Любовь без поцелуев (СИ) - "Poluork" - Страница 53

«И днём и ночью мне не обрести покой...»

Для меня есть два Стаса. Один – тот, который рождается в моих эротических снах под утро, тот, при мысли о котором меня трясёт и я просыпаюсь с мокрыми трусами – как в четырнадцать лет, тот, которого я хочу, как, кажется, ещё никого не хотел, тот, которому я готов отдаться… Да, даже отдаться.

И есть реальный Стас. Тот самый, что пнёт тебя и скажет, что ты сам виноват. Тот, которого боится весь интернат. Тот, который общается со мной, пока я «реальный пацан». Единственный настоящий Стас.

«Стой! Не покидай меня, безумная мечта!»

Нет, лучше покинь, покинь, нафиг! Не могу же я, я – Максим Веригин, бегать за каким-то там… Конечно, нет! И смысла в этом нет. У нас с ним нет ничего общего и никогда не будет. Только этот октябрь, ноябрь и кусок декабря, этот интернат, этот холод, эта выматывающая злоба детей, которым не повезло в жизни. Это всё ненадолго, это пройдёт…

«И после смерти мне не обрести покой...»

Да ладно! В декабре всё закончится. Я уеду, здравствуй, родной дом, гимназия, Спирит, трейсеры, тусовки… Рождество, мой День рожденья, Новый год, ещё одно Рождество. Париж… или Берлин, не знаю, посмотрим. А там – ещё немного, я закончу школу и уеду отсюда, и… Не знаю. Но всё изменится, обязательно изменится. И вообще, где наша не пропадала? Даже в этом интернате я не пропал. Зря отец про меня думает, что я никчемный слабак. Ха, его бы сюда! Он, кстати, собирается приехать на днях, привезти мне тёплые вещи, заодно и позлорадствовать на мой счёт. Подумать только, мой собственный отец согласился на то, чтоб меня изнасиловал старый мужик! В жизни ему этого не прощу! Надо будет, пока он с директором треплется, попросить Стаса, чтоб тот проковырял дырки в колёсах на джипе.

И чтоб мне всю жизнь жить в деревне, жрать перловку и носить валенки, если я хоть лишний раз в сторону этого придурка посмотрю!

Ладно, на сны это правило не распространяется…

====== 16. Карты, деньги, два ножа ======

Я долго сомневалась насчёт этой главы, но потом решила, что её всё таки надо выложить. Ошибки проще поправить, когда тебе на них указывают. Заранее каюсь и и обещаю исправится. И ещё. К вопросу о суммах, которые ставили. Дело происходит примерно в 2003, тогда это были серьёзные деньги

– Ну, чё, шуд?

– Вскрываемся!

– Пара!

– Тройка!

– Флэш!

– Ебать, Игорь, ты сука, откуда?

– От верблюда. Не пыхти, ты ставил, не я, – Игорь взял коробку из-под лото, в которую клали деньги, достал оттуда смятые купюры, пересчитал. Сунул в карман. Достал небольшой квадратик бумаги с росписью. Улыбнулся, глядя то на него, то на меня, то на проигравшего эту маленькую бумажку. Парень по прозвищу Рюмка очевидно побледнел, воображая, какие такие ужасы я могу для него придумать. Ему не хватило денег уравнять ставку, однако, уверовав в свою тройку, он решил побороться за банк и поставил «тип-топ». И проиграл Игорю, который теперь задумчиво рассматривал материальное подтверждение того, что парень по прозвищу Рюмка должен исполнить любое его желание, кроме воровства, мокрухи и секса в задницу.

Это называлось «играть на тип-топ» и, как я понял, было совместным изобретением Стаса и его предыдущего соседа, того самого, что научил всех играть в покер. Ставка «тип-топ» была подлой, коварной вещью и её низость заключалась в её неочевидности. «Тип-топ» ничего не стоил в деньгах и поставить его можно было сколько угодно. Эта ставка пользовалась популярностью среди более младших или бедных учеников и среди некоторых девочек. Их «тип-топ», как цинично пояснила Банни, носил название «мужская сигарета» потому что, садясь играть с девушкой на «тип-топ», парни имели в виду одно и то же. Сама Банни «тип-топ» никогда не ставила и с какой-то странной гордостью поведала мне, что Стас старается с девушками на «тип-топ» не играть, а если выигрывает – отдаёт их Вовчику. Этот, наоборот, был большой любитель…

И вот забавно – стоило мне сесть за стол, как число желающих поставить «тип-топ» резко сходило на нет. Наивные чукотские мальчики! Сдались они мне. И их деньги.

Игорь вновь посмотрел на меня, но, наконец, перестал мучить Рюмку, и оставил «тип-топ» себе. И что он, интересно, делать с ним будет? Впрочем, догадаться несложно. Именно поэтому старшеклассники типа Комнина, Долгина, Азаева и прочих никогда ничего не делали сами – не стирали и не гладили свои вещи, не дежурили, некоторые даже свои учебники не носили сами. Карточный «тип-топ» делал это за них. Сами же «авторитеты» эту ставку игнорировали. Наверное, понимали, что месть со стороны выигравших может быть страшна.

«Тип-топ» нужно было выполнять. Это было неписаным правилом, которому все подчинялись. Пошедший в отказ становился изгоем, лишался поддержки товарищей и уважения окружающих. Лучше было стирать носки Азаеву или чистить Стасу ботинки, чем отказаться, когда тебе говорят – «тип-топ».

– Перерыв, – бросил Стас и все тут же рванулись к детскому биллиардному столику, на котором – так заманчиво – стояли разноформенные бутылки. Те самые, что, тысячу лет назад, привёз мне Спирит. Джин, ром, текила, виски, ликёры «Адвокат» и «Егермайстер». Кто не играет – тот не пьёт, и поэтому за карточный стол (две сдвинутые парты) стремились сесть все. Для тех, кто вышел из игры или пока не решался, стояли пиво и синтетические коктейли в полуторалитровых бутылках. Ну и, конечно, сухарики, чипсы, арахис и прочая дрянь. Казино и бар имени Стаса Комнина.

Стас… Я машинально провёл ногтями по голове, чувствуя, что кое-где уже появились царапинки со струпьями запёкшейся крови. Я скоро скальп себе сниму своими руками! Стас… Что ж ты делаешь со мной, придурок, изверг, урод, дубина бесчувственная?!

Я, кажется, никогда так не напрягался, как за эти короткие десять дней осенних каникул. Иногда мне хотелось убить Стаса, просто наброситься на него, колотить по всем местам, до которых дотянусь и орать: «Ты что, ничего не понимаешь? Вообще ничего не понимаешь?» Но это, конечно, истерика. Это даже хорошо, что он не понимает. А если понимает? Я, иногда, ловлю на себе его взгляд – пристальный и совершенно нечитаемый. Из-за нарушенной мимики по его лицу очень сложно понять, что он думает. Я выучил все оттенки эмоций, которые мелькают на его лице, но расшифровать смог не все. Я – как учёный в пирамиде. Или, скорее – в арктической пещере, погребённой под толщей ледников, посреди мёртвых бескрайних просторов, спустившийся в ледяное подземелье и обнаруживший там следы странной, внеземной жизни. Да, а ещё я – впечатлительный идиот, случайно откопавший в местной библиотеке старый томик Лавкрафта.

Сегодня – последний день каникул и большая часть учеников вернулась. Поэтому мы и играем. Как пояснил Стас, с каникул все возвращаются с деньгами и новыми шмотками, и надо стараться выиграть побольше, пока они всё не проебали. Я его рассуждениям прямо умилился. Я, вообще, долго умилялся той серьёзности, с которой они относились к этому покеру. Когда Стас выиграл у меня все мои деньги и желание, я умиляться перестал. У этих сволочей была разработана целая система сигналов, позволяющая знать, у кого какие карты, отвлекающие манёвры, подмена карт и ещё целая куча всего. Я не азартный человек. Ещё в Англии я получил прививку от любых азартных игр, когда наткнулся на невиданные мной до этого автоматы с игрушками, те самые, где подцепишь выбранную и всё кажется, что вот-вот донесёшь. Сколько я на эти подлые изобретения сатаны денег грохнул – я бы мог вагон этих игрушек купить, а мой опекун в Англии – мисс Анджела Финчетт – в качестве воспитательной меры решила оставить меня без карманных денег, пока не наберётся вся сумма проигрыша. Я целую неделю шлялся с пустыми карманами, выслушивая шутки одноклассников, и зарёкся играть даже в домино. Для Стаса же игра не была развлечением в том смысле, в каком она была для других. Он ставил перед собой определённую цель – выиграть столько-то денег и желаний. И я ему должен был в этом помочь, включившись в игру, научившись этим самым тайным сигналам и фокусам. Хочу я или не хочу – Стас даже не спрашивал.