Любовь без поцелуев (СИ) - "Poluork" - Страница 46

Тут Макса начинает пробивать на хи-хи.

– Только засмейся, – шепчу ему в ухо, – ты же, сука, нас запалишь, да я с тобой знаешь, что сделаю? Я тебе, нахуй, зубы через один повыбиваю!

– Я… Я не могу, – выдыхает Макс и продолжает трястись от смеха. Бля, ещё чуть-чуть и он заржёт на весь этаж. Ах ты ж, ёбаный пидор! Да чтоб…

Додумать я не успел. Макс, скотина такая, нагнулся и прихватил зубами воротник моей рубашки.

И я чуть не ёбнулся вниз, прямо по железной лестнице – от этого. На полсекунды перестал чувствовать и руки, и ноги, и вообще всё. Как будто нервы отсоединились от тела и собрались там, на шее, там, куда Макс уткнулся лицом. Там я чувствовал всё – его срывающееся от смеха дыхание, тепло его кожи, губы – мягкие, какие-то странно, ни на что не похоже мягкие и шершавые, и зубы, которые я грозился выбить – влажные и гладкие. У меня сердце стучало, как бешеное, а эта дура всё не уходила, всё вертела своим фонариком и что-то бормотала, а я стоял, Макс рядом беззвучно смеялся мне в шею и жевал мою рубашку, и от этого завыть хотелось – так было нестерпимо, прямо колени подкашивались.

Свалила. Наконец-то. Наконец-то!!!

– Уймись, – я бью Макса локтем поддых и он едва не падает – приходится хватать. –Проржался? Пошли, кретин, пока нас кто ещё не спалил!

Макс всё шёл и хихикал, а я потирал то место на шее. Как будто всё ещё чувствовал его.

– Сволочь, ты мне всю рубашку исслюнявил!

– Ага, у меня теперь вкус во рту такой противный… Ой, не могу, так смешно…

– Смешно ему, клоуны, тут, блядь, прыгают!

– Ну, не могу с собой ничего поделать… Ой, ха-ха… Мне даже угрожать начинают – я ржу в ответ. Один раз так в ментовку забрали – думали, я обкуренный. Ик!

– Заткнись, – я открываю окошко. Воздух ледяной и свежий, влажный участок на воротнике тут же промерзает – как лёд приложили. Сейчас у меня в мозгах прояснится, сейчас.

Ох, что-то вместо просветления проявила себя гравитация – в первый раз за два года я чуть не сверзился с любимого карниза. Стоило только в холодном воздухе почудиться слабому горьковатому запаху – как у меня заплетались ноги. Надо… Ёпт! Надо Максу сказать, чтоб больше не пользовался этими духами или как там это называется. Как-то они на меня плохо действуют. Не нравится мне это, вообще. Да что ж за блядство такое, я дойду сегодня до своего окна?

Макс-то дошёл, блядина, его окно – первое.

– Мда, ну и выстудил я помещение, – он приоткрыл окно и проскользнул в щель. Ловко так шмыгнул.

– Ничего, не сдохнешь, а сдохнешь – ничего страшного, – выдал я в ответ одну из своих любимых фраз. Надо было идти, но я всё стоял у него перед окном на ветру. Макс задёрнул занавеску, и, судя по звуку, тут же повалился на кровать и начал ржать. А я стоял, как последний идиот, и всё слушал. Но холод собачий даже для меня, ноябрь – это вам не май. И я пошёл к себе.

Вот для таких дел и нужен сосед по комнате. Игорь запустил меня, сонно хлопая глазами.

– Ну, чегоааа, – зевнул он.

– Да чего-чего, ажурно всё прошло, только в конце чуть не запалили нас, и Макс, ёб его мать, ржать начал, как припадочный. А у вас?

– У нас тоже всё ювелирно. Пацанов пошугали и спать отправили. К нам и не стучал никто. А ты чего такой недовольный? – Игорь знает, что после сделанного дела я всегда доволен, счастлив и даже согласен принимать мир таким, какой он есть – не дольше пяти минут, конечно.

– Да так. Не, на самом деле охуенно и чётко всё прошло. Мы с Максом натуральные ночные сапёры.

– Ночные – кто? – Игорь забрался под одеяло и начал вертеться, скрипеть кроватью. Я стянул рубашку, потрогал место, где её прикусил Макс. Влажное… от его слюней. Интересно, а...?

Бля, ой, меня штырит! Вот о чём я щас подумал – пальцы облизать? Ёбаный в рот, похоже, эта дрянь для снятия краски с лета стала ещё токсичней. Как бы меня поутру проблеваться не потянуло!

– Сапёры. Типа, группа есть такая – «Ночные Снайперы». Ну, снайперы – это те, кто стреляет, ну, а мы минируем, значит – сапёры. Тупо, но звучит заебись.

– Ага, – согласился Игорь, – а ты эту группу знаешь?

– Нет, ты же знаешь, мне на музыку поебать. А что, «Я лежу на хирургическом столе» – это они поют?

– Нет. И все остальные песни, которые ты сможешь вспомнить – тоже не они.

– Ну, и похуй, – я разделся и забрался под холодное одеяло. Прикольное ощущение, из тепла – в холод. Ничего, сейчас согреется и будет вообще хорошо. Только, блядь, обидно, что вместо того, чтоб наслаждаться моментом, в голове всё крутится, как Макс смеялся, зажёвывая смех моим воротником, и как меня дёрнуло, когда он выдохнул, и как мурашки побежали, когда он мне шею ресницами задел.

Блядский Макс, всё с ним как-то не нормально. Сука, я прямо слабею, как об этом думаю! И воду эту его туалетную надо, нафиг, у него отобрать.

Но, всё же, он молодец – не затупил, не заметался. И даже не заржал.

Ну, вот опять, в голове только Макс. Я явно чем-то не тем надышался. Ничего, сейчас посплю – и к утру само пройдёт.

====== 14. Чем занимаются мальчики – 1ч ======

Укол в голову мне от графомании. Срочно! Прода была бы сто лет назад, если бы у моего младшего брата Шизу-чана не начались каникулы и мне не приходилось бы выдерживать тяжелые бои за эфирное время

– Вон они, уроды, – тихо прокомментировал Стас. – Пришли, лапочки корявые!

Я хмыкнул. «Лапочки корявые» – два мужика, один изрядно пожилой, другой помоложе – приехали на небольшом грузовичке и встретил их физрук. Судя по тому, как они поздоровались и обнялись, они явно были люди друг другу не чужие. Что немедленно заставило меня пожалеть, что Стас, в своём маниакальном желании сделать мир немножко хуже, не раздобыл соляной кислоты. Физрук был мне настолько ненавистен, что я подумывал о том, чтобы попросить друзей подловить его, когда он всё-таки уезжал отсюда в город, и сбить машиной. Или сделать ещё что-нибудь такое. Впервые у меня появился настоящий враг, человек, к которому я питал искреннюю ненависть и отвращение.

– Может, физрук пойдёт им помогать? – с надеждой спросил я. – Станки-то тяжелые…

Мы стояли в коридоре на первом этаже и делали вид, что нам просто нефиг делать. Я, Стас, Игорь и Рэй. Танкист был отправлен со стратегическим заданием – предложить свою помощь и, соответственно, проследить, как всё пройдёт. Банни тоже ошивалась где-то там.

– Хорошо бы, – согласился Стас, отколупывая краску от оконной рамы, – зашли. Надеюсь, они не будут тормозить и сразу пойдут в кабинет.

Я смотрю на его кривую улыбку. Сейчас она мне уже не кажется такой неприятной, как раньше. Наверное, потому что знаю – он это не специально. Пытаюсь представить, какой она была бы без травмы. Мне почему-то кажется, что широкой и обаятельной. Я идиот?

Жизнь кажется мне всё менее и менее реальной. Я, оторванный от привычного быта и круга общения, чувствую себя не то героем какой-то абсурдной фантастики, не то просто пациентом психлечебницы. Всё меняется как-то очень быстро и вне зависимости о того, что я хочу и что мне надо. И вот, посмотрите – я стою в компании совершенно малопривлекательных (за исключением Игоря) личностей и жду, когда где-то там кому-то на голову выльется адский коктейль. А он, действительно, адский, не знаю, что за дряни раздобыл Стас, но она вытравливала пятна на ткани и делала её ветхой. Я стою, жду – и радуюсь. С нетерпением жду Танкиста, мне хочется услышать, как всё прошло. Ну, ещё бы, я ведь сам в этом участвовал.

А всё Стас, будь он проклят. Этот псих… Он гипнотизирует, он встраивается тебе в голову. Сначала ты общаешься с ним постольку-поскольку, злишься на него, он тебя раздражает, а потом… Потом ты ловишь себя на том, что копируешь его интонации, мимику, соглашаешься с ним. Словно пропитываешься его личностью. А он личность. Это нельзя не признать. Сильная личность.

– Вот сейчас они подходят к кабинету, – Стас считает про себя и мы все слушаем. Как маленькие дети на празднике «Раз-два-три, ёлочка, гори»! Ага, у Стаса «ёлочка» действительно будет «гореть». Он маньяк, совершенно безнравственный садист и это… Это притягивает. Завораживает.