"Прости, любимая, так получилось..." (СИ) - "Ключница Варвара" - Страница 37

Когда нарушители спокойствия были выявлены и рассажены по разным машинам во избежание ненужных разборок, полицейский кортеж, включив мигалки, покатил в отделение.

Потерпевшего определили однозначно, и потому, с положенными по его статусу почестями, тот был посажен на заднее сиденье. А вот ничего не подозревающего Макса довольно бесцеремонно сунули в «автозак», что несказанно удивило ни в чем не повинного психолога.

В отделении всё еще пышущий злобой бизнесмен вновь живо описал, как был зверски избит за справедливое замечание, пообещал затаскать по судам зарвавшегося мазилу и требовал немедленно изолировать этого бешеного типа от общества.

— Думаю, если бы у него был пистолет, он уже застрелил бы меня, — напоследок добавил трагизма Серж, когда его с извинениями выпускали из полиции. — Сделайте всё возможное, чтобы он подольше отсюда не вышел, — дал напутствие бизнесмен, перед тем как сесть в поданный его личным водителем автомобиль.

========== Глава 50. ==========

Когда кавалькада патрульных машин остановилась, рыжий облегченно выдохнул и стал дожидаться, когда его наконец-то выпустят. Он уже сформулировал убийственную фразу, которая должна была поставить на место не в меру разгулявшихся стражей порядка.

Каково же было его удивление, когда полицейский, весьма смахивающий на великана, скрутил ему руки за спиной и грубо выволок из автозака.

Согнувшийся буквой «г» психолог, шипя и постанывая, семенил рядом с человеком-горой, мысленно обкладывая отборным трехэтажным матом и своего конвоира, и Дэна, и Марго, и юбиляра, и тот проклятый день, когда он согласился поехать на этот гребаный приём.

— Что вы себе позволяете?! — вскипел Макс, когда великан втолкнул его в кабинет. — Я буду жаловаться! Это нарушение моих гражданских прав. С каких это пор полиции позволено хватать законопослушных граждан без суда и следствия?

Сидящий за столом сержант скривился и, игнорируя активно жестикулирующего рыжего, проворчал:

— Какого черта ты его сюда приволок, Мишель? Вот начальство утром вернётся, пусть с ним и разбирается. Отправь его в обезьянник. Пусть там пока протрезвеет и подумает над своим поведением. Заодно, глядишь, остынет и хамить перестанет.

Громила выразительно махнул дубинкой в сторону выхода из кабинета, и Макс, на сей раз самостоятельно заложив руки за спину, как арестованный, проследовал в КПЗ.

Полицейский открыл дверь, но рыжий остановился на пороге.

— Кажется, у вас тут кто-то умер? — осторожно заметил он, указывая пальцем на лежащее в дальнем углу камеры тело.

— Нет, — буркнул страж порядка.

— Вы уверены? Странно, а воняет, как разложившийся труп.

— А ты его пни. Убедишься.

Макс брезгливо поморщился.

— Думаю, не стоит. Боюсь, если эту кучу расшевелить, то она будет вонять еще больше.

— Хватит болтать! Заходи, — рявкнул великан, и рыжий, вздохнув, послушно вошел внутрь.

Шевелить кучу не пришлось — она достаточно успешно сделала это сама. Из груды вонючего тряпья возникла лохматая седая голова с чудом державшимися на носу покосившимися очками и, разя жутким перегаром, невнятно произнесла:

— Безвест-тность есть... это, какиво... благо!

Рыжий решил игнорировать негигиеничного соседа, но тот, видимо, проснулся окончательно и теперь не унимался:

— Вот вы, мллдой ч-чловек... Вы хто будете? Вот я, — для верности он ударил себя кулаком по впалой груди и почти попал. — Я — этот... философ! Вот. Киник! Наследник эт-того... какиво... Сократа и Диогена!

Рыжий подумал про себя, что потомок Диогена, пожалуй, попытался выпить всю винную бочку целиком, прежде чем в ней поселиться, и в изрядной степени преуспел.

— Из грязи был создан человек! В грязь — ик! — и вернётся! И в этом... какиво... ист-тина, — бомж поднял указующий перст и даже привстал, но тут же потерял равновесие и рухнул обратно.

— Я смотрю, истину вы постигли на собственном опыте, — съязвил психолог, на всякий случай отодвигаясь в противоположный угол камеры.

— Безвест-тность... тока она есть б-благо! — назидательно повторил клошар. — Вот я, понимаешь, всю жизнь мою... какиво... в Сорбонне фи-ло-софью преподавал. Может, знаешь. Сорбонну эту, едрит её малина... Клод Базиль моя фамилия! — с гордостью сообщил он, поправляя окончательно съехавшие на сторону очки.

Макс не знал, верить ли пьяным излияниям случайного соседа, или он уже с головой погрузился в беспокойные волны алкогольного делирия. На профессора Сорбонны он был похож не больше, чем сам управляющий — на чихуахуа.

Хотя, пожалуй, сейчас его вполне можно было сравнить с этой карманной собачкой: рыжей, с выпученными глазками и трясущимися ножками. Тогда почему бы его собеседнику не оказаться профессором Сорбонны?

— И вот прпдавал я там, значить, прпдавал... И вот пдумал... К-какая наука самая необходимая? Наука з-забывать это... какиво... ненужное! Ну, я и забыл. Того... окнчатьльно. Перешёл, ткскзать, от теории к практике, — продолжал мсье Базиль тоном заправского лектора.

— Это очень похвально, — неуверенно одобрил психолог.

— Аскесис, апедевсия, автаркия! — неожиданно ясно выговорил бывший профессор. — Эт я от-твечаю. На все, значить, вопросы б-бытия. Культура есть умр... умервщ... ущмрв... мёртвое, короч-че, знание! И по-се-му... — пьяный, грязный лектор завис на середине фразы, икнул и почесал ухо, явно забыв, что намеревался сказать дальше, — я т-тебе шо говорю? А? Тлен! Всё с-сущее — тлен!

Рыжий охотно в это верил. Ссущим сосед по камере был однозначно. Причём, судя по всему, не всегда мог сознательно контролировать этот процесс. А что касается тлена... пожалуй, тлен бы так омерзительно не вонял.

За оставшуюся часть ночи Макс узнал о философии много такого, чего предпочёл бы не знать никогда. Бывший профессор, освобождённый от догм культуры и оков собственности, постепенно трезвея, обретал всё большее красноречие и заговорил рыжего до того, что тот был готов признаться во всех мыслимых и немыслимых злодеяниях, лишь бы оказаться подальше от пахучего словоохотливого соседа и в конце концов поспать.

Когда утром дверь КПЗ распахнулась, рыжий с криком:

— Какое счастье, что вы наконец-то пришли! — едва не запрыгнул к громиле-полицейскому на руки.

— Выходите. Начальство приехало, — на всякий случай с опаской отступив на шаг, сообщил тот.

Слегка всклокоченный, невыспавшийся Макс с видом исстрадавшегося мученика вошёл в уже знакомый кабинет и с удивлением обнаружил, что место вчерашнего сержанта теперь занимает миловидная миниатюрная блондинка с пухлыми губами. Поэтому он тут же приосанился, провел рукой по растрёпанным волосам, улыбнулся и вальяжной походкой приблизился к столу.

— Доброе утро, мадемуазель. После постигших меня вчера неудач, я уже и не думал, что смогу произнести подобную фразу. Видимо, сама судьба сжалилась надо мной. Никак не ожидал, что утро окажется добрым и таким... очаровательным.

«Очаровательное утро» хмыкнуло, не уступая в мастерстве самому Максу иронично приподняло бровь, взъерошило коротко стриженые светлые волосы на затылке и с изрядной долей ехидства заметило:

— Вы ещё на плече у меня от счастья порыдайте!

— Благодарю, — глаза рыжего по-кошачьи сверкнули.

Хотя предложение было высказано не слишком любезным тоном, Макс обогнул стул миниатюрной красавицы, и, склонившись, прошептал ей на ушко своим самым эротичным голосом:

— У вас тут совершенно нечеловеческие условия содержания заключённых... Я буду требовать компенсации.

— Значит, так, — заявила маленькая представительница правоохранительных органов, поднявшись во весь рост и глядя помятому рыжему ловеласу прямо в глаза. Для этого ей пришлось запрокинуть голову и слегка привстать на цыпочки, но вид всё равно получился грозный, — вношу ясность. Я — помощник окружного комиссара. И вопросы здесь задаю я. А вы, — она принюхалась и брезгливо сморщила остренький носик, — задержанный. По подозрению... — помощник комиссара бегло прошуршала бумажками, оставленными вчерашним дежурным, — ...в организации покушения на убийство, клевете, оскорблении чести и достоинства, причинении материального ущерба и нанесении телесных повреждений.