Мысль — твой враг (ЛП) - Кришнамурти Уппалури Гоппала - Страница 21

В: Итак, совершенен не индивид, но вид?..

О: Каждое человеческое существо отличается. Вот и всё, что я говорю. В мире нет никого такого же, как вы. Говорю вам, никого! Я имею в виду, в физиологическом смысле, знаете ли. Но мы игнорируем это и пытаемся слепить каждого по единого образцу и создать то, что мы называем наибольшим общим делителем. Вы всё время пытаетесь воспитывать их и подгоняете их под систему ценностей. Если же система ценностей не работает, то естественным образом происходит революция. Вся идея смены структуры ничто иное как переоценка {revaluation} старой системы ценностей. Революция означает лишь переоценку нашей системы ценностей. Это то же самое. Через некоторое время всё утихает, а потом опять подходит к революции. И снова не происходит улучшения. Или происходит очень незначительное улучшение. Но в основе это видоизменённое продолжение того же самого. Вам известно, какие ужасы мы совершили в ходе данного процесса. Стоили ли оно того? Но вы, похоже, думаете, что стоило. После убийства такого множества людей вы возвращаетесь к той же самой системе, тем же самым методам. Какой в этом смысл? Но мы продолжим следовать тем же путём.

В: Могу я спросить вас о смерти? Что такое смерть?

О: В природе нет никакой смерти, а только перетасовка атомов. (смеётся)

В: Что происходит?

О: По каким-то причинам в природе должен поддерживаться энергетический баланс. Я не знаю, почему так. Итак, смерть происходит только когда для атомов возникает необходимость подержать баланс энергии во вселенной. Это просто перетасовка атомов. Этот организм не в силах обнаружить, что в некий момент времени он родился и в некий момент времени умрёт, а также то, что в данный момент он живёт и не мёртв. Знание, которым мы обладаем об этом живом организме: рождение, смерть и всё прочее — в данном случае (указывает на себя) отсутствует.

В: То есть, вы утверждаете, что не можете знать, живы вы или мертвы?

О: Никоим образом. Если вы спросите меня: «Вы живы?», я скажу, что жив. Потому что вопрос возник из представления о том, как живое человеческое существо функционирует, действует и мыслит. Это идея. Итак, если вы действительно спросите меня: «Вы живы или мертвы?», я отвечу, что я очень даже жив, потому что ваш вопрос извлекает всё имеющееся у нас знание о моделях поведения живого человеческого существа. Но мы не в силах испытать сам факт того, что живы. Видите, мысль мертва. Она пытается ухватить нечто, что живо, что пульсирует.

В: Таким образом, мысль пытается воспринять нечто, что она не в силах воспринять?

О: Не в силах, потому что она может при этом сгореть. Если вы дотронетесь до оголённого провода, вам конец. Так и мысль не хочет касаться, она хочет только поиграть, надеть перчатки и просто поговорить об этом.

В: Обладает ли тело пониманием без участия мыслей?

О: Сердцу ни на мгновение не становится известно, что оно качает кровь. Оно не спрашивает: «Я правильно всё делаю?». Оно просто работает. Оно не спрашивает: «Есть ли какая-либо цель?». Для меня этот вопрос не имеет смысла. Вопросы «Есть ли какой-либо смысл?», «Существует ли цель?», — лишают жизнь её живого качества. Вы живёте в мире идей.

В: Есть ли жизнь после смерти?

О: Всё, что я скажу, будет не очень интересно людям. Когда люди спрашивают меня, существует ли реинкарнация, я отвечаю, что реинкарнация существует для тех, кто в неё верит, и не существует для тех, кто в неё не верит. Это не умный ответ, потому что всё дело в вере. Если вы зададите основополагающий вопрос: «Существует ли реинкарнация подобно остальным природным явлениям, вроде гравитации?», я бы ответил отрицательно, определённо нет. Она не настолько является частью природы, как гравитация. Но если вы хотите верить в реинкарнацию, это другое дело. Вера в реинкарнацию вызвана потребностью в том, чтобы после вашей так называемой смерти нечто продолжило существовать. Это тот же механизм, что желает знать, что случится после смерти. По той же самой причине вы задаёте вопрос: «Есть ли у жизни какой-либо смысл, есть ли у неё цель?». По некой причине тот механизм, то движение мысли не хочет завершаться. Вы видели, как люди умирают. Поэтому за веру в то, что должно быть что-то по ту сторону, ответственна вера в наличие некого центра, некого духа, некой души. Но если вы действительно хотите узнать, есть ли что-то по ту сторону, вам надо умереть прямо сейчас. Когда вопрос или эта вера подходят к концу, тут же наступает смерть. Наступает клиническая смерть. А после уже вообще не возникает вопрос о загробной жизни, потому что у живого организма нет возможности знать, что он жив.

В: И вы сказали, что те, кто верят в реинкарнацию…

О: Вера должна быть. Прекращение веры — смерть.

В: Значит, со смертью вера завершается.

О: Но вы заменяете одну веру другой, одну иллюзию другой иллюзией. Вот всё, что мы делаем.

В: Мне хотелось бы задать другой вопрос…

О: Ответ будет таким же. (смеётся)

В: Мне бы хотелось спросить вас о любви.

О: О боже! О боже! (смеётся)

В: Я знаю, что говорят о любви люди.

О: И что вы о ней думаете?

В: Не знаю.

О: И я не знаю.

В: Есть ли другой?..

О: Должны быть двое, вы знаете. Я люблю кого-то, и кто-то любит меня. Где бы ни была разделённость, любви там быть не может. В качестве связующего моста через эту щель, которая нас ужасает, которая не имеет смысла, которая чего-то от нас требует, — мы используем причудливую идею о том, что между двумя людьми должна быть любовь.

В: Между чем угодно?..

О: Между чем угодно: я люблю свою страну, я люблю свою собаку, я люблю свою жену и что там ещё. Какая разница между тем, люблю ли я свою жену, свою страну или свою собаку? (оба смеются) Вам это может показаться очень циничным. Но факт в том, что разницы нет. Вы любите свою страну, я люблю свою страну — и вот вам война.

В: Значит, любви нет? Любовь — просто одна из мыслей?

О: Да, создана мыслью.

В: Может ли тело не любить?

О: Само по себе оно не любит. В нём нет обособленности.

В: Тело это всё, что можно любить?

О: Вы хотите, чтобы я ответил на ваш вопрос утвердительно. Я не пытаюсь увильнуть. Это не политическое интервью. Я не уклоняюсь. Я не хочу давать никакого умного или дипломатичного ответа. Почему мы спрашиваем о любви?