На языке мертвых - Набоков Владимир Владимирович - Страница 26

— А что это означает?

— Ничего особенного. Весь день вы проведете, как обычно, с аппетитом поужинаете. А в десять вечера войдете в спальню и спустя десять минут очень крепко заснете. Ровно в полночь вы впадете в транс.

— Что же тогда произойдет?

— Сеанс реконструкции снов и коррекции воспоминаний. Вы возвратитесь в полдень, в первое воскресенье августа 1968 года. Тогда же вы и встретитесь с этой вашей, как ее бишь?..

— С этой, рыжей? Кажется, ее звали Лотта. А зачем вам это, доктор?

— Это совершенно необходимо для медитации. Сеанс продлится не больше десяти минут. Ровно в десять минут первого я позвоню вам по телефону — и вы проснетесь бодрый, отдохнувший, испытав всю глубину сексуального удовлетворения. Ну как, вы согласны?

— Я не знаю… — промямлил он. — Надо бы с женой посоветоваться. А вы уверены, что после сеанса я навеки избавлюсь от всех этих воспоминаний?

— Я в этом абсолютно убежден, — заверил его доктор. — Запишите мне номер вашего телефона.

Ночь. Лежа рядом с мужем, женщина, затаив дыхание, прислушивается к его безмятежному похрапыванию. Не стоило бы, наверное, возлагать особые надежды на этого лекаря, тем более что он так похож на шарлатана. Или нет? На кого же он так похож? У него поразительно знакомые лучистые глаза… Удивительные глаза. Они магнетизируют, притягивают к себе, буквально обвораживают ее; во время сеанса она прямо-таки готова была лечь под него, если б он только сделал малейший жест, дав ей понять, что не будет против… Но он остался индифферентным, как манекен.

Резко зазвонил будильник и тут же умолк. Замерло и гулко заколотилось сердце. Она стиснула руками грудь, будто опасаясь, что оно вырвется наружу. Волнение достигло крайней степени, когда она увидела, что ее супруг поднимается с кровати и, подобно сомнамбуле, с закрытыми глазами пересекает спальню и движется к входной двери. Бесшумно, как тень, она скользнула следом за ним.

— Здравствуй, Лотта! — с приветливой улыбкой произнес он в пустоту. — Заходи.

— Привет, — сказала она, вваливаясь в прихожую со своей огромной виолончелью. — Куда ее поставить?

— Прислони ее к роялю, — сказал он, посторонившись у входа в свою комнату.

— Ого! — в изумлении воскликнула она, оглядев комнату. — И это все твои апартаменты?

— Конечно, — ответил он, придирчивым оком окидывая высокие потолки, плюшевые портьеры на окнах, тисненые обои на стенах, увешанных плакатами рок-групп. В одном углу стоял небольшой домашний рояль «Блютнер», в другом потрясал воображение сверстников ценой, своим видом и параметрами роскошный проигрыватель.

— Ну, что ты там хотел прокрутить? — спросила она, подойдя к круглому столу в центре комнаты.

Девочка держалась крайне независимо, как бы подчеркивая, что оказала ему величайшую милость, позволив пригласить себя.

Он поставил пластинку и протянул ей толстый конверт, чтобы сразить наповал фотографиями всеобщих кумиров и цветным вкладышем. Колонки взорвались бравурными аккордами.

— Это чиво? — спросила она, поморщившись.

— «Magical mistery tour», — громко сказал он, пытаясь перекричать песню.

Она хмыкнула. Господи, и зачем только он ее сюда зазвал? И что это за дурацкая манера вставать на стул коленками? Какие у нее худые, жилистые ноги… Как она некрасиво сгорбилась над столом.

— Эй, ты что это там рисуешь?

— Ты неправильно решил задачу.

— Ну и что? Ответ ведь сходится. Дай сюда тетрадь.

— Не дам.

— Нет — дашь!

— Попробуй взять…

Он пытается выдернуть тетрадь из ее рук, но она отдергивает ее, съежившись и загораживая добычу своими острыми плечами. Эта игра длится минуту или около того, пока он не ощущает вдруг, что держит в своих руках женщину…

Материя с громоподобным звуком трещит и расползается под его руками… Она пыхтит и царапается. Но сопротивление вгоняет его в еще больший азарт. Он сжимает ее тоненькие запястья в левой ладони, рвущийся из горла крик затыкает скатертью — и победно вонзается в это худенькое и угловатое, брошенное перед ним ниц тело. Наслаждение горячими волнами прокатывается по его телу от крестца до темени и обратно, испарина крупными каплями оседает на лбу его и лопатках, тело сотрясает крупная дрожь наслаждения.

— Подожди… — в изнеможении от боли, горя и унижения стонет девочка. — Подожди…

Резкий звонок телефона выводит его из транса. Он повторяется раз, другой… Мужчина озирается. Что это с ним случилось? Сон это был или явь? Неужели у него начались галлюцинации? Он сошел с ума? Постепенно к нему возвращается чувство реального. Опустив глаза, он видит перед собою жену, которая взирает на него с неподдельным обожанием.

— Милый, — шепчет она, с трудом сдерживая волнение. — Сегодня ты был божественно прекрасен и могуч, как Геркулес…

Устало улыбнувшись, он потрепал ее по щеке и поцеловал. Впервые за двадцать лет их супружеской жизни. И какому мужчине не приятно будет услышать такое, пусть даже от собственной жены?.. Опять зазвонил телефон.

— Наверное, стоит подойти… — говорит она поднимаясь.

— Как хочешь, — сказал он, в изнеможении отваливаясь на ковре. И с новым, неведомым доселе чувством озирает пышную фигуру жены, ее великолепные рубенсовские формы и улыбается…

— Да, доктор, — щебечет она. — Да, спасибо. Все прошло просто великолепно. Да, я завтра обязательно к нам подъеду.

— Это было жутко, жутко, — она захлебывалась впечатлениями, лицо ее раскраснелось, вся она сразу помолодела и будто светилась изнутри. — Вы не представляете, доктор, какого страху я натерпелась, когда муж в лунатическом трансе направился к двери и открыл ее. Вначале мне показалось, что на лестничной клетке никого нет, только легкое и холодное дыхание овеяло меня, я приняла это за легкий сквознячок. Но теперь-то я понимаю: это был призрак.

— Не будьте суеверной, — сурово выговорил ей доктор. — Мы ведь с вами не в средневековье живем. Думаю, пройдет совсем немного времени — и ваш муж окончательно освободится от тягостных воспоминаний, отравлявших ему жизнь. Но теперь перейдем к вам. Вы ведь тоже скрыли от меня кое-какие факты вашей биографии.

Теперь она по-настоящему побледнела.

— Почему вы так решили? Уверяю вас, у меня была очень скучная и заурядная жизнь, родом я из провинциальной, добропорядочной семьи…

— Случайно не из города М.? — как можно небрежнее осведомился врач.

Она глянула на него с прямо-таки суеверным ужасом и робко кивнула.

— Я обработал вашу анкету на компьютере, — заявил доктор, помахав кипой бланков, в которых напротив напечатанных вопросов ее рукой были проставлены крестики и нули, — и с математической точностью установил, что дважды, примерно в десяти и в шестнадцатилетнем возрасте в вашей жизни произошли события, резко повлиявшие на всю вашу психофизиологию. И напрасно вы пытались скрыть это от меня. Психоанализ — серьезная наука.

— Черт бы вас побрал с вашим дьявольским психоанализом, — в растерянности пробормотала она. — Ну да, было у меня в детстве. Я играла во дворе с сестрицей, рядом с костром, который жгли мальчишки. В это самое время в наш двор вошла старая, сгорбленная нищенка. Потихоньку подобравшись, я без злого умысла, просто из озорства бросила ей в суму уголек. Мы умирали со смеху, глядя, как оттуда повалил дым. И тогда, повернувшись, она закричала: «Будь ты проклята именем Божьим, гадкая девчонка! Пусть и у тебя всю оставшуюся жизнь горит… горит…» — словом, она грязно выругалась.

Она умолкла. Доктор терпеливо ждал. Аккуратно высморкав носик, она продолжала:

— С этой минуты я будто обезумела. Нет, снаружи все обстояло нормально, но внутри я вся буквально пылала. Интимная сторона жизни, о которой я до той поры и не помышляла, захватила меня целиком. Я буквально помешалась на мальчиках и на всем, что хоть как-то могло возместить мне мужчину. Мне приходилось прибегать к самым невероятным ухищрениям, чтобы незаметно для окружающих удовлетворить себя. Это было чертовски сложно, ибо меня буквально ни на минуту не оставляли одну. Только ночь дарила несколько мгновений сладострастия, но и тогда родители принуждали меня спать, выпростав руки из-под одеяла. Семья наша, как я уже говорила, была большая и патриархальная. Все шалости отец и мать пресекали единым взглядом. К подругам меня не отпускали, о вечеринках я и заикнуться не могла, мне оставалось лишь мечтать обо всей той невообразимой гамме плотских пиршеств, которые проплывали перед моими мысленными взорами. Но вот однажды, незадолго до шестнадцатилетия, я отправилась с семьей на праздничное гулянье в городской парк. Стояла весна, погода была чудесной. Встретив по пути подружку, я упросила родителей отпустить меня покататься на «чертовом колесе»… Ах! — встрепенулась она в притворном ужасе. — Вот видите? И здесь замешан дьявол.