Война сердец (СИ) - "Darina Naar" - Страница 339

Клариса в Буэнос-Айрес так и не поехала — прошедший накануне семейный обед, хоть и расставил все точки над «и», но не уломал ни Кларису, ни Данте быть к родственникам снисходительнее. Да и ещё одной причиной, по которой Клариса осталась в Ферре де Кастильо, неожиданно стал Гаспар. Эстелла не понимала, чем этот бесхребетный тюфяк заинтересовал самодостаточную Кларису. А, может, дело в чём-то другом? Мало ли что у Кларисы на уме. Но вчера Гаспар полдня оказывал Кларисе знаки внимания и отвлёкся лишь раз, поведав Эстелле о её родном отце Рубене де Фьабле, с которым когда-то они были дружны. Рассказал и о любви Рубена и её матери. Подробностей Эстелла не знала, поэтому слушала Гаспара, затаив дыхание. Кто бы мог подумать, что холодная, как льды Антарктики, Роксана в восемнадцать лет натуру имела страстную. Полюбив Рубена, она писала ему пылкие записки на адрес Гаспара.

— А зачем он выдавал себя за вас и обманывал маму? — спросила Эстелла.

— Он хотел произвести на неё впечатление, — ответил Гаспар печально. — Кто-то вбил Рубену в голову, что женщин привлекают мужчины в военной форме. Вот он и назвался карабинером, чтоб выглядеть в глазах Роксаны эдаким отважным кабальеро. На самом деле он даже верхом не ездил.

— Он был таким трусом? — разочарованно воскликнула Эстелла.

— Нет, Рубен не был трусом, но больше всего он любил себя, комфорт и благополучие, вплоть до того, что, испачкав туфли, готов был истерить из-за этого несколько часов. Какие уж тут лошади? Он боялся выглядеть небезупречным. Хотел быть совершенством во всём и не желал браться за что-то, не будучи уверенным, что сделает это идеально. А в глазах женщин он хотел представать героем.

Эстелла недовольно поморщилась, вспомнив, как однажды Данте спас её от разбойников. А ещё он защищал её, когда Маурисио вздумал их пытать. Данте готов был умереть за неё. Он настоящий герой, а её отец... Это большой вопрос. Можно сколь угодно притворяться, но стоит попасть в ситуацию, где надо проявить геройство, так «герой» мигом и сдуется.

В конце беседы Гаспар подарил Эстелле портрет её отца. Разглядывая его, Эстелла сочла: Рубен был очень красив, один из самых красивых мужчин, что она когда-либо видела, не считая Данте. Не зря Роксана так влюбилась — молодые девушки нередко очаровываются красавчиками. Эстелла не хотела верить, что её отец был мерзавцем, но всё указывало на то, что Рубен Роксану не любил — у него была натура ловеласа, коллекционера женских сердец.

Пока Эстелла размышляла об отце, о вчерашнем обеде и иных семейных вопросах, экипаж всё удалялся и удалялся от родного ей города. Монотонное мелькание пейзажа убаюкивало, погружая в транс. На жгучие взгляды Данте Эстелла не реагировала — было лень шевелиться и не хотелось гневить дядю и дедушку, а хотелось уснуть и проснуться уже в Буэнос-Айресе. И она не брала в толк, что глухая крепость отчуждения между ней и Данте становится всё выше и выше.

А Данте мало сознавал что происходит с ним самим, с Эстеллой, с их отношениями. Жутко болела голова, в ушах жужжало, а сердце то и дело подкатывало к горлу. Было бы лучше всё забыть раз и навсегда, отключиться от мира, исчезнув в тумане, что наполняет его мысли, являясь из ниоткуда. Эстелла его не любит и это уже неоспоримый факт. Сегодня с утра Данте чувствовал себя как никогда несчастным. Салазар испарился из его головы, оставив в памяти одни провалы. Он помнил о смерти Мисолины и Роксаны, помнил, как спасал Эстеллу из огня, и даже помнил, что Ламберто его родной отец. Но мысли путались, теряясь где-то между прошлым и настоящим. Помнил Данте и разговор с Эстеллой на берегу реки, когда она сказала, что любит Маурисио, помнил тюрьму и Жёлтый дом, но всё, что происходило между этими событиями, будто закрасили чёрной краской.

Тайком вздохнув, Данте прижался щекой к тёпленькому бочку Янгус, что горделиво восседала на его плече. Та нежно булькнула, ероша перья и напоминая пушистый шарик. Данте жмурился, сдерживая слёзы. Любовь, это жестокое, мучительное чувство, за столько лет так и не покидало его сердце. Но гордость была сильнее, сильнее даже самой невыносимой муки. Нет, он не позволит никому над собой потешаться!

— Данте, не понимаю, зачем ты взял с собой эту птицу? — подал голос Ламберто. — Можно было в Байресе купить другую, да и там у нас в саду живут павлины, они очень красивые.

— Мне не нужны павлины, — глухо отозвался Данте. — Я не предаю друзей, а Янгус — мой друг.

Этот диалог вывел Эстеллу из полусна. Украдкой она посмотрела на Данте, но тот, глядя в угол, тёрся щекой о Янгус.

— Ты так любишь животных? — улыбнулся Ламберто.

— Да, люблю. Животные гораздо лучше людей, — исподлобья сверкнул глазами Данте. — Они никогда не обманут и не предадут. Люди же делают это всегда.

В груди у Эстеллы кольнуло — она слышала эти слова из уст Данте много раз, но теперь они явно относились к ней. Ну зачем он так? Ведь сердцем она никогда его не предавала, даже будучи близка с Маурисио.

— Кстати, дядя, а лошади, Алмаз и Жемчужина, они ещё там, в конюшне? — Эстелла попыталась смягчить разговор, который Данте уводил в агрессивное русло.

— Стоят себе, куда они денутся, — ответил Ламберто. — Конюхи ухаживают за ними, чистят, расчёсывают, выводят на прогулку.

— Слышишь, Данте, Алмаз и Жемчужина в доме дяди и дедушки! — весело сказала Эстелла.

В грустно-обречённом взгляде Данте что-то мелькнуло, что-то тёплое, живое, хотя и мало похожее на радость. Сейчас глаза у него были ярко-синие, как два чистейших сапфира.

— Я рад, что наши лошади живы и здоровы, — тихо сказал он, глядя на янгусовы лапы. — Я бы хотел их увидеть.

— Ты их увидишь, — Ламберто изумляло поведение Данте, его бесконечные перепады настроения от печали до агрессии, от нежности до злости и обратно — и всё в течение пяти минут. И Ламберто не знал, как искать подход, чтобы не настроить Данте против себя окончательно. До чего же тяжёлый характер!

— Кстати, дядя, а как же мне быть с ветеринарной клиникой? — вспомнила Эстелла. — Я же уехала, просто закрыв её на ключ.

— Она принадлежит вам или Маурисио?

— Мне. Маурисио купил помещение и записал его на моё имя, он сделал мне подарок, — объяснила Эстелла.

— Ваш супруг очень щедр, — отозвался молчавший до этого Лусиано. — Ясно, что он любит вас, раз делает такие подарки. По-моему, всякая женщина счастлива, когда любима.

Эстелла, безмолвствуя, на Данте глянуть не осмелилась. Тот, закусив губы, отвернулся к окну. В голубых небесах танцевали белые облака. Данте притворился, что изучает их форму, но он не видел ничего — перед глазами всё плыло. Янгус ласково трепала его клювом за ухо. Ну зачем, зачем он попёрся в столицу? Он будет жить в одном доме с Эстеллой. Он будет ежедневно слушать разговоры о Маурисио, а то и встретит его самого, станет невольным свидетелем их отношений с Эстеллой. Неужели ему мало мук?

— Думаю, что помещение клиники можно продать и подыскать другое в Байресе, — рассуждал Ламберто.

— Но я больше не хочу заниматься клиникой! — заявила Эстелла. — Знаете, дядя, я поняла, что медицина — это не моё. Лечить людей я не могу, ведь я брезгливая. С животными проще и я их обожаю, но я бы предпочла дружить с ними и любоваться на них, чем ковыряться в их болезнях.

— Так чего же вы хотите, Эстелла? — хором удивились Лусиано и Ламберто столь внезапной перемене.

— Не знаю... — повела плечиком Эстелла. — Я люблю рисовать, вышивать, танцевать, я люблю красивые наряды, драгоценности, балы, — перечисляла она лениво. — Но я не хочу бить баклуши в четырёх стенах, как большинство аристократок. Я бы с удовольствием занялась каким-нибудь делом. Но я не знаю, что могло бы мне понравиться. Мне быстро всё надоедает. Я не могу подолгу заниматься одним и тем же.

— А я вам ещё давно говорил, Эстелла, что вы могли бы стать художницей, — напомнил Ламберто. — Рисуете вы превосходно. Мы можем организовать выставку ваших работ.

— Это было бы замечательно, — Эстелла на миг задумалась, и губы её расползлись в очаровательной улыбке. — О, дядя, у меня возникла идея! Может, мне открыть салон мод? Вы только представьте, я буду придумывать и рисовать эскизы нарядов, шляпок и зонтиков, портные будут шить, а потом мы устроим показ, куда созовём все сливки общества.