Мне уже не больно (СИ) - "Dru M" - Страница 43

Я сажусь в кровати, отчаянно борясь с головокружением. Смотрю на Илью и будто бы вижу его впервые.

Грубый заносчивый парень, невзлюбивший меня с самого первого дня. Чем я так выводил тебя? Тем, что не смотрел в твою сторону, будучи занят другим человеком?

— Алик тебя ненавидел за то, чего в тебе не было, — Илья останавливается, чтобы взглянуть на меня и сказать отчаянно и резко: — А я, черт подери, тебя за это люблю.

Я сползаю с края кровати, пошатываюсь на нетвердых ногах, цепляясь за металлическое изножье. Шагаю Илье навстречу, тяжело опираюсь о его напряженные плечи, потому что от слабости не могу даже прямо стоять. Тянусь к его губам и целую: больно кусаю за нижнюю губу, проталкиваю язык ему в рот.

Лишь бы заткнулся, лишь бы перестал нести этот бред.

Лишь бы перестал взрывать своими словами мне мозг.

Ненавижу.

Не-на-ви-жу. Мычу ему это в рот по слогам, выгибаюсь под его холодной ладонью, забравшейся под пижамную кофту и скользящей вдоль позвоночника. Царапаю его шею, вцепляясь ногтями в загривок, залепляю звонкую пощечину, когда он отстраняется, чтобы невесомо поцеловать меня в распухший нос, в саднящую скулу, в заплывший глаз. Бью его по груди кулаками, бью, пока в изнеможении не обмякаю в кольце обнимающих меня рук.

Почему. Какого хрена.

Зачем ты так со мной поступил, Илья?

Зачем ты так долго об этом молчал?

========== 5. Вне подозрений ==========

Отец велит Илье ни на шаг от меня не отходить всю неделю. Что, несомненно, идет на пользу моему душевному состоянию, но мешает восстанавливаться физическому. Потому что большую часть дня дома никого, кроме нас, нет, и Илья бессовестно этим пользуется, протирая мной каждую горизонтальную поверхность.

— Ты ходишь совсем как пингвин, — веселится Илья на четвертый день, складывая руки в замок за головой и наблюдая за моими вялыми перемещениями до ванной и обратно. Ходить прямо мне мешает адская тянущая боль в заднице, которая коварно не дает о себе знать, когда мы занимаемся сексом, но спустя пару часов после становится реально ощутимой проблемой.

— Да что ты говоришь, — злюсь, забираясь на кровать и пихая разлегшегося посередине Илью коленом под бок. — А кто в этом виноват? Ты, озабоченный плебей!

Илья сощуривается, а потом вдруг резко дергает меня за плечо, и в следующий момент я уже оказываюсь вжатым его сильным жарким телом в матрас. Его колено провокационно трется о мой пах, а зубы проходятся по кадыку, что заставляет моментально забыть обо всем. Как и его запах, эта одуряющая смесь мужского парфюма, хвойного геля для душа и едва различимых пота и бензина.

— То есть, когда ты спрашиваешь по утрам: «что ты хочешь на завтрак, может быть, меня?» — это скрытый крик о помощи, а не прямая провокация? — уточняет Илья, скептически вздернув брови.

— Между прочим, никто не мешает тебе хотеть на завтрак, скажем, яичницу с беконом, — отвечаю, с достоинством вздернув подбородок, за что Илья, сдавленно рыкнув, ставит мне засос под ключицей. — Эй, ты совсем сдурел? — я отпихиваю от себя его бестолковую башку и смотрю на кожу, медленно наливающуюся красным. — А если отец увидит? Что я ему скажу, что с Кариной практиковал инцест?

Илья со смешком отмахивается:

— Да не парься. Под футболкой не видно будет.

Мы пару минут молча лежим бок о бок на кровати, уставившись в потолок, а потом Илья серьезно спрашивает:

— Дим. А то, что между нами, это… по-настоящему?

— Нет, во мне просто юношеская похоть разыгралась, — произношу ядовито. Но, замечая по тихому вздоху Ильи, что вопрос живо его волнует, я приподнимаюсь на локте, заглядываю ему в глаза и произношу с недоверием: — Ты действительно думаешь, что я решил заменить тобой Алика?

Илья виновато опускает взгляд.

— Это из-за того, что я спокойно отнесся к тому, что мы начали с тобой спать? — оскорбляюсь невольно. — Так я же не девственник, и я тебя хочу… И я не вижу в этом проблемы…

— Нет, — Илья качает головой, перехватывает мою ладонь и прижимает к сухим губам. — Не из-за этого. А из-за того, что Алик очень долго был центром твоей вселенной.

Я вздыхаю.

Знал же, что рано или поздно этому разговору суждено случиться. Но, как ни странно, тема не вызывает во мне болезненно нежелания говорить. Нет больше клубка неразрешимых чувств, мешающего дышать полной грудью. Просто теперь я знаю, что поступаю правильно.

— Ты все верно тогда сказал, — я улыбаюсь и тянусь к его губам. Поцелуй выходит ленивым, чувственным и долгим. — Я слишком долго пытался соответствовать его ожиданиям вместо того, чтобы оставаться собой. Мне нравится, что сейчас я — это настоящий я. Мне нравится, что с тобой мне не приходится притворяться. Мне с тобой легко и хорошо, понимаешь?

Для меня это признание стоит в тысячу раз больше любых других слов. И, судя по тому, как Илья улыбается, это все, что ему нужно знать.

— Чего бы ты хотел? — Илья ласково целует меня в почти зажившую скулу, гладит подушечкой большого пальца по слегка опухшему веку левого глаза. Каким же нежным он может быть, когда мы остаемся наедине. Я чувствую себя, когда он делает такие простые любовные жесты, наивным теряющим голову мальчишкой.

— Прямо сейчас? — делаю вид, будто задумываюсь. — Тебя! Но сначала кефир. Принеси, а?

Илья закатывает глаза.

— Кисломолочный маньяк, — вздыхает он, вставая с кровати. — Тебе кефир нравится больше, чем я.

— Не спорю, — замечаю с хитрой улыбкой.

Илья показывает мне средний палец, скрываясь в коридоре. А я поднимаюсь, чтобы найти домашние штаны и футболку. Одеваюсь, сажусь обратно на кровать и уже подумываю о том, что неплохо было бы хоть раз открыть учебник по химии, как слышу голоса со стороны лестницы.

Илья возвращается, неся кружку с кефиром, а следом за ним в комнату заходит Карина.

— Клевый засос, — криво усмехается она, мельком на меня взглянув, и устраивается на подлокотнике кресла. Я невозмутимо гляжу на Карину в ответ, поправляя ворот футболки. То, что она очень быстро узнала о пустующей по ночам спальне Ильи и сопоставила это с нашими переглядываниями и изменившимся тоном взаимных колкостей и подначек, не означает, что это же заметили отец с тетей Алей.

А вообще странно.

Вроде бы еще не кончился пятый урок, а Карина уже дома, пусть и не успела переодеться из школьной формы в домашнее.

— Ты чего так рано? — я беру у Ильи кружку и делаю небольшой глоток. — Случилось что-то?

— Угу, — Карина мрачнеет. — Ульяну хакнули.

— Климову?

— Ага.

Если честно, я не понимаю, почему Карина так переживает. Ну, взломали страницу лучшей подруги, да с кем не случается. Помню, страницу Виктора взломали классе в пятом, написали на его стене кучу несуразностей, разослали от его имени несколько спамных сообщений, на том дело и закончилось. Вик обратился за помощью к Дублю, тот — к знакомым специалистам, и доступ к странице был возвращен.

— И что в этом такого? — спрашиваю, допивая кефир и оставляя пустую кружку на тумбочку.

— Тот, кто это сделал, успел сохранить фотки, которые Уля присылала Антону, — поясняет Карина негромко. Илья складывает руки на груди и хмурится, а до меня начинает постепенно доходить.

— Откровенные фотки? — конечно, я знал, что между Антоном и Ульяной что-то завязывается, но думал, что они, как дети состоятельных родителей, у которых немало врагов, будут осмотрительнее с тем, что пересылают по сети. Неприятная ситуация. — Тогда отец Ульяны что угодно сделает, лишь бы фотки не выложили в общий доступ.

— И Антон тоже. Точнее, его мать, — добавляет Карина, закусив нижнюю губу. — Ты только представь — заставить плясать под свою дудку компанию, специализирующуюся на перевозках, и самого крутого аудитора в городе, который может, дернув за нужные ниточки, скрыть любые незаконные доходы и расходы.

— Конечно же, это дело рук Романовых, — заявляю я уверенно и зло, облокачиваясь о кованое изголовье кровати. — Как они сорвали сделки моему отцу, так и здесь приложили руку.