Спасибо моей новенькой фритюрнице за чудесный ужин (СИ) - "Le Baiser Du Dragon и ankh976" - Страница 36

“Ты просто не смотрел, малыш, а сейчас видишь”, думает Лэйме, но вместо этого говорит:

— Спасибо, Ясси.

И Ясси ласково гладит его по плечу и болтает о том, что его темные приятели не хотят доброго хаосита в герои, мол, добрых хаоситов не бывает, а они же бывают, да? “Не у каждого хватит фантазии, чтобы осмыслить эту идею”, — замечает Лэйме дипломатично, и Ясси смеется: — “Вот и я решил, что надо постепенно! Сказал, что пусть тогда хаосит будет сначала очень жестокий и злой, а потом подобреет от любви. И им понравилось! Правда здорово, Лэйме?”

— Изящное решение, — улыбается Лэйме и прикрывает глаза, наслаждаясь чужим теплом и счастьем. Ему кажется, что он плывет в янтарном свете.

А потом он открывает глаза и смотрит на баночку с водой для краски, и ему внезапно кажется, что он слышит плеск другой воды и в другом времени. Потерянное воспоминание обрушивается на него и затягивает, словно в стремнину.

…Высокородный Тэргон за шиворот тащит его по убогой меблированной квартирке и заталкивает в душевую.

— Раздевайтесь, — говорит он и поправляет перчатки.

— Убирайтесь, оставьте меня в покое, — говорит Лэйме и вытирает слезы, прижимаясь к стене. — Не смейте ко мне прикасаться.

Тэргон смеется, и от его фигуры распространяется невыносимый, сухой жар смерти.

— Если вы полагаете, что мне доставляет удовольствие, — он сдирает с Лэйме его обноски, выкручивает ему руки, хотя Лэйме не сопротивляется, Тэргон просто небрежен. — На вас смотреть противно. И прикасаться. Я привел вас сюда вчера, вы так и валялись в прихожей? Слава богам, хоть под себя не гадили.

Лэйме пытается его оттолкнуть и прикрыться, но получается только жалко цепляться за его плечи. Тэргон поливает Лэйме из душа.

Рубашка и брюки Тэргона становятся мокрыми и бесстыдно облегают — Лэйме видит, как напрягаются его мускулы, все эти рельефы и кубики, которыми так щедро одарены пламенные, он видит даже размер члена Тэргона. И то, что тот почти возбужден.

“Горячо”, — шепчет Лэйме, корчась в углу, он голый, худой и серый; и прекрасно понимает, что и смотреть и прикасаться к нему противно, но знает, что пламенным все равно. Темным было не все равно, они насиловали его, только когда он был сильным и уверенным в себе. Только один раз.

Обжигающая вода становится холодной, она чужая и мертвая, и Лэйме больно от ее прикосновений. “Оставьте меня, оставьте”, повторяет он, но Тэргон не обращает на его слова внимания. Он вздергивает Лэйме за волосы и шипит ему в лицо:

— Возьмите себя в руки, ничтожество, что с вами такого случилось, чтобы гнить заживо? Подумаешь, порвали разок задницу. Неужели в вашем духе нет ни капли достоинства?

— Очевидно, нет, — отвечает Лэйме, — отпустите меня, тварь, ублюдок, предатель…

Тэргон не замечает брани.

— В каждом человеке горит негасимый огонь, и отвергающий его — отвергает богов, и нет греха страшнее, — цитирует он священные книги и встряхивает Лэйме за шею.

И Лэйме сам не понимает, как ему удается вырваться — наверное, Тэргон просто отпускает его.

— Хотел бы я посмотреть, как бы горел ваш огонь, окажись вы на моем месте! — кричит он. — Хотя что я говорю, вам наверняка бы понравилось…

Тэргон складывает руки на груди и прислоняется к стене. Душ лежит на полу и поливает их ледяным фонтаном. От Тэргона несет жаром. Тэргон улыбается:

— Я держал юго-восточную линию фронта, ту, что проходила вдоль Смердящих холмов. Кстати, темные их называли Поющими, вы знали, Лэйме?

Лэйме не отвечает, и Тэргон снова улыбается:

— Меня ударило откатом со всей линии. Я потерял сознание, а очнулся уже в рабских оковах, весь истыканный поглощающими амулетами. В подвале темного рода Арцах. Они держали меня в колодках или на дыбе почти два месяца. Вы, разумеется, представляете, в каких позах. То, что вы испытали однажды, я был вынужден терпеть в многократном размере и каждый день. Они мне говорили, что я буду умирать долго, но не умру, даже когда буду умолять их об этом. Что оставшуюся жизнь я проживу в боли и унижении, что от меня не останется ничего, кроме жалкой дрожащей твари. Несомненно, у них были причины ненавидеть одного из генералов напавшей на них армии.

Тэргон молчит, глядя прямо перед собой, и в этот момент он кажется Лэйме почти похожим на человека.

— Но вы не сломались, — говорит Лэйме, кривя губы. — Ведь в вас горит столь яркое Пламя, что больно смотреть.

— Нет, — говорит Тэргон. — Это не то Пламя. Того Пламени во мне совсем не оставалось, моя магия была отрезана. Это дар богов, негасимый священный дух, что живет в каждом из нас, независимо от стихии. Негасимый никем другим, кроме нас самих. Прикоснитесь к нему, и вы сохраните достоинство на самом дне унижения и боли. Даже если спасения не будет, достоинство останется с вами.

— Я пытаюсь держаться за свою гордость, но ее уже нет, — Лэйме обнимает себя за плечи и смотрит, как мутная вода собирается воронкой у стока.

— Все, за что вы пытаетесь держаться — это никчемная спесь, — говорит Тэргон холодно и снова цитирует: — И она ломается под вашими пальцами, как засохшая грязь на болоте.

— Да вы знаток классической поэзии, — зло шепчет Лэйме. — Как же так получилось, что простили своих мучителей и верно служите им теперь, предав Светлые земли?

— Их было легко простить, я простил всех, когда они сгорали, искренне сожалея о содеянном, — смеется Тэргон.

— Как это?

— Меня выкупил высокий род Ллоссарх, гораздо более знатный, чем пленившие меня. И когда я выздоровел и согласился войти в род Ллоссарх, то наряду с прочими договорами, я получил возможность вызвать на дуэль своих обидчиков. Мне сказали лишь, что я могу убить не больше десяти старших того рода. Осталось совсем мало, — Тэргон, ухмыляясь, демонстрирует три пальца. — Мне надо тщательно думать над следующим выбором.

— Значит, вы продали Родину за месть, — говорит Лэйме.

— Это был лишь приятный бонус, — фыркает Тэргон. — А теперь, раз вы наконец чисты, настало время провести одну процедуру.

— Какую? — шепчет Лэйме, с унизительным страхом следя за тем, как он выключает душ и достает полотенце.

— Я выжгу темные печати, — говорит Тэргон. — Вам станет лучше.

И огненная пытка, следующая за этими словами, ломает Лэйме почти так же, как то насилие в плену. “Слаб человек, не горящий Пламенем, и я даже не знал, насколько”. Лэйме больше не пытается умереть, не двигаясь с места. Он послушно встает по утрам, умывается и надевает одежду, которую принес ему Тэргон. Но время и память изменяют ему так же, как до того изменял самоконтроль. Короткие минуты и долгие часы пропадают для него, и сцена в душевой стала одной из тех, что он забыл…

— Лэйме, что с тобой? — Ясси тревожно заглянул ему в лицо и погладил по голове.

И Лэйме поднял на него глаза, словно вынырнув из глубины:

— Ничего, Ясси, просто вспомнил то, что забыл когда-то.

Ясси хотел ему что-то сказать, но внезапно замер, прислушиваясь. А потом его личико озарилось радостью:

— О, это Дейнар приехал!

И Лэйме слабо улыбнулся его радости, в который раз удивляясь, как адепт смерти и темного Пламени умудрился стать центром вселенной для маленького мага Жизни. Противоестественно.

В гостиную вошел Дейнар. Юное его лицо хранило следы смертельной усталости, а аура — безжалостных ожогов. Силы в нем практически не оставалось.

— Дейнар, бедный, что с тобой сделали! — Ясси бросился к нему, и Дейнар подхватил его на руки, с размаху падая на диван.

— Да ничего, милашка, отлично потренировались, — засмеялся он, зарываясь лицом в волосы Ясси. — Учитель прикольное проклятие показал.

— Какой узнаваемый стиль во всем, не исключая и преподавания, — негромко заметил Лэйме.

Дейнар посмотрел на него с ухмылкой, и Лэйме вздрогнул: на мгновение показалось ему, что в глазах мальчишки-хаосита мелькнул отблеск того негасимого огня, о котором когда-то говорил Тэргон. Того, что горит в любом человеке, независимо от Силы.