Дикая охота. Колесо (СИ) - "Aelah" - Страница 8

- Заключать торговый союз, - та поморщилась, словно от зубной боли, - Ах, Мара, знала бы ты, какая же это гадость – власть.

- Смотря что ты понимаешь под властью, - женщина подняла на Арну глаза, - Можно править жесткой рукой, подчиняя все своей воле, а можно направлять – так, как Бессмертный направляет реку меж холмов, не мешая ей, но и не позволяя воде затопить прибрежные поселения.

- Ишь как говоришь хорошо, тебя бы мне в советники – я бы поглядела, как ты все решила, - буркнула Арнаэра.

- Извини уж. Мое место здесь, с лесом.

- Да, ты на нем помешана, - Арна серебристо рассмеялась.

Мара хмыкнула, глядя на нее. Глубоко внутри, на самом донышке души Арнаэра осталась все той же любопытной славной девочкой, мечтающей стать лучницей и с восторгом глядящей на весь мир – но нынешняя Арна запрятала светлое детское сердце в жесткую броню и камень. Ведьма видела ее – светлую в стальном, и от этого стало как-то горько. Впрочем, мир стремился вперед. От года к году деревья становились все выше, города – все гуще, а дети – все старше. Только духи не старились. И Мара с ними.

Бессмертный щедро одарил своих детей ощущением жизни – и в чашу добавил капельку горечи. Она видела, как медленно угасают даже самые яркие сердца. Не все, конечно – да и в каждом это сияние жило до того, как вечный бог забирал дух обратно в пустоту, а тело обнимала земля. Но тусклое их мерцание было таким слабым, что не могло разогнать тень, по пятам идущую за ними. Арна была одной из таких путников, и ведьма отдала бы полжизни за то, чтоб вернуть ей свет. Но все в руках великого бога – никак не в ее ладонях. Она хранила лишь то, что могла сохранить, не более и не менее.

Они говорили до тех пор, пока золотой солнечный диск не прошел половину своего пути. Вспоминали былое, смеялись – Арнаэра рассказывала, что произошло в Роще за эти годы. Как она стала повелительницей, когда бабушка передала ей Лозу – символ власти в обители дриад. Как стала лучшей лучницей Гэллота и подтвердила это в бою пару лет назад, в войне с горринарами – полуптицами-полулюдьми, с которыми у них всегда были жуткие стычки. Как готовилась через несколько лет посадить древо-дом для будущей дочери. Ведьма слушала ее, улыбалась и ощущала, как жизнь Арны проходит мимо ее жизни, лишь легонько касаясь ее, и отпускала ту девочку, которую знала так давно. Отпуская – и навек сохраняя в сердце самое светлое, что могла сберечь на память. Прощались они тепло, и, обнимая друг друга на прощание, несколько невыносимо долгих мгновений молчали, глядя друг другу в глаза и безмолвно говоря. Когда Арнаэра направилась прочь от ведьминого крыльца, Мара поняла, что вряд ли когда-нибудь еще она увидит дриаду. И это было так, как должно быть. Никак иначе. Тонкие пальцы мягко стиснули застывшую капельку смолы, висящую в ворохе амулетов.

Храни мои следы в сердце.

Ночь принесла с собой прохладный ветер, пригнавший тяжелые дождевые тучи со стороны гор Лореотта. Мара плотно прикрыла дверь и спустилась по деревянным ступеням, позволяя ночному воздуху объять себя. Пахло дождем – стало быть, ближе к утру будет гроза. Встревоженный ветер путался в кронах, по небу пробегали облака, заслоняя собой высокие звезды. Мара прислушалась к лесу: точно, грядет буря, и сильная. И хорошо – земля давно просила влаги, а многочисленные реки и озера уже начинали высыхать. Дождь лишним не будет. Выйдя на полянку вблизи логова вожака, Мара призвала волков. Стая пробудилась, ведьма ощутила радость зверей - те тоже чуяли дождь. По телу пробежала дрожь: время стаи пришло. Тень первым вышел к ней, привычно ластясь к колдунье. Мара усмехнулась – тоже мне, опасный хищник…

Отпустив зверей, Мара прилегла на траву. Мягкие стебли приятно щекотали кожу и путались в волосах. Где-то вдалеке послышался раскат грома, ветер зашелестел еще тревожнее – как и всегда перед дождем. Ведьма смотрела вверх, на качающиеся ветви, и выше – на звезды. Ей не хотелось идти нынче к болотам. Хотелось стать лесом – огромным и необъятным, хотелось прорастать дикой травой в дремучей чаще, стать бурной рекой, шуршать камышом… Стать всем.

В Ночь Сна так и произойдет. В тот самый миг, когда духи уснут, она ощутит это, увидит лес сотней глаз, почувствовав, как сквозь тело проходит поток сумасшедшей, немыслимой силы. А затем все снова стихнет, и только в груди разольется блаженная пустота – Бессмертный заберет часть ее духа к себе, до самой весны. Старшие духи не засыпали так, как болотные огоньки. Когда сумерки опускались на лес Гарварны, духи покидали свои владения и со всех уголков леса стекались в самое его сердце – к Древу Бессмертного. Мара ходила к нему уже столько лет – но всякий раз все в ней сладко трепетало при виде исполинского, раскидистого ясеня, чьи ветви возвышались над кронами других деревьев. К его корням тянулись тонкие, прозрачные ручейки – дороги для духов вод. Добраться сюда не смог бы ни один смертный, лишь духи да ведьма. В Ночь Сна к Древу Бессмертного приходили все духи, и тихая песнь разливалась над поляной, укрытой туманом. Здесь всегда царил туман – как и на болотах. Он одеялом укрывал землю, исчезая лишь зимой, прячась туда же, куда прятались духи – в Древо.

У корней, настолько громадных, что и два человека не смогли бы их обхватить, темнел провал. Его окаем, как и весь низ ствола ясеня, был густо оплетен плющом и пестрел бархатными мхами. В густой, словно деготь, тьме провала то и дело вспыхивали бледные, туманные искры, так похожие на болотные огоньки. Мара каждую Ночь Сна заворожено глядела, как духи один за другим подходят к лазу и будто растворяются во тьме и тумане – а вокруг шепоты, шорохи, тихая песнь иного мира… Когда последний дух таял у корней Древа Бессмертного, весь туман мягко, словно по мановению невидимой руки, скользил к провалу и тоже исчезал в нем, словно запечатывая волшебную дверь в вечную пустоту. В тот самый миг тело ведьмы всегда прошивала дрожь, а ноги подкашивались. Потом же наступал покой. Домой она возвращалась ближе к рассвету, чувствуя где-то за пределами себя и всего мира тихий сон духов. Без них природа тоже засыпала, и лес Гарварны медленно укрывался снежной накидкой.

Мара поднялась и направилась к пруду, где совсем недавно повстречала человеческую дочь, Далею. Ветер трепал черные волосы ведьмы, играл с длинными прядями, путая их. Играй, проказник, играй… Совсем скоро тебя сменит твой брат, холодный и колючий. Резвись, дитя…

Лунный свет блестел потускневшим серебром на черной глади пруда. Белые лилии земными звездами светлели у берегов, и дурманящий аромат кружил голову. На огромном валуне у кромки воды сидела лиреана, расчесывая костяным гребнем водопад волос, напоминающий расплавленное золото. Завидев ведьму, дева вод радостно хлопнула в ладоши:

- Надо же, кто объявился! Я уж думала, что ты забыла о давешней подруге!

Ведьма склонила голову в приветствии:

- Только вчера приходила – кто ж виноват, что днем ты спишь?

Лиреана поправила венок из водорослей и сладко потянулась.

- Даже мне нужно спать. Не могу глядеть на солнце, ты сама знаешь. Но знала бы ты, колдунья, как прекрасен солнечный свет сквозь толщи воды… Ах, Мара! Знала бы ты!.. Вокруг колышутся стебли водяной травы, вода ласкает тело, а сквозь темные волны пробивается золотое сияние… Оно не жжет глаза, не впивается в кожу раскаленными щипцами – нет, оно обволакивает тебя, смешиваясь с водой и становясь с ней единым. Хочешь увидеть солнце со дна?

- Пожалуй, я откажусь – топиться пока не собираюсь, - Мара сбросила с себя одежду и вошла в воду, еще хранившую дневное тепло. Лиреана фыркнула:

- А между тем, из тебя бы получилась утопленница дивной красоты.

- Иди к лешему, - беззлобно посоветовала ей ведьма, перевернувшись на спину и глядя на луну.

- Не пойду, он старый и спит вечно, никакого веселья с ним, - парировала лиреана. Немного помолчав, дева вод обратила взор к темному небу, - Чудесная ночь… Чувствуешь?

Чувствую, подумала ведьма. Не такая, как другие. Пьянящая, наполненная предчувствием грозы, тяжелым влажным воздухом и запахом летних цветов. Пахнущая свободой, силой необузданной стихии и диким ветром. В такие ночи обычно происходит что-то великое – либо же просто идет дождь.