Война сердец (СИ) - "Darina Naar" - Страница 91

Либертад, лихо подхватив корзинку, ушла. А у Данте внутри словно взорвался вулкан. Эстелла развлекается с другим, а он тут весь извёлся, сходит с ума, умирает!

Ярость ослепила Данте, и он пнул ногой увесистый горшок с орхидеями, что стоял на газоне. Тот, отлетев в сторону, разбился о стену дома. Ах, вот она как! Тогда он поймает её с поличным! Всё, хватит! Пусть посмотрит ему в глаза и скажет, что ей нужен другой! Пусть! В конце концов, он имеет права это услышать!

В безумном состоянии Данте вернулся в номер, вытряс из мешка вещи и выудил из них, что получше, — одежду, которую он надевал на свадьбу Клементе.

Данте не знал, можно ли в театр ехать верхом, поэтому, поймав свободный экипаж, он вскоре прибыл к месту назначения.

Здание театра — массивное сооружение с колоннами и облупившейся штукатуркой, было частично заклеено афишами. Не прошло и десяти минут, как Данте увидел Эстеллу и Маурисио. Маркиз помогая Эстелле снять накидку, отдал проверяющему билеты и, галантно пропустив девушку вперёд, повёл её ко входу в ложу. Данте, прячась за колонной, хотел было устроить сцену ревности прямо в холле, но не решился. Пришлось купить билет, хотя оперу слушать он не намеревался — намеревался выслеживать Эстеллу.

Оказался Данте на балконе третьего яруса, как раз напротив ложи, в которой сидели Эстелла и Маурисио, и теперь он мог разглядывать любимую в бинокль. В нежно-голубом платье, с лилией в волосах и жемчужинками в маленьких ушках, Эстелла была великолепна. Данте принуждал себя сидеть спокойно, не направляя на неё бинокль через каждую секунду. Он стал разглядывать сцену, которая напоминала цирковую арену, окружённую массой прожекторов.

Представление началось. Хвалёная певица Фифита Мьель, чья розовощёкая физиономия красовалась на афишах, напомнила Данте сильно откормленную хрюшку, затянутую в платье ярко-малинового цвета. Огромная грудь её едва не вываливалась из малюсенького корсажа; голову певицы венчала серебряная диадема, шею украшало здоровенное колье из фальшивых бриллиантов.

Когда Фифита начала петь, Данте чуть не навернулся с балкона от неожиданно резкого, сиреноподобного звука, вырывающегося из её горла. «Какая вульгарная баба, похожа на проститутку из «Фламинго»», — брезгливо подумал Данте. И он направил бинокль на зрителей: одни слушали певичку с благоговением на лицах, другие — зевали. Эстелла сидела как каменная, вытаращив глаза. Вскоре к Фифите присоединился партнёр — усатый высокий брюнет с идиотским именем Бонбон Куартье, пение которого напомнило Данте блеяние овцы.

Эстелла так и сидела не шевелясь. Маурисио, сжав её руку, прильнул к ней губами. Ревность, досада, обида и вместе с ними любовь, дикая и необузданная, оглушили Данте. Ему хотелось выть и стучать ногами от злости. Этот мужчина не имеет права целовать ей руки!

Это он, он, Данте, должен это делать. Она сейчас должна быть с ним, в его объятиях!

Данте со всей одури шмякнул бинокль себе на колени, сжимая кулаки. За что Эстелла так с ним поступает? Как унизительно тут сидеть, наблюдая в бинокль, как она милуется с другим.

Данте взглянул на сцену. Певичка надрывалась от натуги, голося какую-то особенно занудную арию, то прижимая руки к груди, то обхватывая ими голову. Это невыносимо! Надо бежать отсюда. Но Данте так и не двинулся с места, пока не объявили антракт. Некоторые зрители отправились на выход, иные остались на местах, ожидая официантов, разносящих напитки и сладости. Эстелла совместно с Маурисио покинула ложу. Данте ринулся следом. Сердце выпрыгивало через горло. Сейчас он их поймает. Сейчас он увидит, как она целуется с этим маркизом, схватит Эстеллу за руку и потребует объяснений. А потом вызовет соперника на дуэль.

В толпе неприкаянно бродящих по театру в поисках буфета и туалета зрителей, Данте не сразу увидел, что Эстелла и Маурисио намерены уйти совсем. Маурисио помог девушке набросить накидку на плечи, галантно открыл дверь, обмахивая Эстеллу веером, и поцеловал ей ручку, прикрытую тончайшей ажурной перчаткой.

Они вышли из театра и двинулись вглубь аллеи. Данте метнулся следом, скрываясь за кустами и деревьями, и приблизился настолько, что услышал разговор:

— Маркиз, прошу вас, я вам уже сказала, мне дурно, отвезите меня домой.

— Вам не понравилась Фифита?

— Она была омерзительна!

— Хорошо, простите меня, Эстелла, это целиком моя вина. Но Фифита очень известная певица, о ней говорят по всему вице-королевству, и я думал вы будете очарованы. Наверное, я должен был поинтересоваться вашим вкусом, прежде чем вас приглашать. Но я не думал, что вам не нравится опера.

— Мне нравится опера, но не в таком исполнении, — резко сказала Эстелла. Рука её, чуть дрогнув, взметнулась к шляпке и поправила её, будто девушка удержалась от оплеухи. — Маркиз, отвезите меня домой!

— Хорошо, мы сейчас поедем, но прежде я хотел сказать кое-что.

— Что же?

— Эстелла, это серьёзно. Это самая важная вещь, о которой я когда-либо говорил в своей жизни. Что в сравнении с этим все мои титулы и земли, если рядом не будет вас?

— Я вас не понимаю.

— Вы так холодны со мной, а, между тем, ни дня не проходит, чтобы я не думал о вас.

— И?

— Эстелла, я люблю вас!

— Что? — Эстелла вытаращила глаза.

— Я люблю вас, — повторил маркиз.

Девушка не успела ответить — в этот момент раздался шорох в кустах. Эстелла и Маурисио обернулись, но никого не увидели, только услыхали звук отдаляющихся шагов — кто-то убежал прочь.

— Наверное, зверь какой-то, — сказала Эстелла.

— Даже если и человек, какая разница? Мне скрывать нечего и нечего стыдиться. Я говорю как есть: я вас люблю и мои намерения серьёзны. Что вы мне ответите?

— Ничего.

— Ничего? То есть вы подумаете? — настаивал Маурисио.

— Ну да... Отвезите меня домой.

Данте бежал и бежал в лес, пока у него не закончился воздух в лёгких. В итоге, споткнулся о корни и брякнулся на землю. И даже не ощутил боли — боль в груди перекрыла всё. Он яростно заколотил кулаками по земле, представляя, как дубасит соперника, и как распухает смазливая физиономия маркиза, и как по его белоснежной шёлковой рубашке расползаются красные пятна крови. Да как он посмел признаваться Эстелле в любви? Кто он такой? Данте вцепился ногтями в траву и зарычал, как разъярённый тигр.

— Какого чёрта? — хрипло выкрикнул он в ночную мглу. — Она моя! Моя! Я не отдам её! Не отдам!!!

Не успокоился Данте ни за два часа, ни за три. Напротив, к полуночи, доведя себя до нервного срыва и разбив костяшки пальцев до крови, со всей дури молотя ими об землю, он решил, что больше не может выносить эту муку. Всё, хватит! Эстелла должна сказать ему, глядя в глаза, что любит другого. Он хочет это услышать, прочитать это в её прекрасных глазах, даже если потом умрёт от горя.

Ошалев от ревности, Данте кое-как поднялся на ноги, выбрался на мостовую и, спотыкаясь, побрёл вперёд. Дошёл до особняка, окружённого многочисленными фонарями, в свете которых парили ночные жуки и бабочки. Зияя чернотой, окна дома говорили, что его обитатели давным-давно спят.

Данте, перемахнув через забор, бесшумно, как ягуар, скользнул к уже знакомым ему кустам акации. Что делать? Бросить камушек в окно? Эстелла не услышит, а услышит, так не выйдет. А даже если и выйдет на балкон, навряд-ли его впустит. Не станет же она компрометировать себя перед своим расфуфыренным маркизом. Данте закусил губы. Ну почему, когда надо сделать нечто важное, его мучает дикий, неуправляемый страх? Страх показаться идиотом. Страх быть осмеянным и изгнанным прочь.

Данте поднёс руки к лицу — они осветились серебром. Он припомнил свой давний магический опыт без помощи перстня — когда он разрушил стену в подвале. Что там говорил Салазар? Надо направить руки на объект колдовства и представить что ты хочешь сделать. Данте нацелился ладонями на эстеллин балкон, вообразив, как он залезает на него.

Щщщщ... — шипя как змея, у его ног упало лассо. Данте схватил его. Лассо как лассо, только светится в темноте. Неплохо для человека, который не колдовал пять лет.