Война сердец (СИ) - "Darina Naar" - Страница 70

Поначалу Хорхелину хотели забрать в госпиталь, но она так вопила, что желает умереть дома, что её оставили в покое. Намазали с ног до головы противоожоговой мазью, забинтовали, и теперь она лежала в кровати, напоминая египетскую мумию, и лишь глазами хлопала. С Либертад дело обстояло куда хуже. Показания трёх свидетельниц в лице бабушки Берты, Урсулы и Лупиты жандармы оставили без внимания. Сквозь бинты Хорхелина рассказала свою версию событий: якобы она гуляла с котлом кипятка по гостиной, никого не трогала, но вдруг, откуда ни возьмись, выскочила Либертад, выхватила у неё котёл и вылила его содержимое ей на голову. Слова Хорхелины подтвердила и Роксана, заявив, что всё видела своими глазами. Так, Либертад забрали в жандармерию, от чего Роксана ликовала, убеждая всех: теперь-то дело служанки — труба, но надо ещё заказать гроб для Хорхелины. Роксана въедливо расспрашивала лекаря о здоровье золовки, но, к её огорчению, тот уверил, что жить Хорхелина будет. Роксана не скрывала разочарования по поводу «некончины» Хорхелины, чем привела Эстеллу в ещё больший ужас. Неужели её мать такое чудовище? Вчера поговорить с бабушкой Эстелле не удалось, и к завтраку сегодня девушка спускаться не желала. Там явно станут обсуждать Либертад, мать будет смаковать подробности, бабушка будет закрывать ей рот, да и любоваться на мрачное лицо дяди Эстебана и злорадное Мисолины Эстелле не хотелось. Дядю она вообще не понимала. Вчера позволил жандармам забрать Либертад, собрал вещички и переселился от Хорхелины в гостевую спальню. А теперь ходит с кислой миной. Неужели все мужчины такие? Эстелла была смертельно разочарована в дяде и напугана мыслями: неужели Данте тоже бросил бы её в беде? Нет, невозможно! Данте смелый. Вон как лихо он спас её от грабителей. Раздался стук в окно. Эстелла лениво поднялась и впустила Янгус в комнату. Данте же говорил, что пришлёт птицу вечером. Вот сумасшедший! Терпение у него отсутствует целиком и полностью. Эстелла улыбнулась, читая записку. Нет, зря она так подумала о нём. Данте не дал бы её в обиду. Ни за что! «Милый Данте, у меня всё отлично. Вчера у нас дома был жуткий скандал, но не из-за меня. Они даже не заметили, что меня не было весь день. Хочу увидеть тебя. Люблю. Твоя Эсте», — вывела Эстелла на другой стороне пергамента, присланного Данте. Отправив Янгус восвояси, Эстелла пришла в себя. Завтрак она уже однозначно пропустила, но надо идти вниз. В конце концов, она должна выяснить: убила ли мама папу или это всё бред Хорхелины? Добрых минут сорок ушло на поиски бабушки. Эстелла обошла пол дома, но Берта словно с воду канула. Зато всюду маячил дядя Эстебан — девушка натыкалась на него раз десять. Ходя из угла в угол, он шлёпал губами и тряс головой, напоминая умалишенного. Эстеллу это дико бесило. Сам виноват, нельзя было позволять забирать Либертад! Бабушку Эстелла обнаружила в библиотеке. Та рылась в огромных томах, сдувая с них пыль, и что-то бормотала себе под нос. — Бабушка, доброе утро. — Добренькое. — Я вас еле отыскала. А что вы делаете? — полюбопытствовала Эстелла. — Ищу кое-что. — Может, я могу помочь?

— Навряд-ли, хотя... — Берта плюхнула на стол здоровенный фолиант, подняв вихрь пыли. — Между прочим, для тебя стараюсь.

— В смысле? — Эстелла повела бровью. — Да вот, боюсь, как бы ты в историю не попала. Вот где ты вчера гуляла, к примеру, м? — Как где? Я же говорила, была на мессе, потом шла пешком, — оправдывалась Эстелла, в глубине души понимая: бабушку не обманешь. — Ну да... С утра до ночи? — Я вас не понимаю, бабушка. — Да брось, дорогая, я ж знаю, что тебя не было целый день. Ты ушла утром и не слышала скандала, который закатила Хорхелинища. Неужто ты не удивилась, что за весь день тебя никто не хватился? — Эмм... — Это я всем сказала, будто у тебя голова болит и ты спишь, а к вечеру сказала, что ты оклемалась и ушла на мессу. Эстелла занервничала, не зная как выкручиваться. — Так где ты была-то? — Дело в том, что я... я... просто гуляла... Я вчера услышала кое-что... — Что же? — Ну, как раз, когда ругались Хорхелина и мама, я спустилась вниз и услышала... в общем, Хорхелина сказала, что... что мама... убила папу. Она угрожала маме, и мама не отрицала и... — Так вот оно что! Теперь ясно, почему Роксана желает смерти этой самке богомола. — Бабушка, это правда? Мама убила папу? — со слезами в голосе спросила Эстелла. Берта немного помолчала, обдумывая варианты ответа. — Чушь, — выдала она наконец. — Не бери в голову. Ты ж знаешь, у Хорхелины с мозгами ку-ку. — Но она сказала, вы тоже думаете, что это мама убила папу. — Чушь! — не моргнув глазом повторила Берта. — Впервые об этом слышу! Эстелла вздохнула с облегчением. — О, боже мой, как хорошо, что я с вами поговорила, бабушка! Я словно сняла груз с плеч. Значит, это неправда! Ох, если бы не Данте... — Эстелла резко умолкла. — Кто? — Это я просто так... — Данте? Кто такой Данте? Имя редкое. — Он и сам редкость, — Эстелла готова была себя побить за длинный язык. Берта захихикала. — Та-ак, теперь всё ясно. Значит, ты была с этим Данте? Я вообще-то так и подумала, что ты нашла себе кавалера. Не зря я тут копаюсь с самого утра. — Не понимаю... Как вы догадались? — Ну, я ж не вчера родилась. Ты пришла лохматая, взволнованная, глаза сияют. Я ж не совсем дура. Это ж псу понятно. Целуется-то он хорошо? — выдала бабушка. Эстелла смутилась. — Да ладно краснеть, можно подумать, я не знаю чего это такое. Я замужем была как-никак и родила троих сыновей. А чего ещё ты с ним делала, ась? — Ничего. — Ничего? Правда? — Правда. Нет, ещё мы ужинали... в трактире. — И всё? — Всё. — Уверена? — Абсолютно. Бабушка, я не понимаю, к чему такой допрос? — А к тому. Чего мы делать-то с тобой будем, ежели ты глупостей натворишь, а? Ляльку нянчить? — Но я... — Ты не думай, я не ханжа. Любовь — прекрасное чувство, но раз уж ты взялась бегать по мальчикам, должна и знать кой-чего. А то будешь потом выть белухой, как твоя мамаша в первую брачную ночь: «я не знаю, я не умею, я не хочу». Эстелла окончательно превратилась в томат. Только этого ей и не хватало! Если бабушка начнёт рассказывать всякие интимные подробности, Эстелла провалится сквозь землю от стыда. — А это всё потому, что никто не удосуживается своим дочерям разъяснять, чего и как они должна делать. Стыдно им, да и падре не велит. Вот и лежат они потом в кровати с мужьями, как мумии. Потому мужья и бегают от них по борделям да кабаре всяким. А вот мой муженёк, царствие ему небесное, ни разу никуда не бегал, потому что был доволен своей женой, — Берта хихикнула. — А те, кто умудряются-таки влюбиться, натворят дел до брака и в подоле приносят. Вот сюрприз для родственников! — Бабушка, я... я... не собиралась...

— Да не выдумывай, все так говорят. Там, где есть поцелуи, там есть и всё остальное. И не гляди на меня так. Я помочь тебе хочу. Кстати, — Берта вновь захихикала, — я ж замуж с пузом вышла. Мы ж долго встречались сначала с моим муженьком, потом поженились, когда я уже ждала Бласито, твоего папеньку, земля ему пухом. Так вот, я это к чему: где-то тут был у меня один рецепт... трава такая, выпьешь и встречайся сколько душеньке угодно. А я родила Бласа, знаешь почему? Забыла, балда, однажды траву выпить, — Берта прикрыла рот рукой, подавляя хохот. — Но я не жалею. Вот сейчас найду, наварю, авось пригодится.

— Но бабушка, я... не собираюсь этого делать. — Да ладно брехать! Сколько лет-то ему хоть? — Семнадцать. — А, ну может ещё ничего. Неопытный. Красивый? — Ага. — Влюбилась поди? — Очень... вы... вы... его знаете, то есть, это Данте — тот мальчик, с которым я встречалась, когда была маленькой. Помните, я даже на простынях с балкона спускалась, бегала к нему на свидание? — Так это он? — у бабушки глаза округлились. — А я и думаю, имя-то знакомое. Как же ты его встретила? — Случайно. — Ну, детская любовь — это уже серьёзно. — Он сказал, что любит меня. Берта покачала головой. — Уложит тебя в кровать, как пить дать! И сама не заметишь, как проснёшься утром в его койке. Точно говорю! Так что раз пришла, давай-ка помогай. Сейчас рецептик откопаем и пойдём варить. Я, конечно, не против правнуков, да только замуж надо бы сначала, и там хоть сто штук рожай. Но до этого — ни-ни, а то твоя мамаша головы нам обеим открутит. Берта, вытащив несколько тяжеленных книжищ, всучила их внучке. Эстелле было стыдно, что бабушка так лихо её разоблачила, но стало и легче. Теперь у неё есть союзница. Возможно, при содействии бабушки, и с Данте встречаться им будет проще. Открыв первую попавшуюся книгу, Эстелла дунула на страницы и долго смотрела, как вихри пылинок кружатся и кружатся в воздухе. Остаток дня прошёл в суете. Эстелла и Берта варили в кухне старинный отвар, состоящий из двадцати компонентов, включающих три горсти ножек мадагаскарских тараканов, чем привели Урсулу в бешенство. — И кто после вас это всё будет мыть? — вопила она. — У меня работы невпроворот, а я ещё должна убирать за вами?! — Ну мы уж как-нибудь сами управимся и с варкой, и с уборкой, — выпятив нижнюю губу съехидничала Берта. — Не безрукие поди. Запах в кухне стоял такой, что щипало в глазах, и Урсула ретировалась, зажимая нос полотенцем. В итоге, после долгих мучений, Берта объявила: вонючая гадость готова, но должна настояться семь суток, и потом её можно пить. Берта, уступив кухню Лупите, увела Эстеллу в свою комнату и тайком поведала ей о некоторых особенностях соблазнения мужчин. Эстелла не знала, как отвертеться, впав в ступор, и превратилась в гранат. Наконец, пришло время ужина, и тут Эстелла едва ли не запрыгала от радости — в гости нагрянули Амарилис и Сантана. Как бы Эстелла не была близка с бабушкой, а она не решалась обсуждать с ней многое. Но Сантане можно рассказать обо всём. В последний раз Эстелла видела подругу, когда та была ещё юной девочкой, поэтому перемены, произошедшие в ней, Эстеллу изумили. За пять лет из неказистого лягушонка Сантана превратилась в очаровательную особу с тёмными локонами и круглыми карими глазами. И даже несколько большеватый рот не портил её. Впервые за последние дни за столом царила весёлая атмосфера (настроения не было лишь у дяди Эстебана и Мисолины). По окончании ужина всё семейство оккупировало гостиную. Арсиеро читал газету, Эстебан стакан за стаканом глушил виски, Роксана и Амарилис перемывали кости всей округе. Бабушка Берта носилась туда-сюда, беседуя с кактусами и называя их по именам: Ёжик, Кнопка, Тазик, Козлик, Червячок, Кувшинка, Пирожок. А любимый бабушкин кактус — огромный, головастый, цветом напоминающий перезревшую сливу, носил ещё более горделивое имечко — Синяк.