Война сердец (СИ) - "Darina Naar" - Страница 147

— Лет семнадцать-восемнадцать. Но вы мне не сказали, сеньора, вы нашли чего хотели?

— Эмм... нет.

— Я ж говорила, нет тут ничего. Мы с Эстебаном всё уж перерыли и в этом кабинете, и в маленьком.

— Но ведь должны быть какие-то бумаги! Не мог же старый плут сдохнуть и забрать их с собой в могилу! — Амарилис, взяв в руки серебряную пепельницу, пристально её разглядывала.

— Не мог. Я вот чего думаю: а там ли мы ищем?

— Хм... Возможно, было бы нелишним обыскать чью-то спальню...

— Вы думаете эта мегера Роксана стала бы хранить у себя компромат на бывшего свёкра? Да она его терпеть не могла! Ежели б к ней попали эти бумажки, она б сдала его с потрохами, это уж наверняка.

— Я бы не была так уверена, Либертад. Это удар по репутации. Имя — то, чем больше всего дорожат в этом доме, — объяснила Амарилис. — Но я тоже думаю — Роксана тут ни причём. Её мысли работают в ином направлении, уж я-то знаю, ведь дружу с ней столько лет, хоть это и непросто. Но ради благих целей можно потерпеть и неудобства. Роксане нет дела до семьи бывшего мужа. Как и до моей семьи. А вот бабуля... Полагаю, она могла бы кое-что поведать о своём покойном муженьке. Ежели в её руки попали эти бумаги, она явно их припрятала. Тем более, что именно она хранит ключик от его кабинета.

— Я уже думала об этом, — Либертад завязывала мешок с мусором. — Мадам Берта — женщина с принципами, сомневаюсь, что она бы стала прикрывать грязные делишки своего мужа.

— Может, и не стала бы, будь он жив. А покойников-то зачем трогать? Наверняка тоже печётся о репутации. И если и узнала что-то, помалкивает. Не все люди способны вытрясать скелеты из шкафов. Но я их вытрясу непременно! — пообещала Амарилис.

— Нет уж, увольте, в комнату мадам Берты я не полезу! — утрамбовав мусор, Либертад поднялась на ноги. — Знаете, она так чутко спит, и она такая хитрая. Её не проведёшь. Она сразу засечёт, что что-то происходит.

Амарилис задумалась.

— Это мог бы сделать Эстебан, — выдала она.

— Я ему скажу. Но я ж не просто так вам помогаю, — напомнила Либертад.

— Получишь ты своего Эстебана. Недолго осталось.

— Надеюсь, вы не отраву мне подсунули, и они сегодня все проснутся? — встревожилась Либертад. — А то они всю ночь проспали и полдня уж, дрыхнут не шевелясь, как трупы в гробах.

— Они проснутся. Отрава — это не мой метод, — голос Амарилис зазвучал низко и вкрадчиво. — Я ведь не Роксана.

И она удалилась, горделиво задрав голову.

На следующий день Эстелла хотела отмочить тот же фокус, что и накануне — поменяться платьями с Либертад, дабы навестить Данте в его темнице, но не тут-то было. Супруги Дельгадо, Беренисе и Эухенио, устроили званый обед, на который Роксана, Арсиеро и остальные члены семьи были приглашены как почётные гости. Обед давался в честь обручения их сына Диего с троюродной сестрой, приехавшей в Ферре де Кастильо из Новой Испании [1].

Роксане не было приятно вновь переступать порог дома на улице Святого Фернандо — великое множество тайн и воспоминаний хранили эти стены. Особняк, перешедший к Беренисе (сестре покойного Рубена де Фьабле) по наследству, стал её семейным гнёздышком, где царила чопорная скука. Без сопровождения дочерей ни Роксана, ни Арсиеро туда пойти не могли, ибо пригласили всю семью, и изнывающая от тревоги Эстелла провела среду, слушая ханжеские беседы едва знакомых ей людей.

Роксана, в компании Арсиеро и его коллег-депутатов, обсуждала какие-то законопроекты, пила вино и даже спорила наравне с мужчинами. Бабушка Берта что-то внушала Беренисе — полной и бесцветной женщине в устрично-розовом платье. Эстебан слонялся по дому со стаканом виски в руках. Хорхелина слушала болтовню хозяина, с любопытством его разглядывая.

Рассказы отца Диего, Эухенио Дельгадо — дипломированного доктора, немного развлекли Эстеллу. Это был видный мужчина, высокий и моложавый, с чуть вьющимися седыми волосами. Есть люди, которые умеют стареть с шиком. Доктор относился к их числу. Лицо его, хоть и покрылось морщинками, но ещё сохраняло тонкость и изящество черт. Надо полагать, в юности доктор Дельгадо отличался красотой.

Доктор был известен не только модерновыми врачеваниями, но и длинным языком. Он любил поболтать, собирая вокруг себя толпы почитателей. Вот и сейчас гости, затаив дыхание, слушали его рассказы о новомодном медицинском изобретении — пиявках. Дескать, Европа поголовно ими лечится, найдя альтернативу всем лекарствам. Ведь эти крошечные существа могут спасти даже от тифа, оспы или чумы. Слушатели смотрели мужчине в рот.

Но вскоре после начала болтовни чудо-доктора, с пиявок перешедшего на мистический рассказ о том, как он за два часа вылечил гангрену на ноге, которую уже собирались ампутировать, до Эстеллы дошло, что доктор — обыкновенный шут и бахвал и ни черта в медицине не смыслит. И свой диплом наверняка купил.

Эстелла потеряла интерес к рассказам доктора Дельгадо, переключив внимание на Мисолину. Та сидела в одиночестве, с отрешённым видом глядя в никуда. Диего, стоящий у колонны напротив, взирал на неё с отчаяньем. Меж тем, вскоре он должен был жениться на Кларибель — блеклой девице, плоскогрудой и длинноносой, что сейчас играла на фортепиано. С красавицей Мисолиной эта кура определённо не могла соперничать. Если бы Эстелла не была так занята своими проблемами, своей бедой, своими мыслями о Данте, она, наверное, пожалела бы сестрицу и этого мальчика, страдающего от безответной любви. Но, честно говоря, Эстелле было наплевать. Пусть они все катятся в преисподнюю! Сейчас её волнует только Данте.

По рассказам бабушки Эстелла знала: как Эстебан и Арсиеро не убеждали Роксану не выдавать Мисолину за графа де Пас Ардани, это не помогло. Роксана упёрлась как баран. Тогда Эстебан пошёл другим путём: уговорил Диего посвататься к Мисолине. Диего лучился от счастья, родители его не возражали, да и Мисолина была согласна на всё, лишь бы её избавили от похотливого вдовца. Роксана едва не уступила, как вдруг нарисовалась Кларибель. Это была дочь кузена Беренисе — владельца большой верфи в Новой Испании. Диего она приходилась троюродной сестрой. Именно отец Кларибель выкупил для Беренисе и её семьи родительский особняк, который был выставлен на продажу из-за просроченных векселей. Он подыскал сытное местечко городского доктора для Эухенио и оплачивал семейству кузины счета и прихоти. Сам же доктор Дельгадо всё заработанное проматывал за игровым столом.

Богатый родственник потребовал, чтобы Диего женился на его дочери. Он рассчитывал устроить личную жизнь Кларибель, а заодно сохранить капитал в семье. В конце восемнадцатого столетия свадьба между кузенами и кузинами была нормой, и к таким внутрисемейным бракам относились спокойно.

Родители Диего не могли отказать своему благодетелю, иначе он грозился, предъявив им счета, сделать их банкротами. И теперь Кларибель приехала в Ферре де Кастильо на собственную помолвку.

Мисолина осталась не у дел, а Роксана мгновенно зацепилась за это, уверяя, что «брак с Диего развалился, потому как сама судьба желает, чтобы Мисолина стала графиней де Пас Ардани». И все доводы отныне были бессильны.

Званый обед, плавно перетёкший в ужин, закончился крайней степенью раздражения для Эстеллы. Беренисе завела шарманку о том, как справедлив падре Антонио, естественно не обойдя стороной тему, что уже два месяца обмусоливал весь город: публичную казнь колдуна, устроившего пожар в церкви.

— Туда ему и дорога. Мерзкий Дьявол, покусившийся на святые реликвии, должен гореть в пламени ада! — заявила она.

Все прочие дамы согласно кивали, возмущаясь: «и как же земля таких людей носит?».

— А какой способ казни выбрали падре и судьи? — как бы невзначай поинтересовалась Роксана.

— Ой, мы, богопослушные прихожанки, так надеялись, что это будет костёр или виселица, — ответила Беренисе, — но идиотский закон «О гуманности к осуждённым на смерть», что подписал наш вице-король, не впервые портит людям, жаждущим возмездия, всю малину, — у Беренисе на лице было такое выражение, будто она съела червяка. — Представьте себе, епископ запретил сожжение на костре и требует, чтобы во всём вице-королевстве осуждённых даже за преступления против церкви наказывали либо гарротой [2], либо гильотиной [3], либо расстрелом. Падре Антонио сказал, что для пятничной казни они с епископом и судьями выбрали расстрел. Уму непостижимо!