Этика для нового тысячелетия - Гьямцхо́ Нгагва́нг Ловза́нг Тэнцзи́н "Далай-лама XIV" - Страница 7

Итак, очевидно, что, говоря в целом, общее состояние сердца и ума человека, или мотивация в момент действия, и является ключом к определению этического содержания поступка, и это легко понять, если мы рассмотрим, как влияют на наши поступки сильные отрицательные мысли и чувства, такие как ненависть и гнев. В такой момент наш ум (lo) и сердце – в смятении. Это не только заставляет нас терять чувство пропорции и перспективы, но мы также утрачиваем понимание того, как наши действия могут повлиять на других. И в самом деле, мы можем настолько расстроиться, что совершенно перестанем обращать внимание и на других, и на их право на счастье. Наши действия при таких обстоятельствах – то есть наши поступки, слова, мысли, оплошности и желания – будут почти наверняка разрушительны для счастья других. И это не зависит от того, каковы наши конечные намерения относительно других, или от того, сознательно мы поступаем или нет. Рассмотрим ситуацию, когда мы ссоримся с кем-то из своих домашних. Как мы справимся с возникшей напряженной атмосферой, будет в немалой степени зависеть от того, что лежит в основе наших действий в такой момент, – другими словами, от нашего kun long. Чем меньше в нас спокойствия, тем более вероятно, что мы будем реагировать отрицательно, говорить грубые слова, и еще более вероятно, что мы скажем или сделаем нечто такое, о чем позже будем горько сожалеть, даже если наши чувства в момент ссоры были глубоко задеты.

Или представьте ситуацию, когда мы причинили кому-то легкое беспокойство, например нечаянно толкнули во время прогулки, – и этот человек начал ругать нас за небрежность. Если наше сердце полно сострадания, мы не обратим внимания на сердитые слова, – но, если мы переполнены отрицательными чувствами, все будет иначе. Когда движущая сила наших поступков благотворна, наши действия будут автоматически направляться на увеличение блага других. Таким образом они автоматически становятся этичными. Далее, чем более привычным становится для нас подобное состояние, тем меньше вероятность того, что мы болезненно отреагируем на раздражающую ситуацию. И, даже если мы всё-таки потеряем самообладание, наша вспышка будет свободна от таких чувств, как злоба и ненависть. На мой взгляд, цель духовной, а следовательно, и этической практики – это трансформация и совершенствование kun long человека. Именно так мы становимся более хорошими людьми.

Мы постепенно понимаем, что чем больше мы преуспели в изменении собственных сердца и ума – благодаря взращиванию духовных качеств, – тем лучше мы справляемся с несчастьями, и тем больше становится вероятность того, что наши действия в целом станут этичными. И, если мне будет позволено привести в качестве примера мой собственный опыт, – такое понимание этики означает, что, постоянно стремясь взращивать положительное, или благое, состояние ума, я стараюсь быть максимально полезным другим, насколько это вообще в моих силах. Удостоверяясь, в дополнение к этому, что и по содержанию мои поступки положительны, насколько это для меня возможно, я снижаю свои шансы совершить неэтичный поступок. Насколько эффективна такая стратегия, то есть каковы последствия в смысле блага для других, сиюминутного или в перспективе, определить невозможно. Но, поскольку я постоянно прилагаю к этому усилия и поскольку я постоянно уделяю этому внимание, – неважно, что случится; у меня никогда не будет причин для сожалений. Я по крайней мере знаю, что сделал все, что в моих силах.

Описанные мною в этой главе взаимоотношения между этикой и духовностью не связаны с вопросом о том, как нам решать этические дилеммы. Об этом речь пойдет позже. Здесь я скорее очертил общий подход к этике, который, касаясь основных человеческих чувств, счастья и страдания, не затрагивает те проблемы, которые возникают при рассмотрении религиозной этики. Реальность такова, что большинство людей в наши дни не испытывают потребности в религии. Более того, возможно такое поведение, которое приемлемо в рамках одной религиозной традиции, но неприемлемо для другой. Что же касается смысла выражения «духовная революция», – я надеюсь, что сумел объяснить: духовная революция влечет за собой этическую революцию.

Во время моего публичного выступления в Японии несколько лет назад я увидел нескольких человек, идущих в мою сторону с букетами цветов. Я встал, чтобы принять их подношения, но, к моему удивлению, они прошли мимо и возложили цветы на алтарь позади меня. Я сел, испытывая немалое замешательство! В очередной раз я увидел, что события не всегда разворачиваются так, как мы этого ожидаем. Ведь такое течение жизни – когда возникает разрыв между тем, как мы воспринимаем явления, и реальностью данной ситуации – зачастую является источником многих страданий. Это особенно верно, когда, как в приведенном здесь примере, мы составляем суждение на основе частичного понимания, которое оказывается не до конца правильным.

Прежде чем рассматривать, в чём могла бы состоять духовная и этическая революция, давайте немного подумаем о природе реальности как таковой. Тесная связь между тем, как мы воспринимаем самих себя во взаимоотношении с миром, в котором мы живем, и нашим поведением в этом мире значит, что понимание явлений имеет для нас решающее значение. Если мы не понимаем окружающие нас явления, мы скорее всего будем лишь вредить себе и другим.

Когда мы задумываемся над этим вопросом, то начинаем понимать, что не можем полностью отделить какое-либо явление от контекста других явлений. Мы можем рассуждать лишь в рамках их взаимосвязи. В течение нашей обычной жизни мы ежедневно вовлекаемся в бесчисленные разнообразные действия, и получаем огромное количество чувственных импульсов от всего, с чем сталкиваемся. Проблема неправильного восприятия, которое, разумеется, имеет разные степени, обычно возникает из-за нашей склонности выделять определенные аспекты события или переживания и видеть их как представляющие целостность. Это ведет к сужению перспективы и соответственно – к ложным ожиданиям. Но когда мы рассматриваем реальность такой, какова она есть, мы быстро начинаем осознавать ее бесконечную сложность и понимаем, что наше привычное восприятие ее зачастую неадекватно. Если бы это было не так, понятие обмана было бы бессмысленным. Если бы предметы и события были такими, как мы ожидаем, у нас бы не было понятия иллюзии или ложного представления.

Для понимания этой сложной темы я нахожу в особенности полезной концепцию зависимого происхождения (по-тибетски ten del), разработанную буддийской философской школой Мадхъямика (Срединный Путь). Согласно ей, мы можем на трех разных уровнях разобрать, как существуют вещи и события.

На первом уровне применяется принцип причины и результата, в соответствии с которым все вещи и явления возникают в силу сложного переплетения взаимозависимых причин и условий. Этот принцип предполагает, что ни о какой вещи или событии нельзя утверждать, что они способны к возникновению или к продолжению существования сами по себе. Например, если я возьму глину и начну лепить из нее, я могу создать горшок. Этот горшок существует как результат моих действий. В то же время он также является результатом мириад других причин и условий. В их число входит сочетание глины и воды, создающее сырье для лепки. Кроме того, можно упомянуть об определенном сочетании молекул, атомов и других мельчайших частиц, составляющих данное целое (и которые сами по себе также зависят от бесчисленного количества разных факторов). Затем следуют обстоятельства, приведшие к моему решению слепить горшок. А затем следуют содействующие условия моих действий, когда я придаю глине форму. Все эти различные факторы отчетливо показывают, что мой горшок не может возникнуть независимо от данных причин и условий. Скорее это зависимое происхождение.

На втором уровне ten del может быть понято в терминах взаимной зависимости, которая существует между частью и целым. Без части не может быть целого; без целого понятие части не имеет смысла. Идея «целого» утверждается через части, но и эти части сами по себе должны рассматриваться как целостности, включающие в себя свои собственные части.