при том, что я пирожок?

Отец рассмеялся.

– Ты шутишь? Именно потому. Ее будут любить до безумия, баловать и обожать. Она вырастет без предрассудков и с миллионом открытых перед собою дорог. Станет сильной, умной, бесстрашной. И будет знать, что у нее есть два отца и дедушка, которые сделают для нее все, что угодно. Ты хоть представляешь, как это потрясающе?

Коул повесил голову и закрыл ладонью глаза. Спрятаться – чего ему явно хотелось – здесь было негде, и я начал идти к нему, но отец обнял его раньше меня.

– Сынок, ты со всем справишься. Даже не сомневайся. Тебе не нужно переделывать детскую и покупать еще больше игрушек. И чертов подогреватель салфеток тоже не нужен. Все необходимое у тебя уже есть.

У меня в горле встал ком. Я бы расцеловал отца в этот момент, но мне не хотелось их прерывать и отвлекать папу от Коула, поскольку Коул нуждался в его внимании больше. И тем не менее, наблюдая за ними, я обнаружил, что обдумываю такую нелепую сентиментальную вещь, как групповое объятье.

– Слушай, Коул, – промолвил отец, не отпуская его. – Хорошо, что мы об этом заговорили.

– О чем? – спросил Коул. Вытирая щеки, он слегка отстранился, чтобы заглянуть папе в глаза. – О том, что я обязательно наломаю дров?

– Нет, – ответил отец. – О том, что все родители совершают ошибки. Не только твои.

Пальцы Коула замерли на его мокрых щеках, а отец как ни в чем не бывало продолжил.

– Твоя мать спрашивала, разрешишь ли ты ей приходить, когда ребенок родится.

Коул на шаг отступил. Потом смахнул с лица волосы.

– Спрашивала кого?

– Она попросила меня обсудить это с тобой.

– И ты говоришь, что мне следует согласиться?

– Нет, я прошу тебя это обдумать.

Меня удивило то, что она передала просьбу через отца. Почему она не позвонила Коулу лично?

– Ты что, заделался ее адвокатом? Она завоевала тебя?

Отец едва посмотрел на меня. Он был сосредоточен на Коуле.

– Это не соревнование, Джон. После того, как вы улетели, у меня было достаточно времени, чтобы узнать ее, и…

Коул отпрянул назад с такой скоростью, что налетел на комод у себя за спиной и сшиб на пол розово-зеленую лампу с разрисованным вручную абажуром. Лампа разбилась. Он даже внимания не обратил.

– Господи боже. Нет, я не верю. Я помню, что, когда мы впервые увиделись, я сам это предложил, но, чтоб ты знал, то была просто шутка. Я в жизни бы не подумал, что это случится в реальности! Джордж, как ты мог?

Я удивился тому, что отец неожиданно занял сторону Грейс, но тирада Коула удивила меня еще больше.

– Что? – спросил я.

Коул повернулся ко мне.

– Разве не очевидно?

– Коул, – прервал его мой отец. Его щеки стали пунцового цвета. – Не меняй тему, окей? Речь сейчас о тебе и о Грейс.

Я увидел, как на лице Коула замелькали эмоции. Сначала гнев с возмущением, потом недоверие и, наконец, осторожное любопытство. Но последними появились надежда и страх. Как всегда – сразу вместе.

– Я подумаю, – сказал он. – Это максимум, что я могу обещать.

Папа кивнул.

– Хорошо.

***

– Понятия не имею, что нашло на отца, – сказал я вечером Коулу, пока мы готовились ложиться в постель.

Он, уже раздетый, со смехом сел на кровать.

– Джон, неужели не очевидно? На него нашло все то же самое, что находит на мужчин с начала времен. – Он плюхнулся на кровать и вздохнул. – Ну, во всяком случае, на натуралов.

Я замер в полуснятой рубашке. Мне понадобилось какое-то время, чтобы сложить два и два.