Война сердец (СИ) - "Darina Naar" - Страница 334

Роксана открыла сейф крошечным ключиком, что выудила из ящика письменного стола. В сейфе она обнаружила несколько золотых слитков и пару мешочков с бриллиантами, а ещё шкатулку, большую, дубовую, закрытую на замок. Роксана подцепила его шпилькой.

Внутри оказались драгоценности. Чего тут только не было! Бусы и ожерелья, браслеты и кольца, подвески, серьги, диадемы и тиары. Подойдя к овальному зеркалу, что украшало стену кабинета, Роксана поправила причёску и платье, отряхнув их от пыли, и обвешала себя украшениями с головы до ног. Она опустошила шкатулку, надев всё, что в ней было. Она набила сумочку и карманы платья бриллиантами и жемчужинами. Умирая, она заберёт с собой в могилу всё. Там, в ином мире, она должна блистать не меньше, чем здесь. Она должна быть богата и красива, ведь она встретит там Рубена!

И она не будет заживо поджариваться в горящем доме, словно куропатка на вертеле. Роксана подумала об Эстелле, представив её на месте той самой куропатки. Мисолина сказала, что она её заперла. Отлично! Пусть эта паразитка сдохнет в муках. А она, Роксана, будет счастлива с Рубеном.

Подойдя к бару, Роксана налила в бокал вино, алое, как закат. Выудив из секретера бутылочку с прозрачной жидкостью, она бухнула её содержимое в бокал — вино запузырилось. Сев в кресло, как королева на трон, Роксана осушила бокал залпом.

— Я иду к тебе, Рубен, любимый... Жди меня, я скоро, — шепнула она.

Когда Данте вошёл в особняк, он пожалел, что вернулся сюда. Никого он тут не найдёт, это нереально. Где искать этих двоих, неизвестно, лестница рухнула и забраться на второй этаж нельзя.

Гостиная уже вся полыхала: зелёные канапе, ковры, мебель орехового дерева — всё покрылось копотью и горело, как погребальный костёр.

— ЭЙ! Тут кто-нибудь есть? Отзовитесь!

К счастью, Данте сразу же услышал вопли. Нет, пение. Женский голос, писклявый и звонкий, громко пел песню. Поди это одна из них: Роксана или Мисолина. Кто ещё сподобится петь посреди пожара? Мысленно посылая их ко всем чертям, Данте пошёл на голос и увидел Мисолину.

Та, стоя посреди охваченной пламенем гостиной, размахивая руками и кружась, распевала песенку о демоне, что, приходя во снах к девушкам, сводит их с ума.

— Ты что, дура, творишь?! — рассвирепел Данте. Подбежав к Мисолине, он схватил её за плечи. — Ты слепая, не видишь, что тут пожар?

— Ах, красавчик, это ты?! — обрадовалась Мисолина. — Конечно, я вижу, что тут пожар. А ты не видишь разве, как я счастлива? Скоро весь дом рухнет и я останусь посреди пепелища, как главная победительница битвы. Все, все мои враги сдохнут у меня на глазах! Особенно эта дура Эстелла! О, как я её ненавижу! Поскорей бы она обуглилась, как жареный окорок! Надо бы скормить её тушку собакам! Не зря же я тут всё поджигала, туфельки себе портила, спину гнула, как батрачка на плантации, столько труда вложила в это восхитительное пламя! — и она взмахнула рукой, обводя ею гостиную. За спиной её догорали остатки лестницы; дым и пламя стояли столбом.

Данте, восприимчивый к запахам, силился не задохнуться от смрада и гари, а Мисолине было хоть бы что — она вся сияла от гордости.

— Рано радуешься! — прошипел Данте. Вмиг он ощутил и ненависть, и всю абсурдность этой ситуации: он уже не в первый раз спасает эту ненормальную, что желает смерти его Эстелле. — Значит, это твоих рук дело, дрянь? Это ты подожгла дом?

— Ага, я! Я-я-я! — тоненько пропела Мисолина, улыбаясь во весь рот, и поаплодировала сама себе. — Здорово я придумала, правда? Я тут всё подожгла, а затем подпёрла балкон этой уродливой каракатицы, моей сестры, бревном. Она меня избила в борделе, ну, ты помнишь, красавчик, когда она ворвалась и помешала нашему счастью. А я ведь пришла туда поймать жениха! Она меня достала, она с детства надо мной издевается, и я сегодня решила положить конец её беспределу. Сколько можно страдать и терпеть унижения?

Данте сжал кулаки — так захотелось ему надавать Мисолине пинков. Меж тем, огонь уже подбирался к холлу, грозя отрезать последний путь к отступлению. Если они не уйдут отсюда немедленно, они сгорят заживо.

— Могу тебя разочаровать, идиотка, — не размыкая губ выплюнул Данте. — Я спас Эстеллу, она жива. И если ты будешь лезть к ней, я тебя размажу по стене, поняла?

Лицо Мисолины помрачнело.

— Как же так, котик? — пропищала она, невинно хлопая глазами. — Ведь эта змея не оставит нас в покое!

— Нас?

— Да, нас, ведь мы же любим друг друга, а она нам мешает. Она ведьма и хочет нас разлучить, — не моргнув глазом заявила Мисолина.

— Чего-чего? — прохрипел Данте вне себя от бешенства. — Кто-то из нас определённо сошёл с ума. И я даже знаю кто. Чего ты вообще городишь, дура безмозглая? Тебя явно что-то привиделось.

— Конечно, нет! Я же знаю, что ты сходишь от меня с ума! Ни один мужчина передо мной не устоит. Ведь я — богиня! Мы же теперь поженимся, правда, котик? О, я должна срочно выйти замуж за богача, а ты теперь богат и знатен, мы с тобой — отличная пара.

У Данте аж всё поплыло перед глазами от ярости и возникло странное ощущение, что это с ним уже происходило. Но этого быть не могло — Мисолина впервые завела с ним такой разговор.

— Где твоя мать? — спросил он, тряся её за плечи, чтобы привести в здравый рассудок.

— А я-то откуда знаю? — пожала плечами Мисолина. — Я её не встречала.

— Тогда идём, а то крыша сейчас рухнет, — задрав голову, Данте разглядывал потолок, но сквозь дым не видел его.

— Уйти отсюда и пропустить момент, когда останется кучка пепла? Ну уж нет! — Мисолина топнула ногой, возмущённо тряся белокурыми локонами. — Я ни за что не пропущу такое зрелище! Я должна это увидеть! И ты оставайся со мной, пёсик! Смотри, какая я красивая. Ты такой, как я, никогда не видел. Давай займёмся любовью прямо сейчас! — с этими словами Мисолина стянула с себя корсаж, обнажая грудь.

— Да ты совсем больная! Идём отсюда немедленно! Тут пожар, а ты мне свои прелести показываешь!

— Но ведь у меня красивая грудь, правда? Ну, птенчик, давай займёмся любовью, — канючила Мисолина притворно-детским голоском. — Только представь, как это будет здорово! Вокруг пламя, и мы вдвоём, на полу! Ты такой красивый и богатый, и я хочу, чтобы ты меня раздел. А когда всё сгорит и подохнут все лишние, мы поженимся!

И тут над их головами что-то затрещало и потолок зашатался. Данте, не реагируя более на повизгивания Мисолины, взвалил её к себе на плечо и потащил на выход. Добежали они лишь до холла — через секунду потолок и стены обвалились.

— Чёрт, всё из-за тебя, дура! — только и успел крикнуть Данте, когда на них с Мисолиной упала груда камней.

Падая на пол, Данте смутно подумал, что он дважды идиот: надо было сразу хватать Мисолину и бежать на выход; да и почему он не воспользовался магией? Но сознание помутилось и он провалился в темноту...

Некогда величественный белый особняк доживал свои последние минуты. Стены рушились, крыша провалилась, а Роксана, разряженная в золото и бриллианты, словно индийская богиня Лакшми, сидящая в кресле, как на цветке лотоса, ещё дышала — яд, проглоченный с вином, действовал медленно. Роксана уже не ощущала себя живой. Она не видела, как обваливается потолок, погребая её в могилу из камней, остатков бархатной обивки, кожи, красного и чёрного дерева и позолоты. Она не слышала, как за окном вопит, обезумев от страха и отчаяния, Эстелла: «Данте! Данте! Он остался там!». Роксана ощущала небывалую лёгкость. Она умирает, как истинная королева, не дожив и до сорока. И перед глазами чётко встало красивое лицо Рубена. Улыбаясь, он звал её: «Роксана, Роксана, иди сюда...», — ямочки играли на его щеках, а карие глаза лукаво блестели. Он манил её к себе, протягивая руки в белоснежных перчатках, и она пошла...

Рубен то приближался, то отдалялся, плавая к густом, сверкающем тумане. И Роксана вдруг увидела себя со стороны: ту, иную, восемнадцатилетнюю Роксану, ещё полную жизни и тайных страстей. Вот она, нарядившись в гаучо, скачет верхом на Агат. И так отчаянно колотится её юное сердце от предвкушения свидания с ним. С Гаспаром. То есть с Рубеном.