Война сердец (СИ) - "Darina Naar" - Страница 351

Когда «Эстелле» надоело кривляться, она наколдовала в воздухе хлыст, и мир Данте снова разрезала боль. При каждом ударе, что наносила эта женщина, кожа у Данте лопалась и пузырилась. Хлыст явно был напичкан магией, что усиливала боль в разы, и Данте кричал и кричал, срывая голос. И он так и не задумался, что Эстелла, настоящая Эстелла, не может колдовать, она не может вытворять такие вещи. Здравые мысли до него уже не доходили. Дамочка грубо смеялась, запрокидывая голову, и уверяла, что ненавидит Данте, а любит всю жизнь одного мужчину — Тибурона.

К январю издевательства двух магов довели Данте до изнеможения. Голос Салазара ещё звучал в его мозгу, напоминая назойливое жужжание мухи, но Данте не разбирал слов.

Утром тринадцатого января Тибурон, заставив Данте проглотить некую дрянь фиолетового цвета, долго и задумчиво смотрел, как тот извивается, прокусывая себе губы до крови.

— Я вижу, всё бесполезно, — молвил маг, прохаживаясь по комнате. Одет он был в длинную синюю рясу; подол её волочился хвостом. — Ты не понимаешь ни по-хорошему, ни по-плохому и не хочешь сказать, почему перстень меня не слушается. Магия Крови? Будь она неладна! Но ведь я совершил обратный ритуал. Я хотел лишить тебя не только власти над перстнем, но и силы. Твоя магия должна была вернуться ко мне. Ты был жалким младенцем, когда я тебе одолжил часть своей силы и перстень, ты должен был стать их хранителем, а не хозяином. Но теперь перстень не подчиняется даже волшебной палочке, что я позаимствовал у одной нашей общей знакомой. Эта палочка почему-то не содержит магии, хотя считается сильнейшим колдовским артефактом.

— Одно из двух: либо эта стерва меня надула, либо её надул тот, у кого она взяла эту палочку. Я — величайший колдун, я бы мог стать властелином мира, я всегда был с магией на ты, но сейчас происходит непонятное. И ты, слизняк, должен мне объяснить, что ты сделал с перстнем! — подойдя ближе, Тибурон с размаху ударил Данте по лицу. — Ты мне скажешь! Скажешь! И ты должен, обязан заставить перстень подчиняться мне, своему истинному хозяину!

Тибурон скрипел зубами, но Данте лишь безучастно пялился в потолок.

— Молчишь, незаконнорождённый ублюдок? Ладно. Тебе, видать, мало. А вот интересно, где же наша любимая Эстельита? Жду её, не дождусь.

При упоминании Эстеллы Данте нервно вздрогнул, и Тибурон, сверкая чёрными глазами, загоготал. Снова ударил Данте по щеке.

— Неужто ты ещё не понял, выродок, что эта женщина — моя? Она любит меня, а ты ей противен. Мы давно с ней любовники. Она сходит от меня с ума, пищит от моих ласк и поцелуев, как мышь в мышеловке.

В эту секунду открылась дверь, и в комнату вошла Лже-Эстелла, необыкновенно красивая в платье цвета янтаря. В руках она несла клетку, где сидели три чёрных крысы.

— А вот и объект наших мечтаний пожаловала! — громогласно произнёс Тибурон. — Ты великолепна сегодня, красавица! Впрочем, как всегда. Что ты нам принесла?

— Сегодня будет весело, — протянула «Эстелла», скаля белые зубки.

Поставив клетку на стол, она поочередно вынула крыс, беря их голыми руками, и усадила к Данте на грудь.

— Вот они, мои очаровашки. Думаю, сегодня они развлекутся на славу, — и «Эстелла» нежно погладила одну крысу. Все три были огромные, жирные, размером с упитанную кошку; они мерзко шевелили носами, волоча за собой длинные тонкие, как плети, хвосты.

Хоть Данте и плохо соображал, но фобия дала о себе знать. И пока крысы, гуляли по нему да по столу, где он лежал, Данте трясло, как в припадке эпилепсии. Лже-Эстелла, хохоча, обнимала Тибурона.

— Ну вот, скажи мне, дорогой, — обратилась она к нему. — За что мне его любить? Трусливый маленький мальчик боится милейших крысок! То ли дело ты, я люблю смелых и изобретательных мужчин, — и она поцеловала его в губы.

В голове у Данте царил беспросветный мрак, грудь разрывали на части боль и страх. «Умереть... умереть... я хочу умереть...», — подумал он, пялясь на гроздья летучих мышей под потолком. Он слышал издевательский смех Эстеллы, ощущал на теле мерзкие копошения крыс, и у него ум за разум заходил. Неужели этому не будет конца? Ну сколько можно? От бессилия у Данте полились слёзы, а когда одна из крыс вплотную добралась до его лица, Данте, глянув на её морду, потерял сознание.

С утра тринадцатого января Эстелла не находила себе места — Клариса обещала, что сегодня они пойдут искать Данте, но всё медлила и медлила. Она пропустила завтрак, оставив записку, что ушла по делам, «которые не терпят отлагательств». Явилась к обеду (как показалось Эстелле, чем-то очень довольная). И лишь часам к трём дня, когда Эстелла уже готова была её разорвать на кусочки, Клариса объявила, что им пора «навестить того, кто их уже заждался». На удивлённые вопросы Ламберто и Лусиано, Клариса пояснила, что они с Эстеллой едут на поиски Данте.

Дедушка Лусиано, всё обиженный на Данте, заявил: если они Данте найдут, чтобы ноги его в доме не было. Из-за него развалилось их родство с Мендисабалями, да и отношения с акционерами Национального банка у Лусиано трещали по швам — Браулио Мендисабаль настроил всех против герцога, и акционеры делали всё, чтобы Лусиано вышел из состава банка.

Ламберто на Национальный банк было плевать. Он радовался, что Клариса, несмотря на утрату Гаспара, продолжает жить и думать о делах насущных. Данте найти надо обязательно. И Ламберто объявил: он тоже хочет поехать за Данте вместе с Кларисой и Эстеллой, и это не обсуждается. Судя по лицу Кларисы, она была этим раздосадована, но отговаривать Ламберто не стала: как-никак, а Данте его сын.

Эстеллу же волновали Данте и салон моды, управление которым пришлось взвалить на главную приказчицу, сеньориту Росу, — благовоспитанную старую деву. Эстелла предупредила сотрудниц, что её не будет несколько дней. Она упросила дедушку Лусиано контролировать дела салона, изредка туда заглядывая. Тот, скрепя сердце, согласился, хоть и не понимал её логики: на пару дней салон можно просто закрыть. Эстелла и сама удивлялась той тщательности, с которой готовилась ехать за Данте, будто собиралась в кругосветное плавание. Она даже взяла с собой волшебное зеркальце, что однажды помогло ей сохранить Данте жизнь. С тех пор зеркало магии не излучало, но Эстелла нафантазировала: а вдруг зеркало пригодится. Закрыв в него ранозаживляющее зелье, Эстелла сунула зеркальце в карман дорожного плаща, что накинула сверху платья.

К четырём часам дня трое наших героев отправились в путь. Эстелла верхом на Жемчужине, Ламберто — на Императоре, своём любимом скакуне, серебристом с чёрным мазками на боках. Клариса же оседлала тёмно-рыжего Каштана. Эстелла было попыталась усадить её на Алмаза, но тот заартачился. Стуча задним копытом, он закидал Кларису землёй.

— Какая упрямая лошадь! — наморщила лоб Клариса, отходя от алмазовых копыт подальше. Тот фыркал и тряс гривой. — Это же лошадь Данте, не так ли? Видать, никого не подпускает к себе, кроме хозяина.

— Он впервые так себя ведёт, — сказала Эстелла. — Меня подпускал. Я же ездила на нём верхом, Алмаз всегда был очень спокойный, он гораздо послушнее моей Жемчужины. Не понимаю что с ним.

— Да не хочет и не надо, — отмахнулась Клариса. — Нет разницы на какой лошади ехать.

Миновав несколько бульваров и кварталов, троица спешилась в заброшенном сквере. Здесь было безлюдно, а вокруг низенького фонтанчика сгрудились скамьи и разросшиеся кусты магнолии. Не долго думая, Клариса залезла с ногами в фонтан, взмахнула рукой, и чаша, откуда била вода, вспыхнув, раскололась. Фонтан разъехался как двери королевских покоев, демонстрируя каменную лестницу, уходящую отвесно вниз.

— Нам сюда, — поманила всех за собой Клариса и первая начала спускаться по ступенькам.

Ламберто и Эстелла последовали за ней. Эстелла, привыкшая к волшебству, особо не удивлялась, да и доверяла Кларисе, ведь ни раз помогала ей и Данте. А вот на лице Ламберто читалось детское изумление.

Когда закончились многочисленные ступени, наши герои оказались в каменном коридоре без окон и дверей. Только факелы горели на пустых стенах. Эстелла припомнила: когда она побывала здесь впервые, обстановка была иная: были двери и комнаты, сейчас же, кроме узкого тоннеля, не наблюдалось ничего.