Городская фэнтези-2006 - Руденко Борис Антонович - Страница 98

Я вернулся в подъезд и минуты две звонил в квартиру с табличкой «Участковый», но по-прежнему безрезультатно. Время приближалось к пяти часам, уже почти стемнело. Мне стало страшно.

Я снова заявился в отделение милиции и снова был послан к участковому. Я рассердился, накричал на майора и потребовал принять от меня заявление. Майор сказал, что принять заявление он, конечно, может, но чем это сможет мне помочь, он не представляет. Я просунул руку в узенькое окошко и схватил его за руку, майор вдруг побледнел и весь покрылся холодным потом.

— Я сейчас вернусь, — сказал он и скрылся из поля зрения.

Минут десять в зарешеченном окошке никого не было, а потом там появился очень молодой и тщедушный старший лейтенант, смотревший на меня с заметной опаской, которую безуспешно пытался скрыть. Перед тем как сесть на стул, он отодвинул его на полметра назад. Очевидно, опасается, что я и его тоже ухвачу за руку.

— Мне нужна помощь, — заявил я.

Старший лейтенант страдальчески развел руками.

— Вы можете посидеть здесь, пока проклятие не рассосется, — он указал взглядом на жесткую лавку у стены. — Если у вас есть деньги, наймите охрану на вечер…

— Нет у меня таких денег, — перебил я его. — Но я плачу налоги…

Старший лейтенант состроил такую гримасу, как будто вот-вот расплачется.

— Извините, — сказал он, — но мы и вправду ничего не можем сделать.

Глупо было надеяться на что-то иное.

Я сел на лавку и просидел там ровно час, а затем вышел на улицу покурить. Мимо проходила благообразная старушка с палочкой, я подошел к ней и вежливо попросил посмотреть мое будущее. Старушка осторожно коснулась моей руки, закатила глаза и рухнула навзничь, при этом ее голова громко ударилась о край тротуара.

Старушка не шевелилась. Я взял ее за руку и попытался нащупать пульс. Пульс был. В этот момент бабушка открыла глаза и тихо простонала:

— Убирайся.

Я попытался помочь ей подняться, но больно получил тростью по голени и был вынужден отступить. Кряхтя и охая, бабуля кое-как приняла вертикальное положение и впилась в меня ненавидящим взглядом.

— Что вы увидели, бабушка? — спросил я.

Старушка неожиданно разразилась витиеватой тирадой, сплошь состоящей из мата. Я непроизвольно ссутулился и втянул голову в плечи. Интеллигентная бабулька, матерящаяся как сапожник, — это настолько нелепо, настолько противоестественно… Мне вдруг захотелось срочно исчезнуть куда-нибудь, чтобы мое присутствие не отравляло жизнь другим людям.

Должно быть, вид у меня стал совсем жалкий. Бабулька вдруг смягчилась и сказала:

— Берегись маленького человека с усами.

И ушла.

Я смотрел ей вслед, тупо наблюдая, как она удаляется из поля зрения. Я понимал, что должен догнать ее и расспросить о деталях пророчества, она ведь явно увидела что-то новое, так ведь и должно быть, сбывающееся пророчество всегда обрастает деталями по мере того, как приближается его срок, но… Но она ведь не виновата, что встретилась на моем пути, она не обязана давать мне детальные пояснения, в конце концов, ей неприятно ковыряться в моей несчастной судьбе.

Я понимал, что на карту поставлена моя жизнь, что, если я хочу пережить эту ночь, я должен наплевать на все остальное, выпытать у кого угодно все детали этого чертова пророчества и выяснить наконец, что я должен сделать, чтобы оно рассосалось. Но ничего делать не хотелось. Хотелось просто стоять в стороне и наблюдать, как происходит то, что не должно происходить. Это было ненормально, это было противоестественно, но это было так.

Я вернулся в отделение милиции и снова уселся на лавку. В зарешеченном окошечке теперь снова сидел майор, он неодобрительно взглянул на меня, тут же отвернулся и больше не встречался со мной глазами.

Через некоторое время со мной случилась истерика. Я подошел к окошку и начал требовать сделать для меня хоть что-нибудь, все, что угодно, но только чтобы это помогло, ведь время пророчества приближается, скоро меня убьют и ни одна живая душа не хочет мне помочь. Я сделал огромную глупость, когда пришел сюда, понадеявшись, что моя милиция меня бережет… как же! Функции у милиции очень простые — сначала посадить, а потом стеречь. А если преступник не пойман, толку от ментов никакого. Мне не нужно было сюда идти, мне нужно было прийти домой, запереться на все замки и не пускать домой никого, кроме Наташи… да и ее тоже лучше не пускать. Она должна понять, что на карту поставлена моя жизнь, а если ей на мою жизнь наплевать, если она не готова ради ее спасения один вечер поужинать в «Макдоналдсе», то это ее проблемы. Мне такая жена не нужна.

Все эти мысли роились в моей голове, пока я приставал к майору, просунув руку в окошко и пытаясь ухватить его за какую-нибудь часть тела. Майор старательно уворачивался.

Неожиданно я обнаружил, что по моим щекам текут слезы, это было очень противно и унизительно. Осознав этот факт, я разрыдался в полный голос и понял, что это еще более унизительно. Этот майор смотрит на меня, думает, что я полнейшее чмо, и ведь он не далек от истины…

Я выкрикнул что-то злое и выскочил на улицу. И чуть не сбил с ног маленького, коротко стриженного мужичка с шальным взглядом и большими усами. Одет он был в неприметный серый бушлат, да и весь был какой-то неприметный. Если бы не старушка, я бы не обратил на него никакого внимания.

— Закурить не найдется? — вежливо поинтересовался мужичок.

В его серых глазах плясали дьявольские искорки. Он надо мной издевался. Сейчас я дам ему сигарету, а потом…

Неожиданно для самого себя я успокоился.

— Найдется, — сказал я и полез за пазуху.

Не вытаскивая револьвера из-за пазухи, я снял его с предохранителя, как бы невзначай повернулся к собеседнику боком и нажал на спусковой крючок. Быстро выхватил револьвер и выстрелил еще два раза.

Куда попали первые две пули, я не заметил, а третья пуля вошла мужичку точно в лоб. «Контрольный выстрел», — подумал я и глупо хихикнул. Было в этом хихиканье что-то истерическое.

И упал, срезанный автоматной очередью. Револьвер выпал из руки, немного прокатился по льду и остановился. Было совсем не больно, и сознание не затуманилось. Я просто не мог пошевелиться. Я лежал и наблюдал за тем, что происходит вокруг.

А происходило вокруг много чего интересного. Откуда-то набежало много людей в серых бушлатах с автоматами, они громко и матерно ругались, причем не столько в мой адpec, сколько в адрес человека, которого я только что застрелил.

— Дурак! — орал один голос. — Чувство юмора решил проявить, остолоп!

— Почему он был вооружен?! — орал другой голос. — Вы куда смотрели, мать вашу?!

В поле зрения нарисовался давешний майор, он виновато разводил руками и пытался оправдываться, путано и бестолково. А потом какой-то из голосов произнес слово «закольцовка», и я все понял. И в этот момент сознание начало гаснуть.

У меня в очередной раз прихватило печень. Фельдшер «Скорой» считал себя парнем что надо.

— Не д-дрейфь, С-серега, — сказал он, слегка заикаясь, — я тебя в такую больничку отвезу — закачаешься!

— Не хочу, — говорю, — качаться, хочу оставаться прямоходящим.

— Б-будешь ходячим, — отвечает он радостно, — и совсем даже не под себя ходячим… Ха-ха-ха! T-тебя там подлечат, на н-ноги поставят. И сможешь опять водяру глушить в неограниченных количествах.

Он хохотнул. В этот момент я даже пожалел, что назвал ему свое имя. Ну что это за фамильярность, в самом деле! С-серега! Какой я ему С-серега?! Да еще водяра эта… Если печень у человека больная — непременно в алкоголики запишут!

Почувствовав отвращение ко всему на свете, я отвернулся к закрашенному белым окну. Сквозь процарапанную в краске дырку мелькали деревянные домики и припорошенные снегом деревья — явно не городской пейзаж.

— Куда это мы? — спросил я.

— Б-больничка в пригороде, — пояснил фельдшер, — д-да т-ты не д-дрейфь, С-серега, я ж плохого не посоветую… Там такие врачи, что и м-мертвого на ноги п-поставят. 3-зуб даю.