Городская фэнтези-2006 - Руденко Борис Антонович - Страница 75

Открыть янтарную дверь не так-то просто. Надо забыть себя. Разорвать привязанности, погрязнуть в аскетизме. До боли, до крика вызверенного ощутить, как чужд и безобразен этот мир. Дверь пропустит лишь одного. Одного, понимаете?.. Даже мысли о ком-то другом не должно возникнуть. Потому что если возникла — значит, держит. Значит, не пройти.

И вот эта лохма веснушчатая похитила его блистательное «там-не-здесь». Сожрала тупо, не задумываясь. Ладно бы другая, но эта, эта! Да вы взгляните на нее, дуру! Вон, сидит, трясется.

Стены придвинулись, не давая вздохнуть. Краски выцвели, посерели, все стало каким-то ненужным. Куда он теперь?.. Будь Волька девчонкой, он бы заплакал. Но мужчины не плачут, это всем известно.

— А ну, проваливай!!! — заорал он, топая ногами. Схватил гостью за ворот. — Слышь? Это мой дом!

От рывка ветхая футболка девчонки лопнула. Гостья испуганно вскочила и побежала. Ага, не нравится! Волька мчался следом, норовя пнуть побольнее. Так тебе, ворюге! Коридор кончился. Отступать было некуда. Девчонка ревела у его ног, уткнувшись носом в потертый дерматин, а Волька путался с ключами, все не мог и не мог открыть замок. Но вот справился. Вытолкнул ее на лестничную клетку и, захлопнув дверь, привалился спиной к мокрому от слез дерматину.

Ф-фу-у… Все!

Из-за двери доносились всхлипывания. Волька зажал уши. Еще реветь будет, зараза. Сама все испортила и еще ревет. Как будто это он виноват! Ничего. Теперь бочком, ползком — к телефонному аппарату. Он этого дела так не оставит. Он еще жаловаться будет. Ишь!

Пальцы сами выстучали номер Небыльца. Трубка отозвалась длинными гудками.

Раз. Два. Три. Ну же!.. Четыре. Пять.

Дольше семи ждать нельзя. Таковы правила. В этот раз повезло: Небылец снял трубку после шестого гудка.

— Алло! Волька? Что случилось?

С пятого на десятое, путаясь и давясь слезами, Волька пересказал свою историю. Небылец слушал сочувственно, без лишнего озлобления. Когда Волька иссяк, он вздохнул:

— Всегда одно и то же… Ты ловца снов развязал?

Волька горестно шмыгнул носом. А надо было? Всего-то не упомнишь.

— Ладно, тень с тобой, — смилостивился Небылец. — Ничего страшного не случилось. Правил ты не нарушил, а забывчивость — не грех. Даже наоборот. Не хмурь свой незабвенный лик, о дремучий, река придет в небо!

Говорил Небылец в точности так, как, по мнению Вольки, должен говорить проводник туда. Это обнадеживало. Волькин голос против воли дрогнул:

— Точно? Неб, обещаешь?

— Обещаю, обещаю, о дремучий Вершитель. Свет над тобой пятном, да ты же совсем расслюнился! Завтра в восемь приходи. Все совьется. Летящих тебе снов.

— Летящих снов.

Волька с трепетом положил трубку. Душевный все-таки мужик Небылец. Другой бы ругать стал, а он — ничего. Помочь обещал. Не в силах сдержаться, Волька запрыгал по квартире. Кастрюли немытые, горшки цветочные… Прощайте навсегда! Впереди ждут другие цветы и другое небо. Глянуть, что ли, на звезды последний раз? Волька высунулся в окно. Бр-р-р! Вот и лета здесь толкового не дождешься. И вообще…

Под порталом валялся девчонкин рюкзак. Оставила, растрепа… Волька брезгливо, двумя пальцами его подцепил. Ткань дешевая, станина — чугун. Как они там живут? Лазить по чужим вещам нехорошо, но именно поэтому Волька, не колеблясь, распустил завязки. Он путешественник, ему можно.

Продранный на локтях свитер, застиранное полотенце, перетянутый аптекарской резинкой пакет с неведомыми пряностями. Привет из чужого мира. Повезло. Термос, халатик, трусики — их Волька сразу же стыдливо отложил в сторону. Тяжелая, битая молью куртка. Теплая, наверное…

Под ложечкой тоскливо засосало. Как она там, бедняга? На улице, в драной футболке…

«Первое попавшееся слово, — решил Волька. — Если нечетное число букв — остаюсь. Четное — пойду ее проведаю».

Слово придумалось — «Горменгаст». Десять букв. Стесняясь сам себя, Волька подошел к двери. Неслышно отворил, выглянул.

Девчонка сидела лицом к стене, зябко обхватив колени. Разодранная футболка свисала по сторонам бессильными крыльями. Волька на цыпочках прокрался к ней. Под лопаткой темнела свежая царапина. Голые плечи покрылись гусиной кожей; время от времени по ним пробегала дрожь.

И почему лицом к стенке? Не по-людски это.

— Ну, ты… Ты чего, а?.. — Он присел на корточки. Худенькое плечо оказалось совсем рядом — только руку протянуть.

— Уйди! — Голос девчонки звучал глухо. — Уйди, пожалуйста.

— Ты это… ну, прости…

— Ну уйди, прошу! — Она измученно обернулась. Слезы промыли на щеках блестящие дорожки, нос распух. — Как ты не понимаешь! Я хочу умереть! Это же не тот мир!.. — И путешественница разрыдалась, уткнувшись носом в Волькино плечо.

Ткань футболки тут же намокла. Женские слезы — страшное оружие. Вольке оставалось шептать глупые утешения, прижимая девчонку к груди, гладя по грязным волосам. Это надо ж дураком таким быть! А вдруг она — как он?.. Все правила соблюдала — и книжки, и привязанности… Она же не виновата! А вдруг бы с ним так — в чужом мире? Пинок под зад, иди куда хочешь?.. А идти некуда.

— Пойдем… — Волька неловко помог девчонке подняться. — Хоть переночуешь у меня. Надо отдохнуть… после дороги…

Когда человек хочет обнять девушку, но боится, зрелище получается комичное. Путешественница не стала смеяться. За ее плечами оставалась Зима.

— Вот ванная. Вымоешься, ну и вообще…

Девчонка впервые подняла на него взгляд. Все приготовленные заранее мужественные слова куда-то исчезли.

— Спасибо… тебе.

Сердце оборвалось, как на американских горках. Какие глазищи!

— Подожди, я из одежды подыщу… что-нибудь… А то это, — он ткнул в пояс девчонкиных джинсов, — ужас просто.

— У нас все так ходят… — пожала она плечами. Растерзанные лоскуты смешно вспорхнули, едва не свалившись. — И порталом сюда добираться две недели. А мыться негде и…

Две недели? То-то она такая чумазая!

— Вот и хорошо, вот и ладненько, — зачастил он, чтобы скрыть смущение. — С водой разберешься? Тут горячая, это холодная. Здесь душ.

— Это все мне?

— Тебе, тебе. И не вздумай экономить. У нас не принято.

Под аккомпанемент льющейся воды Волька помчался перерывать шкафы. Вот так приключение! Если бы только она не была такой страшненькой… А так ничего девчонка. Одеть бы только во что.

Никто в здравом уме и твердой памяти перед Урочным Часом постирушек не устраивает. Волька не исключение. Из одежды нашлись только огромная клетчатая рубашка и старые пузырястые треники. В отчаянии Волька полез на антресоли.

И тут началось.

По ушам полоснул визг:

— А-а-а-а!

В клубах пара из ванной вырвалось нечто розовое, истошно вопящее. Путешественница сбила Вольку с ног, сорвала покрывало с постели и мгновенно в него замоталась.

— Там!.. Там!.. — беспомощно лепетала она, указывая в облако. Не помня себя, Волька ринулся в жерло вулкана.

Так и есть! Оба крана — напрочь. Ну и силища у девчонки.

Хотите, открою секрет? Даром отдаю, заметьте. Никогда — слышите?! — никогда не закрывайте первым вентиль с холодной водой. Плохо будет.

Струя взорвалась кипятком. Лед и пламя… Говорят, сигнал по нервным окончаниям распространяется со скоростью сто двадцать метров в секунду. Если так, то у Вольки руки длиной полкилометра. Потому что он успел закрутить второй вентиль и лишь потом понял, что обварился.

— Прости… Прости… Прости…

В глазах у девчонки застыло отчаяние. Да что ж за напасть такая!.. Нет, наверное, мы, путешественники, все недоделки… Или это мир такой дурацкий, что все ломается?

— Я же не знала, — оправдывалась гостья. — Они хрупкие… здесь… Чуть пальцем тронь, сразу ломаются!.. Тебе очень больно?..

Волька помотал головой. Понятно, что ломаются… Сама тоненькая, хрупкая, а силы — на трех Конанов хватит. И как он ее только из квартиры выкинул?

— У вас здесь вообще все ломкое, — бесхитростно сообщила она. — И ходить легко. Прыгуче. Ой, я же у тебя все переколошмачу! Или потолок проломлю.