Жемчужина (СИ) - "полевка" - Страница 11

Напрасно Эмиль не смотрел по сторонам. Помимо счастливых, впавших в нирвану от удовольствия японцев, в комнате был еще и Кайри. Он никак не мог понять, как относиться к омеге, который не вписывался ни в один ранее известный ему стандарт. В самом начале он не поверил Эмилю, впрочем, как и всем омегам, считая, что он просто пытается навязать ему свои правила игры. Альфа пытался вывести его из равновесия, чтобы узнать его истинные мотивы, которые омеги обычно выдавали только во время сильной истерики. Но то, как без шума и крика Эмиль изящно выставил его из своего дома, было просто уму непостижимо!

А то, что омега не повелся ни на цветы, ни на лесть, окончательно вывело Кайри из равновесия и заставило нервничать. Все и всегда велись на нежности вкупе с букетом. Почему только Эмиль продолжал смотреть на него, как на пустое место? У всех омег загорались глаза, стоило только им понять, какой лакомый кусок оказался у них под носом. На его шарм и харизму велись абсолютно все омеги, свободные и замужние. Они забывали обо всем, стоило только Кайри им улыбнуться.

Родители уже давно проявляли недовольство поведением единственного сына, Но Кайри игнорировал все их попытки наладить с ним общение. Своими дебошами и скандалами он мстил им за то, что те сотворили с его жизнью раньше. Он так и не смог им простить того, что случилось почти восемь лет тому назад. Родители сами понимали, что Кайри имеет право на такой бунт и безобразное поведение, и, молча, терпеливо разгребали неприятности, которые, как пенный шлейф, тянулись за ним.

Когда утром после очередного скандала с обманутым мужем и разбитым омежьим сердцем родители в который уже раз попытались призвать сына к порядку, Кайри за завтраком, не обращая внимания на их увещевания, раздумывал, с кем бы из омег закрутить на этот раз. Все знакомые уже порядком приелись. Очередной бал дебютантов не принес новых открытий. Все омежки были скучны и одинаковы, как будто их отливали по одному образцу! Одинаковые фигурки, одни и те же глупые идеи в пустых головках. Просто скукотища!

И в этот момент, когда Кайри маялся, не зная, чем заняться, отцу позвонил Доминик Кантарини, давний знакомый его родителей. Кстати, на последнем балу этот самый Доминик отхватил себе омежку кукольной внешности и, объявив своей парой, на виду у всех утащил к себе домой. Кайри с друзьями ещё язвили весь вечер, что Синяя борода решил пополнить свою коллекцию супругов такой мелкой куколкой! Но сейчас Доминик сам позвонил и говорил с отцом о брате своего избранника. Якобы у того есть талант, но нет агента, и было бы неплохо, если бы отец нашел кого-нибудь толкового! Если бы родителям позвонил Бо, то это было бы понятно, что надо пристроить родственника. И не важно, есть там талант или нет, но чтобы отпиарить и протащить в знаменитости нужен не столько талант, сколько связи. Но с какой стати было Доминику звонить самому? Какие у Доминика были виды на этого самого брата?

Кайри стало интересно, и он, закончив завтрак, сказал, что сам возьмется за этого с позволения сказать композитора! Когда он увидел его в первый раз, то был несколько разочарован, но когда его элегантно, без скандала выставили из дома, он заинтересовался, а после того, как омега проигнорировал букет и комплименты, был удивлен. А после того, как его выгнали практически взашей, Кайри разозлился. Никто и никогда не обращался с ним так резко! Это просто, просто… удивительно!

Кайри вначале злился, потом решил плюнуть и забыть, а потом понял, что этот омега просто не выходит у него из головы. Как мелкая заноза в пальце - вроде не видна, но стоит только забыть, как сразу эта мелочь напоминает резкой болью, воспоминанием об обломе. Именно потому, что мелкий пакостник не выходил из головы, он был первым, о ком вспомнил Кайри, когда на очередной вечеринке услышал стоны Томо. Тот достал его причитаниями, что толкового композитора теперь днем с огнем не найдешь. Он позвал с собой Томо, пообещав режиссёру хорошего композитора, не потому что посчитал Эмиля таковым, а потому что просто захотел увидеть его еще раз. Он хотел убедиться, что напрасно думает о нем уже почти сутки!

Он послал вперед японца, чтобы посмеяться над Томо, которого пошлют, или над собой, если омега вдруг впустит в дом пьяного незнакомца. Но омега еще раз поразил его. Для начала у него в доме оказался рояль, хотя вчера еще комната была пуста! И более того, музыка, которая полилась из открытого окна, была прекрасна! Она была необычна, как сам омега, легка, но в тоже время в ней чувствовалась глубина и какой-то непонятный стержень. Как будто красивые бусины были нанизаны на стальную проволоку. Красиво и воздушно, но пальцем не порвешь и по земле не рассыплешь! Странная музыка, неожиданно глубокая для такого молодого человека.

Папа не раз повторял, что глубина музыки определяется глубиной души композитора, его жизненным опытом и умением сопереживать. Поверхностный и равнодушный человек не в силах написать серьезную вещь, такую, чтобы она задевала чужие сердца. Это как стихи - вздыхать легко о смерти и говорить милые вещи о вечности и прахе будет только тот, кто не пережил ужас и боль от потери действительно дорогого человека. Когда ты сможешь эту боль, когда от отчаяния и осознания потери мир выцветает, передать так, чтобы у других слезы на глазах навернулись и каждый вспомнил о том, что пережил сам, вот это и есть настоящее искусство!

Когда Кайри услышал траурный марш, его будто поддых ударили! В какой-то момент у него даже в глазах потемнело от воспоминаний! А потом в окне появилось милое личико омеги, который очень старательно не замечал его и говорил исключительно с Томо! Кайри тогда как будто впервые увидел, насколько Эмиль красивый, сильный, полный собственного достоинства и еще такой, такой… Кайри задумался, пытаясь сформулировать мысль, которая билась в голове. Но перед глазами почему-то вставала детская игрушка: стеклянный шарик с фигуркой танцовщика и блестками внутри. Потрясешь игрушку, блестки взметнутся и, переливаясь, вновь улягутся, а маленькая фигурка танцовщика так и останется стоять спокойная с таинственной улыбкой. Как будто танцовщик дожидался, когда на него не будут смотреть, чтобы он мог танцевать только для себя. И сколько бы его не трясли, сколько бы блесток на него не упало, он оставался спокоен. Его танцы были не для чужих глаз. Маленький Кайри был точно уверен, что танцовщик танцует, когда его никто не видит, он даже пытался незаметно подглядывать, но улыбка танцовщика становилась всё таинственней день ото дня. Словно он все понимал и не хотел сдаваться! Кайри тогда разбил шар и долго вертел в руках фигурку. Но без шара и блесток она стала просто кусочком пластика! Вот и сейчас, ему казалось, что омега заключен в шарик собственного мира, и он, Кайри, может только смотреть, не имея возможности прикоснуться!

Сидя в гостиной и слушая музыку, Кайри смотрел на омегу и почти видел блестки, кружащие вокруг него! От этой музыки у альфы по всему телу бегали мурашки, как будто он подсматривал в замочную скважину за чужой жизнью, полной событий и переживаний, и где не было места для него! Казалось, протяни руку и уткнешься в тонкое стекло.

В гостиной раздался перезвон часов, Эмиль вздрогнул и посмотрел на циферблат. Оказыватся он играл уже полтора часа! Пальцы сразу отозвались привычной болью. Омега закончил аккорд и, скрестив руки на груди, по привычке сунул их подмышки, чтобы унять неприятное чувство онемения. Но потом, опомнившись, быстро положил руки на колени и посмотрел на гостей.

========== Часть 6 ==========

Японцы были в восторге, нет, они были просто в экстазе! Забыв о приличиях, они заговорили, перебивая друг друга. Постепенно успокоившись, они перешли к более конструктивному разговору. Они хотели траурный марш сделать основной темой фильма и начать фильм именно с него, чтобы с самого начала фильма создать тревожную атмосферу. Потом они стали перебирать сценарий фильма и по ходу подставлять под различные сцены те или другие музыкальные фрагменты. Звукооператор прокручивал на девайсе запись, делая пометки по ходу разговора. В важной сцене, где герои договаривались о ритуальном самоубийстве, они решили использовать одну из печальных пьес. Ту самую, которую Эмиль написал после того, как, увидев плачущего под дождем Анджея, он держал над его головой зонтик и гладил по плечу, пытаясь успокоить и поддержать.