Шепот блуждающих песков (СИ) - Мамаева Надежда - Страница 14

А за спиной, внизу, царствовала пустыня. Танцевали суховеи, блуждающие пески напоминали ворочавшихся во сне великанов, укрытых рыжим одеялом. До этих земель редко доходили дожди: влага предпочитала излиться на плодородную почву плато. «Прямо как благородные кварталы сиятельных и бедняцкие людские трущобы, – мелькнула у меня мысль, – интересно, а мое место где? Тут или там?»

Зато лорд стихий к созерцанию оказался не расположен. Подсадил меня в седло и сам забрался следом. До ночи мы так и не слезли с ящера. У меня же возникло стойкое чувство, что мы попали в страну тысяч водопадов, от небольших, скользящих тонкими водяными нитями, до гигантов шириной в сотни и высотой во многие десятки шагов. Они с ревом низвергались с темных скал пенящимися, клубящимися потоками. Столько воды я не видела за все годы, что провела в Анчаре.

Когда же на небо выкатилась бледная до синевы первая из лун, а сумерки расписали синь купола плеядами звезд, Хантер решил, что хорошенького понемногу, и остановился. Сиятельный легко спрыгнул с ящера, а вот я застряла.

Если первый день в седле сказался болью в мышцах, то сегодня у меня затекло, а также было отсижено и натерто, кажется, все. Даже брови.

– Слезай, – муженек протянул руки, чтобы меня подхватить.

Я сидела, изображая истукана. Зато кронпринц, истосковавшийся по общению, сдал меня с потрохами.

– Она не может, – начал он в своей излюбленной манере, когда чувствуешь: тебя посылают, но так тонко, что любой ответ покажется грубостью и оскорблением, – леди седлу не привычная, вот и…

Сиятельный выглядел удивленным. Он что, думает, раз я живу среди песков – то и наездница отличная? Как же! У каждого приютского свой ящер и вся сбруя к нему. Ну-ну… Нет, ездить я умела, но гораздо чаще расстояние покрывала на своих двоих. Вот в беге, несмотря на разницу в росте, я бы с Хантером поспорила.

Когда я увидела ехидное выражение на привиденистом лице, во мне взыграла гордость. Да. Я не эта их лядь, ледя, леди голубых кровей, в дамском седле по утрам на моцион не выезжаю, но свое место знаю, и указывать на него при всяком удобном и неудобном случае всяким высокородным…

Я поступила, как женщинам зачастую не свойственно, – молча продолжила сидеть без движения с прямой спиной.

– Ну как хочешь, – пожал плечами Хантер на мой демарш, и только хотел отойти, как это все надоело самому заинтересованному в отдыхе из нас – ящеру.

Децли тряхнул спиной, и я на манер фарфоровой куклы полетела вниз. Поймать вопящую падающую леди традиционным способом, что часто используется в процессе свадебной транспортировки невест, сиятельный не успел. Поэтому схватил то, что попало под руки.

В очередной раз за сегодня зависнув параллельно земле (на этот раз в двух ладонях от кончика носа), я начала подозревать, что все мужчины в младенческом возрасте проходят специальное обучение: как половчее схватиться за грудь. И не теряют этот навык до глубокой старости. Хантер оказался не исключением. Одна его рука удерживала меня как раз в районе этой самой груди, вторая – на талии, основательно сдавив живот.

Спустя мгновение он аккуратно вернул меня в вертикальное положение, а потом и вовсе бережно усадил на расстеленное походное одеяло.

– Спасибо, – искренне поблагодарила я. Мог ведь не ловить, а дать пробороздить носом землю.

– Не за что. К тому же со сломанной ногой передвигаться мы будем значительно медленнее.

С этими словами он сгрузил сумку, расседлал Децли и, хлопнув его по лапе, скомандовал: «Домой». Ящер скосил на него один глаз, словно спрашивая: «А ты точно уверен?» Пришлось сиятельному заверить: «Давай-давай. Постараюсь сам справиться с этими двумя».

На его заявление принц уничижительно фыркнул, а я лишь подумала: «Неизвестно, кто за кем еще будет присматривать».

Мгновение – и ящер растворился в сумраке ночи, лишь еловые лапы беззвучно качнулись.

Блондин вздохнул, провожая взглядом свою ненаглядную рептилию, а потом начал обустраивать ночлег: как и вчера, достал огненный камень, крупу, котелок. Я же продолжала выполнять созерцательную функцию. Каждое движение отзывалось болью. На выразительные взгляды благородного не обращала внимания, впрочем, как и на его робкое проникновенно-ласковое: «А может, ты?..»

Как впоследствии оказалось, лучше бы я превозмогла боль и сварила эту безднову кашу! Результат кулинарных потуг сиятельного можно было смело отнести к оружию массового поражения: массы бы смотрели на него и поражались. Опустим то, что ложка застряла в этом клейстере намертво, а Хантер плюнул на механические способы извлечения коварного орудия пищевого боя и применил магию: дематериализовал кашу. Но то, как он вздохнул и полез за сыром и остатками хлеба, объясняло, почему мешок с крупой все еще почти полон. Преследуя этих революционеров, лорд перебивался сухомяткой.

Выходило, что мой случайный супружник хорошо стрелял из пистолета и отлично ездил, владел магией и знал правила светского этикета, как патер обеденную молитву, а вот с готовкой у него отношения не сложились. Судя по ложке – взаимно не сложились. Учтем-с.

Не подозревая о моих коварных планах, сиятельный соорудил два нехитрых бутерброда и всучил один из них мне. Жевала я через «не могу», а потом просто рухнула (в прямом смысле этого слова, не меняя позы) спать.

Когда открыла глаза, первое, что почувствовала, – это сладковатый запах табака. Муженек сидел, курил, жмурился в предрассветных лучах. У его ног стоял вдвое похудевший баул. Привиденистый кронпринц, обитавшийся рядом, задумчивый, молчаливый и какой-то настоящий, сбросивший маску, казался еще совсем молодым мальчишкой, взвалившим на плечи непосильный груз.

– А, проснулась, – Хантер заметил меня первый и отложил трубку.

Кронпринц тоже как-то подобрался, хотя это в его привиденистом исполнении было весьма затруднительно.

– Частично, – я попыталась встать, но познала все радости прострела.

Во всяком случае, именно так описывала бабка Эмма профессиональную болезнь заядлых сплетниц, любящих глазеть в замочные скважины: боль в спине, такая, что и не разогнешься.

Поза ярого борца с сорняками показалась мне милой и притягательной, а вот супружнику она чем-то не понравилась:

– Или ты сейчас разогнешься, или я тебе помогу.

Пришлось медленно, превозмогая ломоту в пояснице, выпрямляться.

– Вот видишь. Можешь, когда захочешь, – одобрительно протянул сиятельный, широко улыбаясь.

В путь мы двинулись спустя полчаса. Сначала каждый шаг отдавался болью, но потом то ли кровь разошлась, то ли боль отступила, но к тому моменту, когда показалась городская околица, я чувствовала себя вполне сносно.

Хантер еще раз сверился с картой, на которой почти рядом стояли три точки. Одна из них – городишко, чуть больше нашей дыры, через который проходила железная дорога. Две другие – деревеньки.

Кивнув своим мыслям, супружник достал кошель и, выудив пару серебрушек да россыпь медяков, протянул мне:

– Купи одежды. Женской. Себе – служанки, и мне – благородной леди. И обувь моего размера, – тут он для наглядности выставил вперед ногу в сапоге. – Да, парик не забудь и помаду с румянами.

После короткого напутствия монеты перекочевали в мою ладонь. Не успела я обрадоваться: вот он, шанс удрать, получив свободу и не ввязываясь в грязные игры знати, как меня остановила усмешка муженька. Взмах его руки – и мне на плечи легло заклинание.

– Чтобы не сбежала, – пояснил муженек, – не вернешься с заходом солнца – лишишься рук.

Да уж! Вот что значит: «Благородство сиятельного распространяется только на благородных». Я на такой щедрый дар могла не рассчитывать.

Городишко встретил меня гомоном босоногой детворы, скрипом повозок, базарной трескотней соседских кумушек, запахами сдобы и отбросов вперемешку. Я шла по улицам, разглядывая вывески. Ни одной лавки с готовыми платьями. Зато насчитала семь шильд с пенными кружками и четыре цирюльни. Как будто горожанам все, что нужно, – это напиться, подраться, а потом, протрезвев, вырвать недовыбитые зубы. Иных проблем, кроме как утолить жажду и побриться, похоже, они не имели.