Свет, сошедший на землю (СИ) - "MadameD" - Страница 51

“Великий Ра! Вот он – сияет надо мною, истинный владыка небес. А подо мною только демон, который слабее и уже в плечах меня самого…”

Да. Теперь Метен мог бы голыми руками переломать эти легкие кости, ребром ладони перебить эту тонкую шею! Как такое не пришло в голову никому из могучих рабов Ра, безропотно позволяющих себя убивать?..

Метен завидел свою деревню, и все посторонние мысли, даже такие великие и пугающие, покинули его.

Молодой воин опустился на окраине селения. Он непроизвольно потянулся к кнопке на маске, желая открыть лицо родному дому; но усилием воли удержался от этого. Он слишком долго был… в безопасности, если не считать за опасность изнурительные упражнения. Но нельзя забывать, что он ступает по краю пропасти, и погибельным может оказаться любой неверный шаг.

Метен медленно направился вперед, привычно беря наизготовку копье. Деревня казалась вымершей. “Должно быть, так и есть, - с болью и ужасом подумал Метен. – Должно быть, Ра приказал казнить всех соседей за наш побег!..”

Но вот на пороге одной из хижин показался мужчина. Старик. Метен узнал его и чуть не упал перед ним на колени, охваченный глубоким чувством вины; но тут поселянин сам упал перед ним на колени и склонился до земли.

- Что тебе угодно, господин?

Это был Ха, отец Инени.

Седой – и когда-то суровый; а теперь жалкий, как все они, все они.

Метен почувствовал, как жалость и сознание вины в его душе начинают уступать место гневу. На эту слабость. На позор, заслуженный его сородичами…

- Как вы живете? – спросил Метен, плохо понимая, что эти слова совсем не подобают его облику и положению; он должен был требовать. Взыскивать недоимки! Отчитывать и грозить!

А он стоит, точно сам ожидает расправы…

Ха поднял голову, моргая от солнечного света – он смотрел на него все еще со страхом, но теперь уже и с каким-то сомнением.

“Узнал! Узнал!” - вдруг заколотилось сердце у Метена. Он в замешательстве отступил, точно готовясь обороняться от старика.

- Ты спросил, как мы живем, господин? А зачем тебе это знать? – сказал Ха. – Живем, как Ра угодно…

За такую дерзость Метен должен был огреть его копьем, но не мог даже шевельнуть рукой.

Ха пристально вглядывался в его маску, и Метен чувствовал себя так, точно эта непроницаемая маска вдруг стала прозрачной.

- Вон там жила семья, которую твой бог казнил за мятеж, - старик неожиданно резко указал рукой на соседнюю хижину.

Хижину Джепет.

“Твой бог! Твой!..”

- Всех расстреляли, и мать, и старших дочерей. Отца казнили еще прежде их, - сказал Ха, не сводя слезящихся, воспаленных глаз с Метена. Он пригнулся, но, казалось – стал выше своего собеседника при этих словах.

- А вон там жили семьи, которые бежали от твоего бога, - Ха взмахнул рукой, точно обводя этим жестом сразу пол-селения. Метен с ужасом увидел, что эти дома и вправду пусты. Не только его собственный дом и дом Хат, а еще и множество соседских.

- Ты остался здесь один? – спросил он Ха.

Метен вспомнил при этих словах, что он – воин; заставил себя подобраться, как это ни было мучительно и стыдно. Отец Инени, вне всякого сомнения, его узнал.

Ха некоторое время смотрел на него.

- Нет, господин. Но здесь осталось мало людей.

Метен ощутил потребность взглянуть в лицо другим своим односельчанам, тем, кто, как Ха, пережил его преступления; но почувствовал, что еще одной такой встречи не выдержит. Он круто повернулся и, не сказав больше ни слова, направился к своей вимане.

Молодой воин сел в нее и резко взмыл в воздух; Метен ничего не видел от боли, заслонившей весь мир. Он мог бы сейчас разбиться; он этого хотел…

Но вскоре бьющий в лицо ветер и собственная воля отрезвили его. Метен не мог сейчас убить себя, как бы ни хотел и ни заслуживал смерти; он должен был сделать то, на что его односельчане - его жертвы - оказались неспособны. “Они не заслужили такой участи, - думал Метен, задыхаясь от слез. – Но они оказались неспособны ее отвратить. Я был палачом, но я один могу стать и мстителем…”

Метен чуть не покалечился, как его предшественник, сажая виману; но не покалечился. Он не имел на это права. Выскользнув из машины, молодой воин яростно и упруго зашагал в казармы.

* Едва ли Эммерих и Дэвлин знакомы с творчеством наших фантастов. Но мне мое произведение все больше и больше напоминает “Попытку к бегству” Стругацких (с провальной попыткой главных героев перескочить через неизбежные этапы исторического развития “человечества” на другой планете и чувством ответственности за это “человечество”). Про “Трудно быть богом” я уже и не говорю. )

========== Глава 43 ==========

“Будем, черт побери, веселиться…”

Румата

(А.Стругацкий, Б.Стругацкий “Трудно быть богом”)

Хат тосковала. Все то время, пока муж был занят, ей почти нечем было себя занять – кроме привычных женских дел: готовки и шитья. Но это ее не удовлетворяло. Вести жизнь обыкновенной женщины – ей! Сейчас!..

Иногда ей хотелось вернуться во времена невинности – когда люди не знали ни Ра, ни его даров, боялись и благодарили далеких богов и довольствовались этим. В те времена, когда люди еще не разделились так страшно. Но прошлого не вернуть – просто потому, что не вернуть прежней себя…

Она теперь всегда будет хотеть большего. Хотеть того, что странно, что непонятно всем остальным женщинам, даже тем, кого Ра возвысил.

Никого из женщин он не возвысил так, как ее – как будто дал ей испить волшебного зелья, не утоляющего, а только разжигающего желания; дал заглянуть за завесу, скрывающую чудеса иных миров. Чтобы оставить мучиться всю жизнь жаждой того, что скрывалось за этой завесой. Жаждой знания. Жаждой своего божественного существа…

“Как он жесток! Как жестока жизнь, как вероломны люди!”

Метен теперь мало разговаривал с ней – как будто весь ушел в последнее усилие: Хат знала, какое, и меньше всего хотела поколебать решимость мужа. Она понимала, что Метен делает лучше нее… что он повел себя гораздо достойнее ее, в одиночку выполняя их общий долг.

Уничтожить Ра.

Хат не могла себе представить, как поднимет руку на своего господина и первого возлюбленного, потребность в котором наполняла ее всю, все, что составляло ее, до сих пор. Да, она была тяжко виновата. Ей следовало позволить Метену выстрелить в бога еще тогда… вероятно, их бы убили, но тогда все было бы кончено. А она не тронула его – и живет, и позволяет Ра жить, и позволяет его деяниям продолжаться. Но Хат сделала в тот миг единственное, что ей позволило сердце.

Тогда оплошал и Метен.

Но теперь он должен переломить себя и переступить через свою жену. Или души, вопиющие об отмщении, задушат их во сне…

Хат порадовалась вместе с мужем, когда он получил в свое распоряжение виману и освоил полет на ней – когда она увидела, как Метен в первый раз взлетел в небо, это было… словно кусочек жизни, от которой ей дал вкусить Ра, вернулся к ней. Хат улыбалась и хлопала Метену; а когда муж спустился к ней, ликующий, сильный, Хат обняла его с почти забытой страстью. Они редко разделяли ложе теперь – теперь, когда Метен отдался своей мести и долгу. Но этой ночью они предались любви. Хат чувствовала себя так, точно изменяет великому древнему богу с новым, молодым.

Но эти восторги кончились – как недолговечны были все земные радости. Все, что не носило имени Ра.

Через несколько дней Метен вылетел из крепости, чтобы повидать их родную деревню. Хат знала, каким он вернется. Это будет расплата за радость последних дней.

В этот день Метен впервые напился допьяна.

Ночью Хат пришла к нему, хотя знала, что он не хочет видеть ее, никого. Метен не спал. Он сидел снаружи под стеной амбара и плакал. Метен уже протрезвел… почти; во всяком случае, Хат так казалось, пока муж не поднял на нее тяжелый мутный взгляд.