На языке мертвых - Набоков Владимир Владимирович - Страница 35

— Не будьте жестокими, люди! — закончил он тихо и, отвернувшись, ушел со двора.

Джек знал, что бывает с теми, кто защищает ведьм. Да и кто бы теперь его послушал?

— Ведьма! Ведьма! — кричали женщины и тянули к ней руки. — Сжечь ее! Сжечь!

Минти цеплялась за косяк двери. Ее одежду разорвали от плеча до пояса. Из разбитой брови сочилась кровь. Сквозь толпу протолкался отец Джиннот. Пытаясь восстановить порядок, он поднял руку и закричал:

— Эй, люди! Слушайте меня! Это мой дом, и я не позволю здесь никакого насилия!

— Повесить ее! Сжечь! Несите веревки!

— Я не позволю ее вешать, пока мы не убедимся в том, что она ведьма. Пусть нас рассудит вода. И если Минти всплывет…

— Джиннот! Приведите Джиннот!

Девочка шла по узкому проходу среди озверевших людей. Беатрис держала ее за руку и, приобняв за талию, подталкивала к крыльцу. Джиннот не хотела смотреть на Минти. Она боялась. Но ее заставили поднять голову. Девочка увидела кровь и порванное платье. Она увидела взгляд ужаса и широкую рану на маленькой груди. И это была Минти, которая готовила ей еду, которая присматривала за ней и заботилась, как мать. Она открыла рот, чтобы рассказать им правду. Она хотела закричать, чтобы они не трогали Минти. Но слова застряли в горле, и на подбородок брызнула пена.

Лицо отца стало белым как мел.

— Уведите отсюда эту тварь, — сказал он, глядя на Минти. — И если она всплывет, убейте ее как можно быстрее!

Толпа набросилась на девушку и стащила ее с крыльца. Они рвали ей волосы, раздирали кожу и лицо. Минти упала. Ее юбка задралась на голову. Она яростно отбивалась ногами от жестоких скорченных рук.

— Это не я! Не я! Мне больно! А-а-а-а!

Долгий крик разрезал воздух, как клинок. Кто-то выкрутил ей ногу, и кость хрустнула в лодыжке. Тело втаптывали в грязь, словно давили змею.

Потом они связали Минти по рукам и ногам, согнув избитое тело в дугу. Кровь из ран пачкала одежду мужчин, которые тащили ее к пруду. Волосы свесились на лицо. Сломанная нога волочилась по земле, оставляя в пыли неровную полосу.

— Нет! Нет! — кричала она. — О Боже! Вы ошиблись! Джиннот, скажи им, что это не я!

Удар в лицо оборвал ее мольбу. Захлебываясь кровью, она сплюнула несколько зубов. Ее раскачали и швырнули в воду. Послышался громкий всплеск. Капли зеленоватой жижи забрызгали любопытные лица. Все ждали, что Минти всплывет. Люди спорили и кричали. Одни хотели сжечь ее, другие — повесить.

А она утонула. Пруд обмельчал, однако тина и цепкие водоросли затянули ее под грязно-зеленую воду. Толпа притихла. Глаза людей зачарованно смотрели на покачивающийся ковер из тины и гниющих растений. Лишь через две или три минуты они поняли, что произошла ошибка. Тело достали, и порванный рот девушки попытались освободить от черного ила, Но к тому времени было уже слишком поздно.

Кто же такие ведьмы? И что, если она тоже обладает этой силой? Идея расползлась по ее уму, как чернильное пятно, и все мысли Джиннот окрасились черным ядом. Картины того страшного дня преследовали девочку каждую ночь. Даже в запахе цветов она чувствовала теперь ту удушливую вонь от тины и застоявшейся воды. Но ей хотелось знать, на что похожа эта странная сила, которая таила в себе столько опасностей и отличала ведьм от других людей.

Девочка спрашивала об этом Беатрис, но та не говорила ничего конкретного. Став замужней женщиной, она округлилась и утратила часть своей красоты. Беатрис ждала ребенка и охотно проводила вечера с Джиннот, беседуя с ней, как женщина с женщиной.

— Я очень жалею Минти, — говорила девочка. — Она никогда не делала мне вреда. И если бы тогда я не сказала им…

— А ты уверена, Джиннот? Ты уверена? Вспомни пчел и тот случай в дверях коровника. Что ты на это скажешь?

— Я… Я не знаю.

— Тогда слушай меня! Она была ведьма, и в этом нет никакого сомнения.

— Но она никому не желала зла!

— Ведьмы не могут противиться своей силе. Она накатывает на них и заставляет творить зло. Если женщина становится ведьмой, она перестает быть человеком. Мне тоже жаль Минти, но ты же знаешь, что говорит Библия: «Ворожеи не оставляй в живых[9]».

Джиннот не раз вспоминала Минти — тихую, милую и всегда чем-то занятую девушку. Она представляла, как Минти отбивалась от темной силы и не хотела впускать зло в свое тело. На фоне этих картин ее собственные припадки и рвота казались ничтожными событиями, и Джиннот плакала, прощая бедную пропавшую душу.

— А как эти женщины узнают, что они ведьмы?

— О Господи! Какие странные вопросы ты задаешь, Джиннот! Наверное, сила приходит к ним, и они чувствуют, что стали другими.

Так вот значит как! Они сами узнают об этом. Ее маленький ум наполнился сомнениями и беспокойством. Джиннот злилась на Беатрис. Ей не надо было верить этим лживым словам. Но если странное поведение Джиннот объясняется темной силой, то она тоже ведьма — маленькая глупенькая ведьма. О, Святая Заступница, неужели это правда?

«Нет, нет, — успокаивала себя Джиннот. — Девочки не могут быть ведьмами!»

Но она сама не верила в это оправдание. Во-первых, ее околдовали. Во-вторых, она знала, что не такая, как другие люди. И все становилось на свои места. Джиннот понимала теперь, почему с ней не хотели играть деревенские дети. Теперь она знала, почему отец не уделял ей внимания и лишь изредка заступался за нее. И вот, значит, почему Беатрис побаивалась ее и постоянно заискивала перед ней: «Правда, Джиннот?»

Она ведьма, и вскоре ей придется найти посвященных сестер. Минти поведет ее через испытания и необычные состояния. Конечно, жаль, что придется кого-то убивать и проклинать. Но раз уж так решила сила, почему бы ей и не попробовать? Интересно, удержит ли она мощь этого потока, или он хлынет через нее из глубины какого-то адского источника? Джиннот боялась, но ее терзало любопытство. Она была совсем юной ведьмой и еще не знала того, что от нее требовалось. Проходили недели, а сила молчала и никуда не вела.

Девочка продолжала навещать Беатрис, пробуя на ней свои чары и заклинания. Но та оставалась такой же цветущей и здоровой, приводя Джиннот в ярость глупыми вопросами:

— Ты придешь посмотреть на ребеночка, когда он родится? Правда, скажи, придешь? Тебе нравятся детки?

Она теперь думала только о своем ребенке. Ей было наплевать на Джиннот. И тогда в одну из темных зимних ночей девочка решила ее убить. Если бы не Беатрис, она бы ничего не знала о своей темной силе. Это Беатрис погубила Минти. Джиннот горела желанием отомстить за нее, как ведьма за ведьму.

Она не имела понятия, как наводить чары, а спросить было не у кого. Интересно, как это делала Минти? Джиннот вспомнила тот случай у двери коровника — приподнятую руку и долгий-долгий взгляд. Довольно просто, но надо попробовать, решила девочка. Она задумала дождаться благоприятной ситуации и убить Беатрис где-нибудь в начале весны.

Джиннот сидела на чердаке, пропуская сквозь пальцы бахрому покрывала. Беатрис рожала. Об этом шептались люди на кухне, и именно, поэтому Джиннот сидела теперь на кровати, наблюдая за тем, как темнеют в сумерках высокие лиственницы. Все ее мысли и чувства устремились к освещенному окну небольшого домика, где у постели Беатрис кружили озабоченные женщины. Джиннот почти чувствовала нити, судьбы, и ее воля перебирала их, пробуя каждую на прочность.

— Пусть она умрет, — шептали поджатые губы. — Пусть она умрет!

Неужели она обращалась к самому дьяволу? Эта мысль испугала девочку. Но ей хотелось, чтобы Беатрис страдала и мучилась, как Минти; чтобы она тоже истекала кровью и исходила криками. Девочка сидела на кровати всю ночь. Ее лицо стало серым, как потолок. Тело покрылось потом и источало кисловатый запах. Где-то рядом закричала сова, и Джиннот на миг подумалось, что это кричит Беатрис.

Внезапно она поняла, что все кончилось. Тело расслабилось, веки затрепетали, и ее голова упала на подушку. Она улыбнулась, засунула пальчик в рот и заснула. А утром на кухне все только и говорили о родах.